Пит Рушо - Сказки дальнего космоса
Через два часа стало ясно, что жизнь Мантейфеля вне опасности. Котенок лежал на кушетке, на белоснежной простыне, укрытый хирургической ватой, и тихонечко сопел во сне. Медсестра Леночка вскипятила воду в автоклаве и заварила чай. Измученный спасенный котенок спал. Никифор Станиславович, Леночка и Ворона пили чай; и Ворона рассказывала про котят, про трудное начало зимы и про то, что радиолюбитель и светлая голова Пашка — обладатель часов — потерялся.
Доктор Рунт-Шталевский слушал внимательно, а когда пришло время расставаться, вместе с Мантейфелем положил в носок пачку печенья и рецепты, по которым можно было бесплатно получить в аптечном киоске самые съедобные и питательные лекарства.
— Жив? — прокричал уставший от неизвестности и ожидания Удильщик, когда Ворона втащила тяжелый носок в подвал.
— Как новый.
— Тогда вытаскивай пациента… О! Да тут еда! И ты, Ворона, немедленно возвращаешь украденный носок. Потому что чужого брать нельзя, — сказал педант Удильщик.
«Только что чуть не лишился последнего брата, а переживает из-за какой-то ерунды!» — думала Ворона, приспосабливая носок на первый попавшийся балкон, на котором обнаружила сохнущее белье и среди прочего два носка, очень похожие на тот, который она похитила.
ГЛАВА 4 ПРОДАВЕЦ ЗАКЛИНАНИЙУтром следующего дня товарищ Мездряков понял, что болен и вызвал по телефону врача на дом. У товарища Мездрякова было две ноги. И у него было ровно два шерстяных носка. В чем он был совершенно уверен, пока утром он не посмотрел на термометр, чтобы узнать, холодно ли на улице. Взгляд его случайно скользнул по бельевой веревке на балконе, в сознании товарища Мездрякова что-то щелкнуло и остановилось: три абсолютно одинаковых носка висели за ясным оконным стеклом, и легкий иней достоверности покрывал их жесткую шерсть. Мездряков опустил взгляд и сосчитал холодеющие от ужаса ступни: раз, два. Потом носки. Потом он вызвал врача. Врач пришел во второй половине дня.
— Заходите, доктор, побыстрее. Прошу вас. У меня, знаете ли, кот. Убежать все время норовит. Я скорняком тут… это… работаю. В ателье. Вот, котенка колбасой приманил. Конечно, кошачий мех не очень-то. Но у этого расцветка красивая. А я люблю, чтобы красиво было. А пока пусть подрастет немного.
Товарищ Мездряков жаловался на свою нетвердую психику, показывал на примере спичек, сколько у него ног и сколько носков, а доктор Никифор Станиславович Рунт-Шталевский, кажется, слушал его рассеянно и все глядел на кота с часами на лапе. Выписывая рецепт, ошибся, скатал из рецепта шарик и бросил котенку: на, мол, поиграй. Котенок быстро загнал рецепт под шкаф, полез за ним, да так там и остался.
— Что пропишите, доктор? — поинтересовался Мездряков.
«Стрихнину бы тебе прописать», — подумал Никифор Станиславович и сказал:
— Тинктура валерианы, пустырник, бром. И клизмы. Клизмы обязательно, — не удержался Шталевский, — клизмы непременно четыре раза в день.
— Спасибо! Дверь, дверь осторожнее, чтобы не сбежал.
В прихожей товарищ Мездряков протянул на прощание доктору пухлую белую руку, но неуклюжий подслеповатый доктор что-то замешкался с пряжкой портфеля, руки не заметил и поспешил уйти. И если бы Мездрякову пришла фантазия узнать, куда направился доктор, он с удивлением обнаружил бы, что Никифор Станиславович пошел в сторону дома, угол которого так хорошо знаком был жителям Пулковской улицы, и скрылся в подвале.
Этот день стал праздником для Пашки, попавшего в плен к жуткому скорняку. Развернув под шкафом рецепт, он прочитал: «Пашка, держись! Ворона, Удильщик и Мантейфель помогут тебе сегодня вечером». Стояла подпись и личная круглая печать «Доктор Никифор Станиславович Рунт-Шталевский».
Вечером, возвращаясь с работы, Александр Андреевич Дмитриев захотел купить в киоске возле метро пачку мороженого. Купив мороженое, Александр Андреевич подобрел душой и надел очки, чтобы лучше разглядеть темное ночное небо и снежинки, пролетающие в свете фонаря. Подняв голову кверху, он увидел, что на крыше киоска с мороженым сидит, свесив ноги, вредного вида старичок. Старичок скосил сверху вниз на Александра Андреевича мутные глазки и прокричал:
— Заклинания! Заклинания! Продаю заклинания!
Александр Андреевич удивился так сильно, что вступил со стариком в разговор. Оказалось, что можно купить заклинания на любые случаи, по доступной, хотя и не маленькой цене.
— А вот я лично для вас напишу сейчас лучшее сильнейшее заклинание, — старик вытащил из кармана обрывок газеты и тупым карандашом накарябал на нем несколько строк. Немного смущаясь, Александр Андреевич совершил сделку с продавцом заклинаний, и дальнейший путь свой от метро до дому проделал пеша, размышляя на ходу о том и о сем.
Дома, на кухне, вернувшегося с работы Александра Андреевича встретил ворчливый холодильник.
Характер холодильника портился с годами. Холодильник сразу заметил принесенное хозяином мороженое и стал думать, что тот сейчас полезет к нему внутрь, напустит тепла, словом, помешает созерцать его прекрасный внутренний мир. «Ему в голову не приходит, — думал холодильник про своего хозяина, — что надо вытащить у меня из морозилки замороженные болгарские сливы, чтобы они не напоминали мне о летней жаре». Александр Андреевич бросил рассеянный взгляд на ворчавший в углу холодильник и стал протирать запотевшие стекла очков. Он развернул смятый клочок бумаги и, стоя прямо под лампой, прочитал вслух непонятные слова. Лампочка над его головой зажужжала, стала светить ярче и ярче, и погасла. Наступила темнота. Электричество отключилось во всем подъезде.
Оказавшиеся в темноте жильцы начали открывать двери квартир, стали выходить на лестницу со свечками и фонариками, и спрашивать друг у друга что случилось. Кто-то звонил диспетчеру, вызывал электрика. Выяснилось, что электрик придет не скоро, потому что занят в другом месте.
Под покровом темноты у соседа с четвертого этажа удрал кот, и теперь этот сосед в тапочках на босу ногу бегал вверх и вниз, прикрывая ладонью огонек свечи, и кричал: «Кис-кис-кис! Мурзик, Мурзик!» Однако же в результате необыкновенного способа лечения нервного расстройства, товарищ Мездряков (а это был, разумеется, он) очень подружился с унитазом и, будучи не в силах расстаться с ним на сколько-нибудь значительное время, принужден был спешно удалиться восвояси, смирившись с потерей ценного мехового кота.
Александр Андреевич вернулся к себе, разыскал в недрах буфета свечу, и когда кухня осветилась живым оранжевым огоньком, обнаружил, что соседский кот Мурзик сидит на стуле.
— Добрый вечер, — сказал кот, — вы не возражаете, если я немного побуду у вас в гостях?
— Конечно, конечно, — отозвался обрадованный Александр Андреевич.
«Только этого кота мне напоследок и не хватало», — мрачно подумал холодильник. Как только отключилось электричество, холодильник решил, что он умирает, и поэтому находился в самом отличном мрачнейшем настроении. То обстоятельство, что вместе с ним погибнут противные летние болгарские сливы в морозилке, и то, что на дворе была зима, и последнее, что он, холодильник, увидит в своей жизни, будет заснеженный двор, довершало прекрасную картину его гибели. Все шло так замечательно, а тут, вдруг, кот.
— Послушайте, Мурзик, — спросил Александр Андреевич, — а как вы относитесь к мороженому за сорок восемь со сливами?
— Замечательно, — живо откликнулся кот, — должно быть это очень вкусно. Только с именем моим произошло небольшое недоразумение. Вообще-то меня Пашкой зовут.
— Ничего, Павел. Буду звать вас Павлом. Мое настоящее имя тоже не Александр Андреевич, но так уж складывается моя жизнь… Да что об этом говорить! — и он полез в холодильник за сливами.
Александр Андреевич давно поменял фамилию и имя-отчество и почти забыл, как его звали раньше. Он работал в секретном космическом институте и занимался самыми разными интересными вещами, от теоретической физики до расчета траекторий полетов космических ракет. И весь он был засекреченный. И настоящее имя его было засекречено. И когда его родные уехали в дальние края, он остался. Куда же поедешь с такими секретами? И осталась у него теперь на подоконнике выгоревшая неваляшка и старая немецкая кукла, на память о его любимой племяннице.
Александр Андреевич и Пашка сидели и ели мороженое со сливами. Вспоминали лето, Пашка рассказывал про братьев, про Ворону. Холодильник молча свирепел в углу, ощущая под собой лужу талой воды.
— О! Заклинание! — сказал котенок, указывая ложечкой на бумажку на столе, — знаете, Александр Андреевич, этот продавец заклинаний — просто шарлатан. Я тоже как-то раз попался. Хотел превратиться в орла. Я очень Вороне завидовал по малолетству и недомыслию. Смешно, конечно, но это правда. Как видите, не помогло… Чего захотелось вам, не спрашиваю. У всех у нас свои какие-нибудь сложности, беды, — Пашка прицелился и отправил заклинание в помойное ведро.
