Д. Мицкис - Бердолька Чарли и Гертруды Богранд
Пришлось зажечь новые лампы. В первых голубоватый огонь погас.
Неожиданно Гертруда увидела яркую вспышку – будто воспоминание, та перенесла её далеко-далеко. Затем – услышала детский голос:
Чудесный миг, чудесный час —
Я чувствую: увижу вас!
Услышу все твои мечты.
Увижу я – увидишь ты.
И вновь Гертруда шла в Мрачном Тумане, переступая через сломанные ветки Дерева Смерти.
Сама собой вспомнилась фраза: «История повторяется дважды».
Уже повсюду раздавался детский плач. И тихо, почти неслышно, – чей-то шёпот. Тысячи голосов. От страха Гертруда схватила Эдварда за руку. Он освещал путь и следил, чтобы они случайно не оторвались от друзей.
Приходилось освещать туман и позади себя:
– Чтобы к нам не подошли близко.
Гертруда старалась отвлечь себя воспоминаниями, а детский голосок продолжал напевать:
Чудесный миг, чудесный час —
Я чувствую: увижу вас!
Через полтора часа земля под ногами стала каменистой. Усыпанная гнилыми яблоками дорога вела к скалам. Гертруда вспомнила: Александрийский маяк находился как раз у скал. Они на верном пути.
– Ой! – крикнула Козетта Пипс. – Меня кто-то схватил за крыло! Перо вырвал!
– Чщ!! – Кристофер обратился к Джессике. – Нужно торопиться. И говорите шёпотом. Обитатели Мрачного Тумана хоть и слепые, но уже наверняка нас услышали. Нужно успеть добраться до маяка, пока до нас не добрались они.
– О боже! – ныла Рупертина Никльби.
– Чёрт! – выкрикнул уже сам Кристофер, но продолжил шёпотом. – Эти твари хватают за ноги! Быстрее! Встаньте в круг и поднимите фонари как можно выше. Они не выйдут на свет! Джесс, осторожнее!
Свет ламп останавливался в метре от них, впитываясь в клубы густого тумана. Они никого не видели, но голоса и детский плач теперь слышали отчётливо.
– Что им от нас нужно? – шёпотом спросила у Эдварда Гертруда.
– Им нужны мы.
– У них не было собственной жизни, – ответил Кристофер. – Они слепые. Многие, кто попадал сюда, не находил обратной дороги. Другие сходили с ума. Вскоре ты сама вспомнишь.
– Пойдём! – скомандовала Джессика. И все снова направились по направлению стрелки компаса.
Шёпот и детский плач становились невыносимыми. Они были совсем близко. Слева, позади. Над каждым, кто находился в тумане.
Раздавались крики и ойканье – то одного, то другого кто-то хватал за ноги, руки, плечи.
Затем произошло ужасное.
Кто-то схватил Гертруду за волосы. Она крикнула, потянув Эдварда за руку. Обернулась – но только услышала детский плач. И вновь этот страшный шёпот.
Снова обернулась. Но больше никого не увидела.
В Мрачном Тумане они были с Эдвардом одни.
– Скорее! – прошептал он, направляясь туда, куда, по мнению Эдварда и Гертруды, пошли их друзья. Но чем быстрее они двигались, тем яснее понимали, что… заблудились. Без компаса. Со вторым догорающим фонарём.
– А если взлететь? – спросила Гертруда. Со всех сторон доносились детский плач, стоны и шёпот. Они шли уже почти два часа.
– Туман очень густой, – ответил Эдвард. – Мы не сможем взлететь.
– Нужно что-то делать. Отправить ребятам «молнию»?
– Отсюда невозможно отправить «молнию».
Гертруда старалась что-нибудь придумать, но ничего не приходило в голову. Они должны были уже находиться у Александрийского маяка. Искренне надеялась, что хотя бы их друзья успеют добраться к нему вовремя.
И тут у Гертруды душа ушла в пятки.
Она увидела впереди брата – в грязном сером хитоне. Он стоял перед ними, повернувшись спиной.
– Чарли! – произнесла Гертруда, когда Эдвард остановился, подняв лампу как можно выше. – Всё хорошо?
Брат не отвечал. Он продолжал стоять к ним спиной. Гертруда медленно подошла к Чарли, прикоснувшись к его плечу. Раздался пронзительный крик. Писк. Ор. Закрыв уши руками, Эдвард и Гертруда упали на землю. Фонарь лишь чудом не разбился. Где-то сверху пролетело что-то чёрное.
Туман сгущался.
Как вдруг крик оборвался.
– Чарли! – произнесла Гертруда. – Чарли!
Но брат уже исчез.
Эдвард поднял лампу и, взяв Гертруду под руку, повёл вперёд:
– Нужно идти. Прости.
Гертруда посмотрела на Эдварда. Она чуть не рыдала:
– Чарли ведь не…
– Не знаю. Честно. Не знаю.
Они шли молча, стараясь никуда не сворачивать. Под ногами – острые камни. Дорога уходила куда-то вниз. А шёпот доносился совсем близко.
Как вдруг дорога закончилась. И…
Эдвард ударился головой прямо о возникшую впереди стену. От неожиданности он чуть не выронил фонарь.
– Маяк, – сказал Эдвард, держась рукой за голову. На лбу назревала огромная шишка. – Не понимаю, почему его до сих пор не зажгли. Мы не могли здесь оказаться первыми.
Эдвард и Гертруда прошли вдоль здания, пока не обнаружили распахнутую дверь. Внутри показалась комната со старыми книгами. Разорванные, они лежали на полу. Прилипшие страницы запрещённого сборника «Malleus Maleficarum»[36], который предупреждал об «опасности свободомыслия».
Пройдя вдоль стены, они нашли винтовую лестницу. Каждая ступенька отдавалась скрипом. И Гертруда могла поклясться: кто-то следовал за ними по пятам. Она чувствовала: в неё впивались уже тысячи глаз. И непрекращающийся шёпот.
Они поднимались всё выше и выше, когда оказались в небольшом помещении с огромным потухшим прожектором. В помещение клубами врывался туман. А вместе с ним – шёпот и детский плач.
Эдвард снял свой рюкзак и достал из него что-то, похожее на драгоценный камень:
– Нужно это куда-то поместить, чтобы зажечь маяк.
Гертруда услышала шорох где-то неподалёку. Пока Эдвард искал, как зажечь прожектор, она всматривалась в темноту.
Её раны на руках кровоточили. Алые капли падали на старый деревянный пол. Теперь Гертруда не могла пошевелиться. Раскалывалась голова. Казалось, теперь она видит. Видит этот страшный взгляд. И вдруг – воспоминание.
ОН вернулся за ней. Самый Большой Страх. ОН мог бы покончить с ней здесь же.
Но произошло неожиданное. Послышался радостный крик Эдварда – прожектор маяка медленно загорался.
Ослепительный свет будто прожёг туман. Вокруг раздавался писк. И через мгновение всё изменилось. Где-то далеко гремели радостные крики болельщиков, фейерверки, грозные голоса судей и арбитров. Показались облака, мокрый снег, берег, скалы и приглашающая на Матч Единства праздничная реклама.
И хотя в комнате с ярким прожектором Эдвард и Гертруда теперь были одни, Гертруда знала: ОН вернулся. А это значит – теперь ОН будет её ждать.
* * *Гертруда оказалась дома глубокой ночью, когда Матч Единства уже завершился.
По небу летали красные и синие шары. Вспышками загорались салюты и фейерверки. Радуга переливалась лунным светом. Звучали счастливые крики зрителей Матча Единства. Они возвращались по домам и делились впечатлениями о незабываемом зрелище.
Бабушка Матильда ждала на кухне. Она сразу обняла внучку, чуть не плача:
– Господи! Я так переживала! Ох! И голодная, наверное!? Нет? Ну, хотя бы пирог! Родная! Ну, как же так!
Её встревоженный вид подтвердил опасения: Чарли потерялся, но, к счастью, его нашли гренадёры неподалёку от Александрийского маяка. Он уже несколько часов спал в своей комнате. Пока никому не рассказал, что произошло.
Бабушка Матильда показала письмо:
– Получила «молнию» от дедушки Филиппа во время твоей повестки. Всё хорошо. Очень переживает, что не смог написать нам раньше. Ох. Ложись скорее спать. На тебе лица нет.
Уставшая Гертруда поднялась в свою комнату (она была рада, что не пришлось ничего рассказывать бабушке Матильде). На подушке её кровати лежало две «молнии». В первой Кристофер написал: он и остальные участники Сообщества «Плющ» заблудились – Рупертина Никльби разбила компас. И если бы не Эдвард и Гертруда, они навсегда бы остались в Мрачном Тумане.
Вторая молния была от Верного Незнакомца:
Незавершённое дело. Надеюсь, ты уже вспомнила, ЧТО оставила в Непроницаемом Зале?
В тот вечер воспоминания приходили одно за другим. Теперь всё становилось понятным. Мистер С., Пингва Перей, Иугия, мистер и миссис Пипкин, Агнус Гробб… и ОН.
Гертруда всё бы отдала – лишь бы об этом пока не вспомнил Чарли.
Глава 16
Под скважиной
«История повторяется дважды».
Гертруде так и не удалось разговорить Чарли. Он клялся, что не помнил, как оказался один в Мрачном Тумане. Гертруда готова была ему поверить. Но после этого случая Чарли всё больше молчал. А вскоре и вовсе перестал разговаривать. Запирался в своей комнате. Не желал никого видеть. Как бы сказала миссис Пингва Перей, «в него будто бес вселился». С этим мнением не мог не согласиться и Кристофер. В одной из своих «молний» он напомнил, чтобы Гертруда была повнимательнее:
