Руне Белсвик - Простодурсен. Зима от начала до конца (сборник)
А Простодурсен по-прежнему только стоит у окна и стонет.
– Ну что ж, – сказал Утёнок. – Значит, придётся мне одному идти в опасный лес.
– Платок надеть не забудь, – сказал Простодурсен.
Утёнку сделалось горько и обидно.
– Так-то ты разговариваешь с маленьким утёнком, который, скорей всего, вот-вот заблудится навсегда!
– Хороший мой, – сказал Простодурсен. – Я тебя никуда не гоню. Хочешь – оставайся тут. Просто развлекать тебя я не в силах. В это время года я всегда такой скучный. Если хочешь, сходи к каменной куропатке. Я соберу тебе узелок с едой. Или ещё к кому-нибудь сходи.
Утёнок сглотнул, потом ещё и ещё. Во рту ничего не было. А он всё сглатывал и сглатывал. Потому что всё вдруг стало слишком серьёзным. Словно бы ясное и понятное внезапно решило переделаться в непонятное.
– Ладно, Простодурыч, – сказал Утёнок. – Видно, лучше мне сходить к каменной куропатке. Я хотел бы взять в дорогу стаканчик пудинга и несколько изюминок.
– Это я тебе дам, – ответил Простодурсен. – Поедите там с куропаткой в лесу. И спроси её за меня, есть ли у этой зимы конец.
– Постараюсь, Простодурыч, – отвечал Утёнок. – Соберу всё своё мужество и спрошу её.
Утёнок подумал, не из-за Простодурсена ли всё так переменилось вокруг. Ведь он всё время стоит у окна и только и делает, что глядит в него. Не шутит, не говорит приятностей. Едва вспоминает, что надо протопить печь.
Надо мне найти ему подарок в лесу, подумал Утёнок. На память о моём великом походе я могу принести ему, например, камешек для бульканья. Вдруг мне даже попадётся бульк из настоящего фонарного золотца.
Он достал длинный красный платок и несколько раз обернул вокруг своей тощей шеи.
Мысли о том, что ждёт его дома, помогали. Вот он возвращается на родной порог после долгого-долгого пути, а тут… Поход в лес пугал его меньше, когда он представлял себе, как хорошо всё может кончиться.
Что каждый предпочёл бы скрыть и что мечтаем мы забыть?
И Утёнок вступил под полог леса. И успел углубиться далеко от опушки, прежде чем обнаружил это.
Кто это ходит тут зимой в чаще леса один-преодин, подумал Утёнок. Огромные тёмные деревья безмолвно стояли вокруг. Иногда с ветки внезапно сходила снежная лавина.
Деревья молчали. Словно знали ответы на все достойные ответа вопросы. Но вместо того, чтобы, как сороки, выбалтывать их, деревья просто молча стряхивали на землю снег. Чтобы тот, кто отважился прийти к ним за советом, чувствовал себя дураком.
Та-ак, подумал Утёнок. Кто же это ходит тут один в таком страшном мрачном месте, подумал Утёнок. Это ведь не я, да? Я маленький утёнок. А маленькие утята не ходят одни по тёмному лесу, да?
Но постепенно он понял, что это всё-таки он. И испугался. Он испугался так сильно, что словно бы окаменел.
Я окаменел от страха, подумал Утёнок. Он где-то слышал, что такое случается.
Помогите, подумал он, помогите! Неужели никто мне не поможет?
Утёнок стал вспоминать, как так вышло, что он очутился в чаще леса. Сначала он стал большим, и вот из-за этого пришлось идти к мудрой куропатке, чтобы расспросить её и о том, и о сём.
Ещё вопрос, стал ли он большим на самом деле. Или Простодурсен просто так сказал, чтобы побыть в покое.
Помогите! – снова подумал он. Да помогите же! Не хочу я знать ни о том, ни о сём. Я хочу домой.
Он решил зажмуриться, чтобы потом открыть глаза и сразу сделаться страшно храбрым. Он долго-долго стоял посреди леса, зажмурившись.
– Что это ты делаешь? Тренируешься?
Голосок был маленький и странный, Утёнок его раньше не слышал.
– Между прочим, я тоже умею не дышать, – сказал голос.
– Я не не дышал – я зажмуривал глаза, – ответил Утёнок.
– Тоже мне фокус. А зачем?
И правда, зачем я зажмурился! – запоздало пожалел Утёнок.
Второй раз за сегодняшний день он боялся открыть глаза, чтобы не увидеть слишком страшную картину. Но не может же он стоять так целый день. Придётся их открывать.
– Тебе долго ещё этим заниматься? – спросил голос.
– Я уже закончил, – ответил Утёнок.
И увидел, с кем столкнула его жизнь. Это была маленькая зимняя улитка. Знаете, такая белая с жёлтым пятнышком на спинке.
Утёнок не знал, радоваться ему или бояться. Он никогда ещё не встречал зимних улиток.
– А я большой, – сказал он.
– Точно побольше меня, – ответила маленькая улитка.
– Да уж, – сказал Утёнок. – Если захочу, могу тебя съесть.
– А ты хочешь?
Было слышно, что улитка испугалась. Это Утёнку в голову не приходило. Что зимняя улитка испугается, как бы Утёнок её не съел.
– Бё! – сказал Утёнок.
Он хотел проверить, правда ли улитка его боится.
– Спасите! – пискнула улитка.
– Боишься? – сказал Утёнок.
– Да, – сказала улитка. – Пожалуйста, не ешь меня.
Утёнок совсем запутался и потерялся. Впервые в жизни кто-то его испугался. Неужто он правда такой большой и противный?
– Бё! – сказал он снова. – Бё! Бё! Бё!
– Зачем ты хочешь меня напугать? – спросила улитка.
– А зачем ты так нахально со мной разговаривала, пока я не открыл глаза? – ответил Утёнок. – Я стою тренируюсь, а ты приходишь и давай нахально мне мешать. Всякий разозлится.
– Ты стоял на моём домике, – ответила улитка. – И до сих пор стоишь.
Утёнок посмотрел себе под ноги. Никакого домика там не было. Один только снег.
– Он в снегу, прямо под тобой, – сказала Улитка. – Это ямка с тремя сосновыми семенами, и ещё остаётся место для меня.
– Тремя сосновыми семенами?
– Да.
Похоже на правду, подумал Утёнок и переступил на другое место. Ему вовсе не хотелось раздавить чей-то дом.
– А тебе не страшно в лесу, такой маленькой? – спросил Утёнок.
– Нет, – ответила улитка. – Я в лесу живу.
– Я тоже ничего не боюсь, – сказал Утёнок. – Вот иду к каменной куропатке, например.
– О, вот ты куда собрался! – сказала улитка.
– Хочу выяснить, что из меня выйдет в конце.
– О-о.
– А из тебя что выйдет в конце?
– Не знаю, – ответила улитка. – А в каком конце оно выйдет?
– Ты глупая, да? – спросил Утёнок.
– Не знаю. В меня такое не помещается.
– Ну понятно. Ладно, мне пора бежать. Посторонись!
– О-о.
– Счастливо оставаться.
– О-о.
Кому достаётся лишь память, и стужа, и тьма, когда всех по тёплым домам разгоняет зима?
Каменная куропатка была птица странная и тёмная, жила она на отшибе всех историй приречной страны. Делать она, можно сказать, ничего не делала, но в умении изводить себя долго и мучительно равных ей не было.
Каменная куропатка жила не за печкой и не у печки. Нет, она жила так далеко от всех печей, печек и буржуек, что только чудом изредка могла унюхать запах печного дыма.
Каменная куропатка лежала на огромном, холодном, как лёд, камне в чаще леса. Просто лежала – и всё.
Она залезала на большой камень ранней осенью. Когда солнечного тепла камням уже не хватало на всю ночь. И они промерзали ещё до рассвета. Тогда каменная куропатка забиралась на один из них. И всем теплом своего сердца грела камень холодную ночь напролёт.
Никто не знает, зачем каменная куропатка так делает. Никто не ведает, как она выбирает себе камень.
Но когда её несколько раз всё же спросили об этом, она ответила просто: я же каменная куропатка. Видно, в том и было всё дело.
Когда солнце поднималось на небо, куропатка спрыгивала с камня в брусничник и клевала ягоду за ягодой, спеша наесться.
Но едва солнце пряталось, как она снова залезала на камень.
Дни становились короче. Ночи становились длиннее. Все брусничники в округе были уже почти объедены.
А потом пришла зима.
И солнце думать забыло о камнях.
Теперь куропатке приходилось греть свой камень и днём и ночью. В мороз, метель, снег, дождь и холод она лежала на камне и грела его теплом своего сердца.
Иногда в воздухе что-то мелькало. Капли дождя, снежинки или сухой листок. Тогда куропатка разевала клюв в отчаянной надежде утолить страшную жажду и чудовищный голод, сводившие всё её тело как судорогой.
Вот такой она была кремень, эта каменная куропатка.
И так насиживала она камень день за днём, ночь за ночью всю зиму напролёт. Зимний стылый камень под ней грелся от её сердечного тепла, а саму её грели радостные летние воспоминания и тонкий жирок под крыльями (а что ещё нагуляешь на ягодах и прочей мелочёвке?).
Бывало, у неё лопалось терпение, и она начинала ругаться:
– Всё, с меня довольно! Я по уши сыта этими глупостями! Сам себя грей, жалкий замшелый корявый бульк-переросток!
Накричавшись, она расплывалась в улыбке. А потом устраивалась поудобнее, чтобы вся её теплота и сердечность доставались камню.
