Юрий Магалиф - Сказки
— Ну хоть немножечко-то сочинили? — жалобно спросил Жаконя.
— А как же! — сказал Фомка. — Немножечко сочинили. Начало есть. Вот слушай…
Фомка закинул назад свою усатую хитрую морду, посмотрел в одну сторону, потом в другую, зачем-то кинул взгляд на потолок (как это делают многие артисты-певцы) и завыл:
Эх, Жаконя ты, Жаконя,—
Удалая голова!..
— Замечательно! — подпрыгнул от восторга Жаконя. — А дальше?
— А вот дальше — ещё не придумали.
— Всё равно — начало очень хорошее! Как вы тонко подметили: «удалая голова»! Совершенно справедливо! Именно — удалая!
— Значит, нравится песня? — спросил Васька.
— Очень нравится! Я хочу её выучить наизусть… «Ах, Жаконя ты, Жаконя…»
— Не «ах, Жаконя», а «эх, Жаконя», — поправил Дымка.
— «Эх?.. Ладно. „Эх, Жаконя ты, Жаконя, — удалая…“
— Вот что, парень, — перебил Васька. — Потом допоёшь песню. А сейчас прими от нас подарочек.
И коты положили к ногам Жакони маленький кусочек сырого мяса.
— Это тебе за то, что умеешь держать язык за зубами, — сказал Фомка.
— Спасибо. Но ведь я не ем мяса.
— Ну, знаешь, чем богаты — тем и рады. Бери!
— Только смотри — никому ни слова! — пригрозил Васька.
— А то худо тебе будет! — крикнули наглые коты и скрылись в темноте.
— Постойте, куда же вы! — воскликнул Жаконя. — Ведь я хотел рассказать вам сказку…
Но коты уже не интересовались сказкой и убежали. А Жаконя задумчиво теребил кончик своего хвоста и тихонько повторял:
Эх, Жаконя ты, Жаконя,—
Удалая голова!.
Кто съел мясо?
Теперь меня вот что интересует: вы догадались или нет, что коты были не только наглыми, но к тому же ещё и очень хитрыми?
Мне кажется, что догадались — ведь вы-то наверняка умнее Жакони!
…А Жаконя, ничего не подозревая, сидел себе на полу, и рядом с ним лежал кусочек мяса.
Когда настал день, Старушка пошла в кладовую и вскоре вернулась оттуда удивлённая, огорчённая и даже сердитая — за ночь в кладовке исчезла баранина, из которой нужно было приготовить Папе обед! Куда она могла подеваться?
Тут только Старушка заметила, что возле Жакони, который в это утро почему-то опять очутился на полу, лежал кусочек мяса.
Старушка стала бранить Жаконю:
— Как же тебе не стыдно? Взял без спросу баранину, да и съел. Чем я теперь буду Папу кормить?.. Ведь он с работы придёт усталый, голодный… Ах ты — обезьяна! Все вокруг работают — вон какой заводище строят! И только ты ничего не делаешь, да ещё и воруешь! Стыдно, голубчик, стыдно!..
Впрочем, скоро она перестала браниться и подумала:
«Не могла же такая малюсенькая обезьянка съесть всё мясо!
Нет, тут что-то не так. Посоветуюсь-ка я с Чернышом — он пёс сообразительный».
Черныш деловито вбежал в избу и посмотрел на хозяйку умным и преданным взглядом.
— Хочу я узнать, Черныш, — сказала Старушка, — ел Жаконя сырое мясо или нет? Ты меня понял?
Пёс Черныш понял и, подбежав к обезьянке, обнюхал её; обнюхал рот, руки и помотал кудлатой головой, дескать, «Нет, от Жакони мясом не пахнет».
Черныш идёт по следу
У Черныша, как у всякой собаки, был собачий нюх. А это значит, что Черныш умел по запаху найти любую вещь. Всё на свете пахнет по-своему: и люди, и цветы, и снег, и животные, и земля, и вода, и даже истории и дела. Вот почему мы с вами можем сказать, что та история, в которую попал Жаконя, подружившись с котами, — нехорошо пахла… и Черныш сразу почуял это.
Дело в том, что одни запахи Чернышу нравились, а другие он терпеть не мог. Например, пёс считал, что самый дивный запах у жирной похлёбки и что хуже всего пахнут коты! С котами он давно поссорился: Черныш ненавидел лодырей, а Васька, Фомка и Дымка ничего полезного не делали, даже мышей не ловили.
Обнюхивая Жаконю, Черныш сразу же учуял поблизости запах кошачьих лап! Почти касаясь, пола своим черным влажным носом, пёс быстро пошёл по следам котов.
Следы вели из избы во двор, а по двору — к коровнику, где стояла Зоренька. Тут запах кошачьих лап внезапно кончался, как будто бы коты куда-то провалились… или, наоборот, поднялись вверх…
Черныш внимательно осмотрелся и увидел тонкие царапины на бревенчатой стенке коровника. Пёс мигом сообразил: коты забрались на сеновал!
Коты хохочут
Попасть на сеновал Черныш не мог — он не умел лазать по стенкам.
И поэтому, усевшись на снег возле коровника, пёс стал караулить котов. Но коты не показывались.
Сияло солнце. Над колхозными избами, прямо в небо, поднимались тонкие струйки дыма.
Тишина стояла на дворе, и только слышно было, как вздыхала Зоренька в своем коровнике.
Сколько времени прошло — неизвестно.
Черныш всё сидел неподвижно и уже начал слегка замерзать, как вдруг на сеновале раздался тонкий голос Дымки:
— Недурно мы ночью поели, недурно!
— Прекрасное было мясо, прекрасное! — проговорил Фомка.
— Ш-ш-ш!.. Молчите, ребята! — зашипел Васька. — Нас подслушивают!
— Кто? — удивился Дымка.
— Корова, вот кто!
— А что она понимает в наших делах? — усмехнулся Фомка. «Ага! — подумал пёс Черныш. — Надо будет, потом побеседовать с Зоренькой».
А коты продолжали разговаривать, не подозревая, что Черныш слышит их.
— Молодец, Васька! — сказал Фомка. — Ловко ты придумал: подсунуть обезьяне кусок мяса.
— Ловко, ловко! — похвалил Дымка. — Все теперь думают, что это Жаконя украл мясо! Ха-ха-ха!
— Слушайте, ребята, — сказал Васька. — Сегодня днём Старуха уйдёт в магазин за продуктами…
— Она бы, конечно, сварила щи с мясом, да ведь мясо — тю-тю! — заметил Дымка и опять засмеялся.
— Верно. Так вот, — продолжал Васька, — Старуха уйдёт, и в избе никого не останется, кроме этой глупой обезьяны, которая хочет принести пользу. Тогда мы сделаем вот что…
Тут Васька заговорил шёпотом, и Черныш ничего не мог расслышать.
«Что они опять там затевают?»— думал пёс, настороженно подняв уши.
Наконец коты заговорили громче:
— Молодец, Васька! Хорошо придумал.
— И тогда ей сильно попадёт! — хрипло засмеялся Васька. — Но зато мы будем ни при чём.
— Вот она и принесёт нам пользу! Ха-ха-ха! — захохотал Фомка.
— Хи-хи-хи! — поддержал Дымка.
— Хо-хо-хо! — согласился Васька.
Услышав этот безобразный смех, Черныш от возмущения тявкнул громко и сердито.
Равнодушная Зоренька
Только один раз тявкнул Черныш, но и этого было достаточно. Коты испугались и в ту же секунду удрали с сеновала.
Черныш не погнался за ними. Передними лапами он толкнул тяжёлую дверь коровника и очутился перед Зоренькой, которая задумчиво пережёвывала сено.
— Ты слышала, о чём шептались коты? — спросил пёс.
Корова медленно моргнула длинными ресницами и нехотя ответила:
— М-м-м… кажется, кое-что слышала.
— Что же они говорили?
— Они., м-м-м… Они, по-моему, собираются украсть молоко, которое я дала Старушке.
— Ах, вот как! И что ещё?
— Потом они, кажется, говорили о какой-то обезьяне… М-м-м… Ты меня извини, я не очень внимательно слушала, потому что в этот момент размышляла.
— Интересно знать, о чем же это ты размышляла?
— О рогах. Вот как ты думаешь, Черныш: зачем у меня выросли рога, если я не люблю бодаться?
— Не знаю. Раз выросли, значит, так надо. Ты вот лучше вспомни, что коты говорили про обезьяну. Это очень важно.
— Важно? — Зоренька вздохнула. — Ах, Черныш, для меня самое важное в жизни — сено. И рога.
— А всё остальное тебя не волнует?
— Видишь ли, мне нельзя волноваться — у меня может испортиться молоко.
— Нельзя быть такой равнодушной коровой! Надо интересоваться всем, что делается на свете. И надо помогать другим, когда они попадают в беду.
— Вот если бы у тебя были рога…
— Рогов у меня нет! — разозлился пёс. — Но у меня есть зубы! И если ты сейчас же не вспомнишь, о чём говорили коты, я тебя укушу!
— Не надо сердиться, Черныш… Я постараюсь вспомнить…
М-м-м… По-моему, коты хотят украсть молоко. И при этом хотят окунуть в молоко обезьянку, чтобы люди подумали, будто это она украла.
— Разбойники! — возмутился пёс. — Спасибо, Зоренька. — Теперь мне всё ясно. Надо спешить!
Он воинственно залаял и побежал в избу.
А корова всё так же задумчиво жевала сено и думала: «Зачем мне рога, если я небодливая?..»
Говорят, что она и сегодня всё думает об этом.
Черныш принимает решение
Сердясь и негодуя, Черныш вбежал в избу. Надо было немедленно спасать обезьянку, иначе коты снова предадут её.
