Меган Тернер - Вор (ЛП)
Халдей поднял брови. Мы с Амбиадесом отвернулись в разные стороны. Амбиадес поднялся и начал очищать свой меч от пыли. Я снова прилег головой на седло.
— Кажется, у вас разногласия? — спросил халдей.
Ему никто не ответил.
* * *После очень тихого спора между Полом и халдеем мы оставили лошадей на Амбиадеса. Халдей собирался оставить Софоса, но Пол не позволил оставлять его одного и не согласился оставить его вместе с Амбиадесом. Было ясно, что отношения Софоса с его кумиром перешли из плохих в худшие.
Таким образом мы с халдеем направились в путь через антиутопию пешком в компании Софоса и Пола. Я был более чем рад распрощаться с Амбиадесом хоть на некоторое время. Мы весь день шли вслед за халдеем, который уверенно вел нас по карте и компасу. Здесь не было видно следов ни одного живого существа, и мы выискивали дорогу между растрескавшихся плит пористого черного камня. Пить приходилось теплую воду из фляжек. На поверхность антиутопии не выбивалось ни одного родника, но под землей вода, вероятно, была, потому что в глубоких бороздах росли кустики травы и пучки чахлого кустарника. Но сейчас они все высохли и колючками цеплялись за нашу одежду, когда мы проходили мимо. Острые обломки горной породы рвали ткань и оставляли глубокие царапины на коже сапог.
Халдей объяснил Софосу, что потоки воды, текущие по лаве могли бы размыть ее и превратить в плодородную почву, но эти земли находятся выше Елеонского моря, и здесь течет только одна река под названием Арактус.
— Арактус прорезал себе глубокий каньон и не вызывает эрозии почвы за его пределами. В нижней части течения он изливается на равнину и сбрасывает собранные в горах минералы. Та земля является лучшими сельскохозяйственными угодьями во всей Аттолии.
— А что происходит с Елеонским морем? — спросил Софос.
— Это водораздел для зимних дождей, выпадающих над антиутопией. Когда дожди прекращаются, большая часть ручьев пересыхает и земля не рождает ни зерна, ни овощей. Вот почему вся эта область была засажена оливами, а потом почти заброшена.
Посреди антиутопии я снова почувствовал себя неуютно. Вероятно, давало себя знать мое воспитание и профессия, потому что мне явно было не по себе на открытом пространстве под бескрайним синим небом. Конечно, горы справа стали круче и неприступнее, но они скорее закрывали мне обзор, чем давали возможность спрятаться. Мне было гораздо уютнее под зеленым кровом Елеонского моря.
К вечеру мы вышли на берег Арактуса и пошли вверх по течению в сторону гор. Я пытался игнорировать навязчивое ощущение чужого присутствия у меня за спиной. По берегам реки росли кусты и даже редкие деревья, и пласты застывшей лавы здесь не казались такими унылыми, как на равнине, но река становилась глубокой и бурной в местах сужения русла, где она крутилась в водовороте белой пены и билась о каменные стены своего ложа.
Иногда мы шли краем пропасти, по дну которой бежала вода, иногда пропасть становилась шире и мельче, и мы шли по полосе черного песка вдоль речного потока.
Когда солнце уже садилось, мы сделали большой крюк и вышли к водопаду в два или три моих роста высотой. С противоположной стороны реку ограничивала почти отвесная каменная стена, прошитая красными и черными прожилками. С нашей стороны берег был почти плоским, плита застывшей лавы широкой ступенью спускалась к воде, а за спиной поднимался пологий склон, который отделял антиутопию от оливкового моря.
Халдей остановился.
— Вот оно, — сказал он.
— Что? — спросил я.
— Место, где ты сможешь заслужить свою славу.
Я оглядел пустынные скалы, реку и песок под ногами. Насколько я мог видеть, красть здесь было совершенно нечего.
Глава 8
— Нам придется подождать до полуночи, — сказал халдей. — Так что есть время поужинать.
Пол распаковал мешки и приготовил на костре ужин. Им с Софосом потребовалось некоторое время, чтобы собрать достаточное количество топлива, но им это удалось. Я не помогал. Выкопав в песке удобную ямку, я лежал в ней, давая отдохнуть мышцам, разминал пальцы и крутил запястья, проверяя, как они работают после веревок Амбиадеса. Я думал, не ошибся ли халдей, заведя нас в эту глушь посреди пустоты, но решил ни о чем не спрашивать. Все занимались своими делами молча.
Пока Пол возился у костра, я задремал. Сон, который я видел предыдущей ночью, вернулся снова. Я поднимался в маленькую комнату с мраморными стенами. Окон в ней не было, но лунный свет откуда-то падал на белые волосы и платье женщины, ожидавшей меня там. Она была одета в старинный пеплум, который мелкими складками стекал на ее сандалии, как у одной из статуй, стоящих около древнего алтаря. Когда я вошел внутрь, она кивнула, словно давно ожидала меня, словно я даже опоздал немного. У меня возникло чувство, что я должен, но не могу ее узнать.
— Кто привел тебя сюда? — спросила она.
— Я пришел сам.
— Ты пришел, чтобы взять или отдать?
— Чтобы взять, — прошептал я пересохшими губами.
— Возьми то, что ищешь, если сможешь найти, но будь осторожен, не оскорби богов.
Она повернулась к высокой трехногой подставке, открыла лежащую на ней книгу, взяла перо и сделал запись, добавив мое имя к длинному списку и подведя под ним короткую черту.
Мгновение спустя я проснулся, ужин был готов.
* * *Мы молча ели при лунном свете, никто не решался спросить халдея, которой единственный знал, чего мы ждем. Нарушая молчание, он наконец снизошел до того, чтобы попросить меня рассказать историю о Евгенидесе и молниях. Он хотел сравнить ее с известным ему вариантом. Я потер лоб рукой и зевнул. Настроение у меня было не совсем подходящее для старых сказок, но сидеть в мрачной тишине хотелось еще меньше. Я решил рассказать сокращенный вариант.
* * * Евгенидис и большой пожарПосле рождения Евгенидиса у дровосека с женой появились новые дети. Старшего из них звали Леонидисом. Он завидовал Евгенидису, потому что тот был старше и обладал дарами богов. Если бы Гея не отдала дровосеку своего ребенка, Леонидис был бы старшим среди детей своего отца, и он никогда не забывал об этом.
За ужином Евгенидес сидел по правую руку отца, а когда в дом приходили гости, именно он подносил им первую чашу вина.
Когда Уран разрушил дом дровосека, Леонидис был уверен, что в несчастье обвинят Евгенидеса. Ведь именно он оказался причиной гнева Урана. Леопидес хотел, чтобы отец с матерью оставили Евгенидеса в лесу, но они не сделали этого. А когда Евгенидес украл молнии Урана и обрел бессмертие, зависть Леонидиса превратилась в ненависть.
Евгенидис знал о чувствах брата, и чтобы не злить его лишний раз, много путешествовал по всему миру. Тогда Леонидис садился по правую руку своего отца и предлагал вино гостям, но он все еще оставался недоволен. Поэтому когда бог Уран явился к нему в облике возницы, Леонидис готов был послушаться его.
Уран посадил Леонидиса на свою колесницу и перенес через Срединное море к дому, где жил Евгенидес. Леонидис поднялся на порог и постучал в дверь со словами:
— Вот незнакомец, который просит тебя разделить с ним чашу вина.
Евгенидес подошел к двери, увидел Леонидиса и сказал:
— Брат, ты для меня не чужой. Почему ты просишь дать тебе несколько глотков, как незнакомый странник, когда можешь владеть всем, что принадлежит мне, как мой родственник?
— Евгенидис, — сказал Леонидис, — раньше я испытывал к тебе дурные чувства, но теперь все они ушли. Я стал другим человеком, и потому прошу тебя разделить со мной трапезу и принять в своем доме, чтобы ты сам смог решить, готов ли любить меня и считать своим братом.
Евгенидес поверил ему, угостил вином и назвал своим гостем. Но Леопидес не был хорошим гостем и любящим братом. Он стал задавать Евгенидису множество вопросов о том, как он живет и сколько у него дорогих вещей. Есть ли у него серебряное зеркало? Янтарное ожерелье? Золотые браслеты? Железные котлы? И каждый раз Евгенидис отвечал, что нет, а Леонидис говорил:
— Я удивлен. Ведь ты сын богини Геи.
И Евгенидис сказал:
— Гея награждает меня своими дарами наравне с другими людьми. Вряд ли я могу попросить ее обеспечить всех людей железными котлами, чтобы и самому получить один.
— Ах, — сказал Леонидис, притворяясь огорченным, — Неужели ты не смог бы украсть? Ведь ты же украл молнии Урана, не так ли? Но нет, — сказал он, закидывая крючок, — Ты не сможешь еще раз совершить что-либо подобное.
— Могу, — ответил Евгенидес, как мышь, почуявшая запах сыра в мышеловке, — Если захочу.
— Вот как? — Удивился Леонидис.
И каждый день Леонидис закидывал новые крючки, цепляя Евгенидиса и умоляя его совершить новый замечательный подвиг.
