Ольга Озаровская - Старины и сказки в записях О. Э. Озаровской
— Ну так вы сделайте, и чем скорее, тем лучше.
Мастер ушол и в скором времени приготовил сосуд вроде сигары с крышкой. Значит, человека можно спустить, и поедет куда угодно. Нужно было делать пробу при мастере. Взяли огромный обрез, налили воды, положили тяжести семь пудов и спустили. Он не потонул. Значит, тело человека вполне понесет.
И мастер говорит:
— Сосуд сей можно отпирать, есть пружина; только открывать можно изнутри, кто будет там человек, а так не откроешь, только поломаешь.
Мастера за это наградили щедро.
Дядя говорит:
— Теперь поедем в магазин.
Купили дамской кустюм, приблизительно на Ванин рост. Привезли на карапь.
Ну, Ваня переоделся. У нево не было ни бороды, ни усов, только пробивались, так и те парикмахер подчистил. Ваня в этот сосуд повалилса. А чиновник говорит:
— Провизии не бери, скоро будешь на свободе.
В бот спустили, привезли.
У этово чиновника все было подкуплено, штоб пропустили сосуд. Ну вот, пронесли этот сосуд в сад. В этом саду был фонтан и пруд, и стоял часовой. С этово пруда никогда не брали воды, кроме как ее высочеству умыватьса. В этот пруд этот сосуд спустили. Это сделано было ночью. Когда утро настало, утром две фрелины явились с кувшином за водой. Увидали этот сосуд. Солнышко отражает ево на той стороны.
— Што это, Маша?
— Ох, сосудик!
Побежали на ту сторону.
— Ох, там барышня! Не знаю, жива-ли, нет-ли! Бегут обратно. И без воды прибежали. А она ждет умыватьса.
— Што же вы без воды?
— Ох, ваше высочество, там сосудик плават и в нем барышня.
— Вам представилось.
— Нет, есь сосуд.
Вот она пошла сама смотреть.
Действительно, сосудик плават.
— Иди, скажи дежурному генералу, штоб созвал людей.
Ну, дежурной явилса с людьми.
Вот он приказыват. Ну, живо достали — в пруде, не в море. И все видят: барышня лежит живая, гледит, мигает, улыбаетса.
Ну и внесли сосудик в ее комнату.
Она приказывает:
— Откройте.
Но как ни старались, не могут.
А Ваня смотрит: этот чиновник тут же, мигнул ему, што «открой».
Ваня нажал пружинку, и крышка сама приподнялась.
Крышка приподнялась и барышня села.
— Здраствуйте!
— Здраствуйте!
— Как вы сюда попали?
— Я повалилась спать в своей спальне, а сама не помню, как очудилас здесь.
Смотрит императорска дочь: барышня очень красива, только вышее ростом. Она к отцу побежала.
— Ох, папаша, кака у меня подружка красива! Позвольте ей у меня остатьса.
Он посмотрел. Барышня красива, образована и сказывает, откуда урожденка. (Он уж придумал, врет.) Ну, император разрешил остатьса быть дочери подружкой, спать ночью в одной спальной, только на разных койках.
Императорска дочь разделас и повалилас, а гостья нижний кустюм не раздевает, стала боhу молитьса. Молилась до тех пор, пока императорска дочь не заснула. Тогда Ваня свой кустюм снял, в одной юбочке повалилса на свою койку и уснул.
А утром постаралса встать раньше.
Опять боhу молитса.
— Кака у меня подруга боhомольна.
Так может быть неделю прожили, как сестры живут. Вечером подружка молитса и утром молитса. Императорска дочь задумалась: неужели подружка всю ночь молитса, надо погледеть.
Вечером повалилас, притворилас, што спит, а Ваня помолилса, потом стал нижний кустюм снимать — у нево груди накладные. Императорска дочь ведь не глупа, видит, што не девушка: Ох, што тут делать? Императорска дочь была горячая. Созвать тревогу, — пропадет как червяк. И дала волю повалитьса ему.
Только поспел повалитьса, императорска дочь встает и подходит к ево койки.
— Сестрица, вставай!
— А што?
— Да встань, встань!
— Сейчас, только нижний кустюм надену.
— Не надо.
— Как это, неловко!
— Не надо.
Горячитса, просто вся тресетса.
— Сознавайтесь, вы не девушка?
Он пал на колени.
— Я мушшина.
— Вы знаете, што с вами за это будет?
— Знаю, я на все решилса.
— Што же вас заставило?
— Я хотел ваше лицо повидать.
— Только?
— Только. Я в вас влюбилса.
— Где же вы меня видели?
— В театре.
— Вы не видели, я была под флёром.
— Не видел, но я влюбилса; решился хотя бы и на смерть, только бы увидеть вас.
Што ей делать? Она любила ево, пока была сестрой, а теперь еще более полюбила.
— Ну будем жить, как жили. Не стесняйса, Ваня, но спать ложись на своей койки.
Ну, еще прожили так две недели. Император ее за купеческого сына не отдаст, значит приходитса бежать.
— Приготовь корабли к отъезду.
Отправилис гулять, попрощалис и условилис:
— Жди меня таково-то числа на карапь в громадном сундуке. Покупай, не торгуйса.
Она вернулась во дворец одна.
— Где сестра?
— Вот в толпе потеряла.
Ну, во дворце много беспокоитьса не стали: появилас барышня, потом потеряласа. Эту барышню привезли на корапь. Матросы подняли параходный трап, она в другом кустюме, так и не узнали. Дядя сам не узнал; думал, што покупательница.
— Чем могу служить?
— Да што ты, дядя, не узнал што ли?
— Ох, это ты, Ваня! Ну што, как?
Ваня все рассказал. Они корапь испорожнили, приготовили для сундука.
Ваня ездит на гору, поджидает сундук. На пятой день видит: на четверке лошадей громадной сундук везут.
— С чем он?
— Да и сами не знаем, велено продать за пять тысяч.
Он не торгуясь купил.
Все это было сделано скоро.
Но вот беда: дядя опасно заболел. Ваня ево любил, как отца. Везти дядю нельзя, надо с ним остатьса.
— Капитан, вези сундук.
А тут поиски: императорска дочь пропала.
Капитан и повез сундук. Видит обстановка не та, дом казенной.
— Кто здесь живет?
— Здесь живет полицмейстер.
— Што же этот дом под постой отдан?
— Нет, это дом полицмейстера.
— А где есь прежняя хозейка этого дома?
— Она живет там-то.
Обсказали улицу, номер дома.
Капитан видит дом маленькой, деревянной. Расспросил купеческую вдову, как это вышло. Она рассказала.
Полицмейстер заявил: «Ну вот што, хозейка: твой сын заграницей пропадает, ты в престарелых годах, не имеешь права владеть таким домом». И выселил меня. Я подавала просьбу к губернатору, не обратили внимания, а к императору не смела.
Внесли сундук с трудом, так што пришлось стену ломать. Сундук проночевал, день стоит. У ней только и прислуги одна кухарка. Ушли они обе к обедни, императорска дочь и вышла из сундука. Огляделась.
— Как он обманул меня жестоко! Говорил дом каменной, большой, а у нево малой, деревянной.
Купеческа вдова вернулась, видит девица под окном.
— Дитятко, кто ты такая?
— Я, голубушка, из заграницы. А вы мать такому-то?
— Да, я мать.
— А я ему невеста.
И все рассказала. Только, говорит, омманул он меня жестоко: говорил, што дом каменной, а он маленькой, деревянной.
— Дитятко, он вас не омманул.
И рассказала, как полицмейстер дом у ней отобрал.
— В таком случае пошлите за извошшиком.
А там извошшиков масса, сейчас же нашли.
Она надела нарядное платье и поехала.
Полицмейстеру докладывают. Он вышел, раскланялса.
— Што вам угодно?
— А мне то угодно: очистить дом к трем часам.
Полицмейстер озяб. Видит дама нарядная, говорит категорически, с ней не много поспоришь. На каком, говорит, основании…
— На том основании, што я ему жена и этот дом мой.
Полицмейстер дом очистил к трем часам. Вот она переехала со своей маменькой.
Ваня пишет: «Дрожайшая моя невеста, дяде стало лучше, но ехать еще опасно…»
Она отвечает. И вот она с каждой почтой переписку имеет с Ваней.
Вот однажды встала рано и села у окошка. А было жарко. Она вместо веера платком носовым махнула на себя раза два, а в это время офицер вел караул на гаубвахту. Он видит, прекрасная дама в окошко платком махнула: он и подумал, што ему махнула. Привел караул на гаубвахту, просит товаришша еще остатьса:
«Меня, говорит, пригласила прекрасная дама: платочном махнула».
Офицер товаришш согласилса. Он пришел к дому, дал звонок, выходит камердинер.
— Вам кого угодно?
— Хозейку.
— Молодую или старую?
— Разумеется, молодую.
Она вышла в прихожую. Офицер раскланелса.
— Што вам угодно?
— Изволили махнуть. Зачем вы меня звали?
— Как вы жестоко ошиблис. Я махнула на себя воздух, а не вас.
И крикнула лакею:
— Позовите кучера Петрушку, да повара Андрюшку, проводите ево нечестно; как он незванной пришел.
Те пришли, да и поворотили ево, этово офицера, выпроводили нечестно: по шее просто. Он пошел, сам сердитой, переменной.
