Юрий Вийра - Мой папа – Мюнхгаузен (сборник)
Папа рассердился:
– Почему по шестнадцатому?! Написано же: двадцать шестой!
Водитель показал картонку с цифрой шестнадцать:
– Извиняюсь, я только спереди табличку поменял.
Папа был из-за мамы не в духе и как зарычит:
– Сами виноваты! Едем по старому маршруту! Нам в поликлинику надо, прививку дочке сделать!
Водитель поглядел на папино вооружение и согласился.
Едем, всех обгоняем.
По дороге они с водителем разговорились: папа ему про своего предка-дружинника рассказал, на долгую мамину командировку пожаловался.
Водитель вздохнул и поехал ещё быстрее.
Приехали, а там очередь: мамы с детьми, бабушки с внучками.
Папа щитом прикрылся, меня за руку держит – и в атаку!
Взрослые зашумели:
– Почему без очереди?!
Папа из-за щита выглянул и объяснил:
– Жена на неделю в командировку уехала. Понятно?!
Сделали прививку. Выходим из поликлиники. Троллейбус нас дожидается.
– Поехали ко мне в деревню, – водитель говорит, – на реку Дон. Я сто лет на родине не был.
Папа удивился:
– А разве на троллейбусе можно? Он же по проводам ездит.
Водитель усмехнулся:
– Всё можно. Если умеючи.
Поехали на Дон.
Приехали. Вот где красота!
Вдруг видим – стоит в поле наша дружина, стяги развеваются, кольчуги начищенные сверкают. Впереди князь на белом коне. А на горизонте – тьма-тьмущая войска неприятельского.
Папа сразу догадался: орда идёт.
Князь подтвердил:
– Да, она самая. Хан Мамай и хан Папай. А вы откуда?
– Из Москвы. Жена на неделю в командировку уехала.
– Ясно. Тогда – вперёд! – Князь сжал зубы и поскакал рядом с троллейбусом.
Водитель припал к рулю, папа из передней двери высунулся, мечом размахивает. Внезапно троллейбус наехал на камень, я подскочила… и проснулась.
– Пять минут прошло. Вставай немедленно!
В поликлинику мы съездили без всяких приключений. И очереди не было. А мама вернулась из командировки на два дня раньше. Вот папа обрадовался! И мама нас похвалила, что мы прививку сделали.
Беседки
О последнем мамонте
– Папа, разбуди меня завтра без пяти восемь, хорошо?
– Ладно. А почему так рано?
– Почему-почему?! Я сегодня опять опоздала.
– И тебе влетело?
– Нет. Первым уроком был русский, а Ольга Анатольевна за опоздание не ругает; говорит, что она сама опаздывала.
– Ольга Анатольевна?! Удивительно – мою учительницу по русскому тоже звали Ольгой Анатольевной, и она тоже не ругалась.
– А ты опаздывал?
– Конечно. Как сейчас помню, войдёшь в класс после звонка, извинишься, а Ольга Анатольевна скажет: «Постарайся завтра прийти вовремя – у нас будет диктант». Потом оглядит класс и руки потрёт от удовольствия: «О, Петрова нет! Подождём ещё минутку – интересно, какую историю он сегодня придумает?!» Вскоре из коридора послышится знакомый топот, и в класс ворвётся Пашка Петров: волосы взъерошены, щёки пылают, глаза горят: «Ой, вы знаете, почему я опоздал?!» Ольга Анатольевна его остановит: «Не торопись. Пройди к доске и подробно расскажи, что с тобой приключилось». И Пашка рассказывал. При этом он размахивал руками, крался вдоль доски, прыгал с воображаемой скалы или стоял, уронив голову на грудь и заложив руки за спину, изображая, как он мужественно вёл себя на допросе у пиратов, или резко нагибался, когда вражеские пули – «Пиу, пиу!» – или бесшумные индейские стрелы проносились у него над головой. Мы тоже втягивали головы в плечи и вместе с учительницей переживали: успеет Пашка вернуться в Москву к первому уроку или погибнет в джунглях Амазонки от индейских стрел, пропитанных ядом кураре.
– Папа, он погибал, да?
– Нет, но опаздывал частенько. Помню, например, такую Пашкину историю.
Пришёл он однажды домой и видит: отец сидит в кресле и вздыхает, а рядом стоит расстёгнутый Пашкин портфель.
– Что случилось? – спросил Пашка с тревогой. – Ты посмотрел мой дневник?
Отец мотнул головой:
– Нет, я почитал твою тетрадь по истории. Оказывается, мамонты вымерли.
Пашка перевёл дух:
– Папа, разве ты об этом не знал?
Отец пожал плечами:
– Как-то из головы вылетело. И эта трагедия случилась четвёртого сентября, да? А в каком году?
Пашка не понял отца:
– Какая трагедия?
Отец показал запись в тетради: «Четвёртое сентября. Потепление климата. Вымерли мамонты…»
Пашка рассмеялся:
– Папа, ты всё перепутал. Четвёртого сентября мы изучали каменный век. А вымерли мамонты примерно десять тысяч лет тому назад.
Отец вздохнул:
– Понятно. А я-то подумал, как наука далеко шагнула – с точностью до одного дня знают, когда что произошло: «Одиннадцатое сентября – зарождение искусства и религиозных верований; первое октября – распад родового строя…» Как ты думаешь, что могло случиться с последним мамонтом?
Пашка пожал плечами:
– Убили, наверное. Люди каменного века на них охотились.
Отец погрозил кулаком:
– Гады! Не могли последнего пожалеть. – И тут он хлопнул себя по лбу. – Давай спасём этого мамонта, не дадим его погубить!
Пашка сразу загорелся:
– Давай!
Они с отцом были, как говорится, два сапога – пара. Если что решили, то кровь из носа, но сделают.
Помню, в пятом классе у Пашки по немецкому была тройка с минусом. Ну ты сама знаешь, что такое тройка с минусом. Это двойка. И вот за месяц до окончания учебного года втемяшил он себе в голову: выучу немецкий на пятёрку! И выучил. День и ночь бубнил по-иностранному – чуть родной язык не забыл. Мама зовёт его завтракать, а Пашка спрашивает: «Вас ист дас: сафтрак?» В конце года принёс он родителям дневник и сказал гордо: «Битте!» У них глаза на лоб полезли: по немецкому пятёрка с плюсом, а по остальным предметам – тройки с минусом.
Короче, отправились они с отцом выручать последнего мамонта.
– Папа, у них что, машина времени была?
– Не знаю. Ольга Анатольевна тоже об этом спросила, но Пашка пропустил её вопрос мимо ушей и стал рассказывать дальше: «Добрались до места. Кругом, куда ни глянь, каменный век. Смотрим, гора каменная, а в горе пещера. Слышим, из пещеры доносится какое-то завывание. Мы решили, что это стонет раненый мамонт. Залезли в пещеру. Идём, фонариком по стенам водим, а там везде мамонты нарисованы. Вдруг видим – художник стоит, ну прямо как современный: с бородой, в меховой жилетке, в штанах, заляпанных краской, и босиком. У нас есть сосед-художник по фамилии Косынкин. Он тоже дома босиком ходит и поёт, как раненый мамонт, когда за мольбертом стоит.
Папа спросил у древнего художника:
– Малюете?
Тот кивнул:
– Ну.
А он на стене очередного мамонта красками раскрашивал.
Мы быстренько объяснили художнику ситуацию: мол, последний на Земле мамонт, надо спасать. Он сразу всё понял и рассказал, где этот мамонт обычно пасётся.
Мы – туда. Нашли мамонта и потащили его в Московский зоопарк: я за бивни тянул, отец сзади толкал. Совсем упарились, у меня до сих пор руки еле сгибаются. Пашка показал, как у него руки плохо сгибаются, и простонал: «Ой-ой!»
Привели они мамонта в зоопарк, а там принимать не хотят: «Вы сначала помойте зверя – вдруг у него инфекция!» А вид у мамонта был действительно довольно неопрятный, особенно причёска. Видно, что он очень редко причёсывался, хотя в кармашке его школьного рюкзака лежат зеркальце и расчёска…
– Папа, можешь не продолжать! Я каждый день перед уроками причёсываюсь. Сегодня, правда, не успела – я же опоздала. Кстати, из-за тебя. Почему разбудил так поздно?!
О немецких двойках и отцовской строгости
– Папа, ты не будешь меня ругать?
– А что случилось? Опять тройка по математике?
– Да. Но это же несправедливо, правда?
– Правда, не расстраивайся. Сколько раз я тебе говорил: «Учимся не ради отметок…» Математику ты знаешь на твёрдую четвёрку, а то, что математичка привыкла ставить тебе тройки… Ну что поделаешь? Кстати, в пятом классе у меня по всем предметам были двойки да колы.
– За четверть?
– И за четверть, и за год.
– Как же тебя перевели в шестой класс?
– Я сам перевелся. Вернулся в конце лета из Германии и пошёл с сентября в шестой класс.
– Так ты проучился пятый класс в Германии?
– Да.
– А как ты там оказался?
– Катался на велосипеде и заехал. Если посмотришь на карту, то увидишь, что мы живём на Среднерусской возвышенности. А дальше, в сторону Западной Европы, начинаются равнины. Вот я и разогнался на велосипеде с возвышенности – и примчался в Германию.
– А разве можно сразу примчаться в Германию? По-моему, перед Германией находится Польша.
– Находится. Но я же сказал: «разогнался»! Через Польшу промчался со скоростью ветра, который дул мне в спину.
