Коллектив Авторов - Казачьи сказки
– Сеяли мы с Мышкой хлеб. Убрали с поля пшеницу, помолотили, а Мышка стала делить не по-божески: себе – четыре меры, мне – две, а потом меня обозвала вором и все зерно себе в сусеки ссыпала.
Орел принял заявление.
Мышка побегла до Медведя с жалобой на Воробья.
Прибегла и гутарит:
– Накажи Воробья, Медведь-батюшка! Хлеб мы с Воробьем сеяли. Я пахала, он сеял. Вырос хлеб – стали делить. Я ему две меры дала, а себе – четыре: у меня четыре ноги работали, а у него две. Не хотел он так поделить. Дрался со мною.
Медведь принял жалобу.
Прилетел Орел до Медведя. Гутарили они, гутарили. Орел свои права, а Медведь свои права защищает. Поругались они и войну друг дружке объявили.
Прошло там сколько-то время. Собрали войска Орел и Медведь и стали драться. Резко они дрались. День дерутся, другой, третий. Звери побеждать стали войска Орла. Неделю дрались: вcex птиц поубивали. Осталось несколько в живых. Живыми остались Орел и Воробей. Не утерпели они войны и улетели. Орел до себя улетел, а Воробей до себя.
Медведь видит, что Орел с Воробьем улетели, собрал зверей и гутарит:
– Вот, звери, правда победила! Теперича Мышка должна пир созвать на весь мир.
Мышка на радостях стала звать к себе на пир.
Прибегла домонь Мышка-Тишка, стала пшеничку молоть. Мелет, а сама думает: «Напеку пирогох, блинох, катламок, угощу Медведя-батюшку да зверей».
Думает она, а тут гром ударил. Тучи всю степ накрыли. Пошел дождь. Три дня дождик лил. Затопил степ и хатку Мышки-Тишки залило. Мышка-то и потопла.
А Воробей поправился. Cтал он жить-поживать и добра наживать. Я к нему в гости ходила. Напек он блинох, катламок, меня угощал.
.
Орел и Карга
Летит Орел до леса, а сам думает «Где бы мне пищу найтить?» Долетел до леса и видит: Карга на суку сидит да такая старая, сухая – одни перья. Подумал он, подумал и пролетел мимо. А Карга сидит на дереве и спрашивает у него:
– Куда, Оpел-батюшка, летишь?
– Есть, Карга, захотелось. Полечу в лес. Может, каких карженят найду да и поем.
Kaргa ему гутарит:
– Гляди, Оpел-батюшка, моих дитех не поешь.
Орел тогдa спрашивает Каргу:
– А какие твои дети, Карга?
– Мои дети хорошие, красивые, cтaтныe. По-всему свету, Орел-батюшка, таких не сыщешь. Хоть от востока до запада пролети, хоть от юга до севера, а таких уж славных нигде не найдешь!
Послушал Kapгy Орел да и гутарит:
– Ладно, Kapгa, я не трону твоих дитех. Поищу в лесу плохих да ледащих карженят.
Полетел себе Орел, а Карга осталась сидеть на дереве. Сидит себе да смотрит на землю.
Летал, летал Оpeл по лесу и нашел гнездо Карги. Глядит в гнездо – а в нем шелудивые карженята сидят. Взял Орел да и поел их. Наелся и летит обратно, а Карга увидела его и спрашивает:
– Ну что, нашел Карженят, Орел-батюшка?
– Нашел.
– Наелся, Орел-батюшка?
– Наелся.
– А каких же ты наелся-то, Оpел-батюшка? Навepно, моих?
– Нет, Карга.
– А каких же ты поел?
– Да каких-то шелудивых.
– Эх ты, Орел-батюшка, самые мои они и есть.
– Да ты же гутарила, они у тебя красивые, самые лучшие – ответил Оpел.
– Да они же дети мои, Орел-батюшка, лучше их нет на свете.
– Ну, Карга, я искал похуже. Прощай!
Осталась Карга на дереве. С той поры она каркать стала. Каркнет, взлетит, а потом сядет на дepeво и глядит в землю.
Русские народные сказки казаков-некрасовцев Собраны Ф. В. Тумилевичем (Ф. Н. Шишканов) Ростовское книжное издательство, 1958.
ДОНСКИЕ КАЗАЧЬИ СКАЗКИ
ИЛЬЯ МУРОМЕЦ
АЛЕША ПОПОВИЧ
ДОБРЫНЯ НИКИТИЧ. ДОНЧАК
КРАСНОЩЕКОВ ИВАН МАТВЕЕВИЧ
СТЕПАН РАЗИН
ПОЕДИНОК ПЕТРА-ЦАРЯ С КАЗАКОМ
СУВОРОВ АЛЕКСАНДР ВАСИЛЬЕВИЧ
ПЛАТОВ МАТВЕЙ ИВАНОВИЧ
КАК УРУП-КНЯЗЬ В ГРЯЗИ УВЯЗ
ЕРМАК И УЖ
ПОЧЕМУ НА ОСИНЕ ЛИСТ ДРОЖИТ
СТАНИЦА КОТОВСКАЯ
ШАШКА-САМОРУБКА
ДОНСКОЙ ГЕРОЙ ВИХРЬ-АТАМАН ПЛАТОВ
КАЗАНОК
ПРИСТАНСКИЙ ГОРОДОК
КАК ВИХРЬ-АТАМАН ПЛАТОВ ВОЕННОЙ ХИТРОСТИ КАЗАКОВ УЧИЛ
ОДОЛЕНЬ-ТРАВА
ЧТО НА СВЕТЕ ВСЕГО МИЛЕЕ
ЧАЙКА
ДАР ЕРМАКА
КАК СТЕПАН ТИМОФЕЕВИЧ РАЗИН УШЕЛ ИЗ ОСТРОГА
ПЕГИЕ КОНИ
ЧУДЕСНЫЙ КОВЕР
ПУТЬ ЧЕРЕЗ ПЕРЕВОЛОКУ
ЗАВЕТНЫЙ КЛАД
АТАМАН НЕПОДКУПЕН
БОЧОНОК И БОЧКА
САМЫЕ БЫСТРЫЕ КОНИ
НЕОБЫЧНЫЕ ЖЕРЕБЕЙ И КАРТЕЧЬ
ПЕТР ПЕРВЫЙ И КУЗНЕЦ
ЦЕНА ХЛЕБА И ЗОЛОТОЙ КАРЕТЫ
БОЯРСКИЙ СЫН ЕВСТРОПИЙ И КАЗАК МИТРОШКА
ПЛАТОВ И АНГЛИЙСКИЙ КОРОЛЬ
КОТЕЛОК СТЕПАНА РАЗИНА
ЦАРСКАЯ ЧЕКА
РЕПКА
КОЗЕЛ – ГРАМОТЕЙ
СМЕКАЛИСТЫЙ ЛЕКАРЬ
ЗЕРКАЛО
ХИТРЫЙ БОГОМАЗ
ГЛУПЫЙ БАРИН И ХИТРОУМНЫЙ КАЗАК
РЯБАЯ БАБА И ЧЕРТЕНОК
КАК КАЗАК В РАИ ЧУТЬ НЕ ПОПАЛ
КАК АТАМАН УЧИЛСЯ ГРАМОТЕ
КАК АТАМАН УЧИЛСЯ ГРАМОТЕ
ПОХОРОНЫ КОЗЛА
КАК СВЯТЫЕ И АПОСТОЛЫ ПОЕЛИ У ПОПА СМЕТАНУ
ОДИН ГОЛУТВЕННЫЙ И ДВА ДОМОВИТЫХ КАЗАКА
БИСЕРИНКА
САМОБОЙНЫЕ КНУТЫ
МЕДВЕДЬ
ПОДДЕЛЬНАЯ БУЛАВА
ЖАЛОБА НА СОВУ
ИВАН СВЕТИЛЬНИК
ПРО СЫНА КУПЦА И ДОЧЬ САПОЖНИКА
ВАНЮША И БАБА-ЯГА
ПРО ЦАРСКУЮ ДОЧЬ И ПАСТУХА
СВАДЕБНЫЙ КАРАВАЙ
ПРО ЦАРСКУЮ ДОЧЬ И КОЗЛЕНКА
ТАНЮША И МАЧЕХА
ЧЕРНАЯ КОРОВУШКА И АННУШКА
КОТ И ЛИСА
КАЗАК И ЛИСА
ГЛУПЕЦ И ЖЕРЕБЕЦ
ЗОЛОТОЙ САД
БОГАТЫЙ БЕДНОМУ НЕ ТОВАРИЩ
КАК ЗВЕРИ СПАСЛИ ОХОТНИКА
КОЧЕТОК И ОХОТНИК
ЗМЕЯ И РЫБАК
ОРЕЛ И КАРГА
ВОЛШЕБНАЯ ЛАМПОЧКА
ИЛЬЯ МУРОМЕЦ
Давно это было. В селе Ильинском на реке Белыни в тридцати верстах от Ростова Великого жил богатырь Илья Сокол по прозвищу Муромец.
Муромцем стали его звать оттого, что Илья, прежде чем приступить к ратным подвигам, просидел. Сиднем тридцать лет и три года на печи – муромке. А как решил Илья свою силу молодецкую испробовать, так завалил каменной глыбой русло реки. Просто так! Потехи ради! Апосля засобирался в дикие степи донские показаковать.
И молвит Илья свому батюшке и своей матушке: «Ай, государь ты мой родимый, родной батюшка! Государыня, ты родимая моя матушка"! Купите вы мне, Илюшечке, коня доброго, неученого. Да я сам-то его выезжу, по характеру свому выучу».
Заплакала его матушка. Не велит езжать в чужу сторону. «Потеряешь ты свою буйну голову, – да и кто же нас допоит, докормит при старости?»
Отвечает Илья Муромец: «Ты не плачь, моя матушка. Я побью, погромлю всех богатырей. Я вернусь, ворочусь к своей матушке и до век-то буду и поить, и кормить свою родную, свою матушку да свово батюшку».
Сказал так и оседлал коня буланого, черногривого. На¬девал узду шелковую, накидал-то седелище черкесское, застегал же он все двенадцать подпруг со подпружечкою.
А затем поклонился во все стороны и направился во чисто поле по шлях-дороженьке. А дороженька та не широкая, – шириною она всего семь пядей. А длиною она, шлях-дороженька, конца-краю нет. Заповедна была та дороженька ровно тридцать лет, и никто-то по ней не хажи¬вал, ни конного да ни пешего по ней следу не было. Едет Илья по той дороженьке на коне своем, во правой руке держит копье длинное, а во левой руке держит тугой сагайдак.
Настигла его темна ночушка, своротил Илья с пути-дороженьки и взошел на высок курган. Под себя подстелил левую полочку, а правою укрылся. Сморил его сон богатырский.
Середи-то ночи, середи полуночи наехали на него сорок охотников, ай да сорок разбойников. Вознамерились эти охотнички снять с него шубеночку, сагайдак отнять и коня буланого увести в полон.
Но не тут-то было, случилося. Ото сна пробудился Илюшечка, схватил калену стрелу, на тетивушку наложил. Сагайдак, ровно лев, ревет, калены-то стрелы, ровно змеи, свищут. Испугались разбойнички, по темным-то лесам разбежалися.
А как солнце красное разогнало ночку темную, отправился Илья Муромец далее по шлях-дороженьке. И приве¬ла его та дороженька ко стольному, славному городу Киеву. Ну, во городе-то, в этом стольном-то, воротицы заперты, железными-то крепкими задвижками они позадвинуты, булатными-то крепкими решетками позадернуты. Часовые-караульные у ворот стоят да уж больно крепко спят. Стал кричать Илья, да так и не докликался. Решил тогда он иначе в Киев-град попасть. И бьет-то свово раздушечку конька по крутым ребрам-бокам. Пробивает он коню мясо черное аж до белой кости. И его душа-добрый конь крепко возви-вается, пробивает-то он своей грудью белою стену каменну.
