Худайберды Тухтабаев - Волшебная шапка
Приняв такое решение, я повеселел, даже голова перестала болеть. Взял гроздь винограда и тронулся в путь. Шёл я быстро и весело, но чем ближе подходил к гробнице, настроение становилось всё хуже и хуже. Хотелось вернуться обратно или, во всяком случае, сегодня не идти к Янгоку. И тут я вспомнил волшебную шапочку.
– Скажи, дорогая, стоит ли связываться с этим муллой Янгоком? Ведь его всё равно рано или поздно разоблачат. Не я, так другие.
– Так-то оно так. Но разве мулла Янгок не избил тебя, Хашимджан?
– Избил. Да ещё как!
– А ты разве прощал, когда тебя избивали в нечестной драке, Хашимджан?
– Нет, не прощал. Правда… Арифу простил, но ведь я сам сколько раз обижал его ни за что ни про что…
– Вот видишь! А мулле Янгоку, значит, можно тебя колотить безнаказанно, так, что ли?
– Вот ещё! Я пообещал Янгоку свести с ним счёты!
– А чего тогда голову ломаешь? Или трусишь?
– Я? Трушу? Ты ещё меня не знаешь, дорогая! Я его… Да я этого Янгока, как орех, расколю. Но на всякий случай, дорогая…
Я быстренько надел шапочку и прошептал:
– Наверху небо, внизу земля…
– Ты правильно решил, Хашимджан, – крикнула сверху шапочка, – не стоит лезть на рожон!
Я быстро взбежал по каменным ступеням наверх. Дверь в дом была приоткрыта, и оттуда доносились приглушённые голоса. Я тихо вошёл в сумрачную комнату.
Мулла Янгок сидел в глубине комнаты на мягких шёлковых подушках. Перед ним стоял склонив голову Горбун. С того дня, как я убил змею, здесь его не было видно. Я подумал даже, что он уехал навсегда вместе со своим дружком, мюридом, который со шрамом.
– Долго же ты гулял, Балтабай! Я уж и не надеялся тебя увидеть, – говорил недовольным голосом мулла Янгок.
– Две недели мотался по кишлакам, пока собрал все долги, причитающиеся вам… – ответил Горбун. – А вы ещё недовольны.
– Где деньги? – сразу подобрался Янгок, как тигр, готовый прыгнуть на жертву.
– Вот они. – Балтабай подал мулле деньги, завёрнутые в платок.
– Это всё? – спросил Янгок. подозрительно оглядывая Балтабая.
– Копеечка в копеечку, ака. Кое-кто расплатился продуктами, так их я оставил вашим жёнам. В кишлаке Айтепе и Культепе. Мясо, рис там, мука…
– Зря ты брал продукты, Балтабай. Если всё отдавать жёнам, нам никогда не выбраться из этой дыры, дитя моё.
– Я не мог иначе, Янгок-ака. Или бери продуктами, или ничего не дают.
– Надо было припугнуть гневом аллаха.
– Пугал, Янгок-ака, пугал, да мало толку – не пугаются.
– Ох, сын мой, тяжёлые времена настали: нет у людей страха. Боюсь, в один прекрасный день возьмут они да погонят нас отсюда. Надо поскорее сколотить деньжат и смываться.
– Золотые слова, дорогой братец. Пора сматывать удочки. Вроде палёным запахло…
– Ты о чём это? По лицу вижу, есть у тебя что-то на уме. Садись поближе, Балтабай, рассказывай…
– Не утешительный рассказ будет, братец, – начал Балтабай.
– Да говори же поскорее!
– Выполняя ваше поручение, брат мой, я обошёл тридцать три кишлака и так, шаг за шагом, добрался до Мирзаабада…
– Ты был в Мирзаабаде?
– Так точно. Там у меня родственнички живут. Они рассказали, что из Ферганы приезжал следователь, расспрашивал про какого-то мошенника, по фамилии Уразаев, который года два-три тому назад всучил какому-то простаку вместо тысячи рублей пять настольных календарей.
Мулла Янгок вскочил с места и в волнении забегал по комнате.
– Всплыло! О боже, всплыло! И откуда они узнали мою фамилию?
– Так это вы? – деланно удивился Балтабай. – Я и не подозревал!
– Не прикидывайся дурачком, Балтабай! – вспыхнул мулла Янгок Уразаев. – За мошенничество дадут от силы пять лет тюрьмы. Это тебе не убийство, дитя моё… Балтабай вздрогнул и испуганно огляделся вокруг. Янгок Уразаев минуту смотрел на него, что-то обдумывая, потом просветлел лицом, подошёл к нише в стене, достал кувшин с вином и сел на место.
– М-да, и твои дела не лучше моего, Балтабай, – сказал он с притворным вздохом. Потом налил в пиалу вина, подал Балтабаю. – Сдаётся мне, – не спеша продолжал Янгок, – сдаётся мне, что этот нечестивец Абдушукуров напал на твой след, дитя моё. Вчера он приходил сюда с несколькими милиционерами…
Балтабай замер, поднеся пиалу к губам.
– Пей, пей, герой, не трясись, – усмехнулся Янгок. – Не всё ещё потеряно. Положение твоё можно исправить, если взяться за дело с умом…
– А кто такой Абдушукуров?
– Председатель сельсовета. Тот, который решил разрушить наше гнёздышко.
– Меня-то он откуда знает?
– Он всё знает, дитя моё. Вчера меня допрашивал: где, говорит, этот горбатый мюрид скрывается? Нам, говорит, известно, что он не мюрид, а бежавший из тюрьмы уголовник Балтабай Султанов. Растратчик и убийца.
Горбун уронил пиалу с вином на пол. Руки его прямо-таки танцевали.
– Спрячьте меня, святейший, умоляю вас именем аллаха!
– Я такой же святейший, дитя моё, как ты – ангел! – засмеялся Уразаев. – И навряд ли аллах тебе поможет, Балтабай. Он высоко в небе. А Абдушукуров рядышком.
Балтабай с ужасом оглянулся, словно боясь, что Абдушукуров и взаправду стоит рядышком и протягивает руки, чтобы схватить его. Глаза «мюрида» налились кровью и пылали отчаянной решимостью. Я похвалил себя за то, что догадался стать невидимым.
– Я убью его! – взревел Балтабай, выхватывая из-за голенища большой кривой нож. – Клянусь аллахом, убью!
Меня бросило в холодный пот. И я тихонько отступил к двери.
– Спокойно, дитя моё, – сказал Янгок, – спрячь пока эту штуку. Ты прав: не жить тебе на свободе, пока на твоём пути стоит этот Абдушукуров. Но прежде чем убить его, надо приготовить себе убежище, чтоб было куда скрыться…
Балтабай нервно засмеялся:
– Легко сказать, почтенный…
– Так и быть, помогу тебе ещё раз, сын мой, – сказал Янгок, положив руку на сердце. – Такова уж моя натура: делать людям добро – моя слабость. Кто пригрел тебя, когда ты был как затравленный зверь? Мулла Янгок. – Он протянул руку и ткнул пальцем в горб Балтабая. – Кто тебе эту штуку приделал? Разве не мулла Янгок? Кстати, теперь ты можешь его снять…
Я не успел удивиться тому, что, оказывается, горбы можно снимать при желании.
– Ничего, он мне не мешает. – Балтабай схватил свой горб, оттянул его назад и отпустил. Он мягко шлёпнулся на место. – За то, что вы меня укрыли, я премного благодарен, Янгок-ака. Но ведь и я постарался отработать свой долг на совесть!
– Доброта муллы Янгока беспредельна – он и теперь поможет тебе, – продолжал Уразаев, не слушая «горбуна».
– Говорите же, святейший, что делать, я на всё готов. Прикажите – и я хоть сейчас пойду задушу этого Абдушукурова!
Тут я допустил неосторожность и задел локтем створку двери. Услыхав тоненький скрип, заговорщики тревожно вскинулись. Минуту-другую они прислушивались к звукам, доносившимся снаружи. Я даже дышать перестал.
– Ветер это, – сказал наконец Янгок. – Я уже обдумал, как нам быть с тобой…
Он замолчал, пытливо разглядывая Балтабая.
– Завтра… нет, сегодня же я поеду в Ташкент, найду верных людей, с помощью которых подыщу место, где тебе можно будет укрыться на время. А послезавтра приедешь ты, прикончишь здесь Абдушукурова и приедешь – и концы в воду!
– Я согласен, – прошептал Балтабай. – Век не забуду вашей доброты, святейший!
– Святые дела за здорово живёшь не делаются, дитя моё, – усмехнулся Уразаев. – Ты знаешь, сколько я уплатил, чтобы стать при Узункулаке муллой? Полторы тысячи! Да ещё неделю пришлось целую свору всяких шейхов поить коньяком и угощать пловом. И тебе придётся раскошелиться, Балтабай…
– Сколько?..
– Да уж посчитай сам, сын мой. Верным людям надо подсунуть, за убежище заплатить, всякие хлопоты… Нельзя жалеть деньги, когда решается вопрос жизни и смерти, Балтабай.
– Да я конечно… – пробормотал «мюрид», запуская дрожащую руку за пазуху.
– А ещё лучше, – поспешно продолжал Янгок с загоревшимися глазами, – отдай мне все свои деньги. Буду хранить их, пока над твоей головой висит грозный меч правосудия. Сам знаешь, человек я честный, чужой копейки не трону…
Балтабай поднял ошалевший взгляд на Янгока, промычал что-то невнятное.
– Давай, давай, дитя моё, – сказал Янгок ласково. – Можешь положиться на меня, как на своего отца. Погоди, деньги надо считать при закрытых дверях, так вернее… – Он встал и направился к двери.
Чем ближе подходил Янгок к двери, я тоже отступал назад, а когда щёлкнул замок – я был уже на улице.
Втянув полной грудью свежего воздуха, я облегчённо вздохнул. Теперь я знал, что мне делать. Я докажу всем, что мулла Янгок, любитель поесть остро наперчённую шурпу из баранины и «святой, изгоняющий разных дивов», – вовсе не мулла и никакой не святой, а обыкновенный мошенник, пристроившийся у могилы Узункулака. Только бы бабушка мне не помешала и Закир составил бы компанию. А то жутковато всё же одному, ведь враг у меня коварный…
