Андрей Гнездилов - Пути пилигримов
Был назначен день исполнения приговора, он пришелся на праздник в честь рождения Афродиты. Помпею должны были принести в жертву и тем вернуть благоволение богов. За три дня до назначенного срока странная тишина пала на землю. Не дул ветер, облака замерли в небесах, вода в море словно застыла. Зато среди животных воцарилась паника. Овцы, козы, коровы, не слушая пастухов, срывались с пастбищ и бежали прочь, ослы и лошади сбрасывали своих седоков, отказываясь идти в город. Собаки, кошки, змеи бежали подальше от этих мест. Птицы умолкли и стаями летели за море, будто наступила осень.
И только люди не внимали этим зловещим предзнаменованиям. Одни не хотели терять добро, нажитое поколениями, другие верили, что жертва богам остановит руку судьбы, — тем более к празднику на улицы выставили бочки с вином и храбрости пьяным головам было не занимать.
— Ты прожил со мной весь мой последний день, — сказала Помпея Тынису. — Ты видел всю мою жизнь, и я полюбила тебя всем сердцем, которое до тебя не знало любви к мужчине. Вот наступает теперь мой последний час, и я встречу его одна. Я не хочу, чтобы ты видел меня в унижении и позоре. Я служила городу, и он отплатил мне ненавистью. Пусть же смерть придет ко мне, я заслужила ее.
— Нет, — отвечал художник, обнимая и целуя ее. — Я не оставлю тебя. Я буду с тобой и в жизни, и в смерти.
И тут налетела пьяная толпа и вместе с ней ветер. Помпею схватили и потащили по дороге, ведущей к Везувию. На полпути небо заволокли тучи, и люди должны были зажечь факелы, чтобы рассеять мглу. Странное свечение исходило от травы, и казалось, что все запахи земли сгустились в воздухе, так что трудно было дышать. Музыканты, сопровождавшие процессию, задыхались, пытаясь извлекать мелодии из своих инструментов. Рослые гладиаторы, несшие Помпею, прикованную к резному позолоченному трону, спотыкались и замедляли шаг.
Внезапно тяжкий стон, переходящий в подземный гул, разнесся в пространстве. Почва задрожала, и вершина Везувия с оглушительным грохотом раскололась. Огромный столб дыма и огня поднялся в небо, тысячи раскаленных камней взмыли вверх, а вместе с ними тучи пепла, закрывшие свет небес. Толпа беспомощно металась. Одни падали на землю, другие пытались бежать назад к городу. Люди раскрывали рты, но их голосов не было слышно. Могучий Гефест бил не переставая своим молотом в подземной кузнице, и грохот его ударов мешался с тяжелым биением волн разбушевавшегося моря. Огненные реки выплеснулись из вулкана и потекли в долину, превращая в прах все живое.
И среди этого хаоса и ужаса художник кинулся к Помпее и освободил ее от цепей. Она на мгновение прильнула к нему и бросилась навстречу пылающему потоку. Раскрыв крестообразно руки, она встала на его пути. Тынис Линд в ужасе и отчаянии закрыл глаза, а когда вновь открыл их, то увидел, что огненный вал вдруг загустел, вздыбился и остановился. Но с неба сыпался и сыпался горячий пепел, засыпая прекрасный город Помпеи.
Прошли века. На месте былых поселений расцвел новый город— Неаполь. Но память о страшной гибели Помпеи не умерла. Раскопки вернули миру величественные руины погибшего города. И та, чьим именем был назван город, снова стала появляться среди людей. Снова и снова переживает она последний день Помпеи и ищет того, кто смог бы разделить с ней ее последние страдания.
Сапфиры
Велик и могуч был хан Бурнагор. Бескрайние земли, бесчисленные табуны, несметное воинство принадлежали ему и никто и ничто не могло противостоять ему. Его орде ничего не стоило засыпать реки, сровнять со степью горы, уничтожить государства и народы. Бичом Гнева прозывали хана за его неукротимость и жестокий нрав. Вот и в этот раз достаточно было неосторожному купцу обмолвиться, что он прибыл из страны, лежащей за границей царства Бурнагора, как хан тут же вскипел.
— Где ты встретил границу моей орды, жалкий пес? Завтра же ты поведешь нас в твою страну.
И уже ночью степь озарилась тысячами костров, и земля задрожала от топота лошадиных копыт, шум повозок и крики людей, казалось, разбудили само небо, и оно откликнулось громом приближающейся бури.
— Куда мы идем? — спрашивали полководцы хана.
— Искать границы нашего царства! — отвечал он хмуро.
Прошло много дней и месяцев с начала Великого Похода. Десятки стран были разрушены и сметены ордой. Обозы с сокровищами рекой текли в родные степи, а войска, не останавливаясь, шли все дальше и дальше.
Однажды дорогу им преградила безжизненная пустыня. Хан, оставив свиту, сам поскакал на разведку.
Он доверял своему нюху. Как дикий зверь, он чувствовал и находил дорогу, особенно если она вела к добыче.
Долго скакал хан вглядываясь в горизонт, пока не увидел странный мост, который поднимался над пустыней и терялся где-то вдали среди барханов. Бурнагор приблизился. У входа на мост сидела странная женщина. Из глаз ее текли слезы, и глубокой печалью веяло от фигуры, облаченной в голубой плащ.
— О чем ты плачешь? — спросил хан сурово. С детства он презирал чужую слабость, и слезы вызывали в нем раздражение.
— Люди убили моего сына за то, что он хотел построить мост через пустыню, — ответила женщина.
— Но, наверное, он был сумасшедшим. Зачем строить мост, когда можно пересечь пустыню на коне?
— Он знал путь и хотел указать его другим, чтобы они не заблудились.
Слезы продолжали струиться по ее лицу, а хан вдруг почувствовал, как сердце его задрожало. Кто в мире будет так плакать о нем, когда смерть закроет его глаза? Он родился и жил хищником. Безжалостным, одиноким и суровым. Всем он внушал страх. Ни одна невольница из гарема не смела улыбнуться, встретив его взгляд. Да и нужно ли это было великому хану? Чем все они отличались для него от земляного червя или жучка! Он мог, не заметив, раздавить или отбросить их в сторону сапогом… Но что-то происходило с ним в эту минуту. Каждая слезинка этой женщины проникала в него, как капля раскаленного свинца, и тревожила душу. Глаза ее смотрели на него, а за ними словно дышало огромное море, и оно смывало с него пыль дорог, усталость, злость, гордыню, жестокость. Он возвращался в мир своего детства, становился ребенком и хотел броситься к ногам незнакомки, ощутить тепло ее ладоней. В одно мгновение грозный хан готов был, поддавшись слабости, пожертвовать всем на свете, лишь бы вызвать у этой нищей хоть горсточку участия к самому себе.
— Кто убил твоего сына? — спросил он, кладя руку на саблю. — Я отомщу за него так, что скалы рассыплются прахом от одной памяти об этом.
— Люди убили, и они уже прощены сыном и мною.
Хан в изумлении отступил. Неужели эта прекрасная женщина так же безумна, как и ее сын? Тогда бесполезно спрашивать ее о дороге. Он сам разведает ее. Стегнув коня, хан стал подниматься на мост. Под ним бесконечными волнами расстилалась пустыня. Он долго ехал, словно паря в воздухе, пока навстречу ему не попался другой всадник.
Бурнагору одного взгляда хватило, чтобы узнать его. Это был его соперник на ханский трон Маралтай. Десять лет назад они встретились так же в степи, и хан убил его, а тело скормил собакам. Но, призрак или явь, Маралтай оставался его врагом, и, выхватив саблю, Бурнагор кинулся в бой.
Не выдержав напора, противник пал с коня. «Пощади», — раздался не голос, а хрип. Хан, примеряясь, поднял клинок, но внезапно опустил его. Нищенка у моста встала перед его глазами, и ее рука защитила павшего. Мог ли он нанести удар по этой руке? Хан не сомневался, что ее сердце отзовется и на смерть этого жалкого пса. К тому же у него, верно, тоже есть мать, и она будет плакать о сыне так же безутешно.
Не глядя на врага, он двинулся дальше, и мысли его устремились к его матери. Стоило ему подумать о ней — и тотчас ее фигура появилась у перил. Он вспомнил, что и Маралтай появился через минуту после того, как он вызвал его в своей памяти. Что за волшебный мост? Посылает встречи с теми, кого уже нет на свете.
Мать его приближалась. Он слез с коня и хотел обнять ее, но она испуганно отстранилась.
— О, нет, великий хан, я недостойна твоего прикосновения!
Бурнагор поник головой. Верно, не все женщины одинаковы. Та, у моста, могла бы понять его и не отошла бы в сторону. Откуда же столько величия у нищенки, что его собственная мать не может с ней сравниться?
Фигура в голубом плаще встала рядом с матерью хана. Тихий, но ясный голос зазвенел в воздухе: «Не суди и не сравнивай свою мать. Она выкупила твою жизнь ценой собственной». И, словно цветные картинки, встали перед ханом события его детства, которых он не помнил и не знал.
Младший сын хана Джафара родился горбатым. С презрением оттолкнул его отец, назвав верблюдом. Обидная кличка осталась за Бурнагором, хотя со временем его спина выровнялась. Однажды Бурнагор рассорился с братом, и мальчишки схватились за ножи. Защищая свою жизнь, младший убил старшего. Джафар пришел в ярость и велел привести Бурнагора, чтобы казнить его. Тогда мать его бросилась на защиту. Она взяла на себя вину за убийство наследника, и Джафар, поверив ее клятве, казнил ее вместо Бурнагора. Смерть ее скрыли от сына, чтобы не вызвать ненависти к отцу. Бурнагор бы так и не узнал об этом, если б не встреча на мосту.
