Александр Афанасьев - Народные русские сказки из собрания А.Н. Афанасьева
Пришла пора — пробудился Белый Полянин, смотрит — рядом с ним незнамо какой богатырь лежит; схватился за острый меч и хотел было предать его злой смерти, да удержался вовремя. «Нет, — думает, — он наехал на меня на сонного, а меча не хотел кровавить, не честь, не хвала и мне, доброму молодцу, загубить его! Сонный что мертвый! Лучше разбужу его». Разбудил Ивана-царевича и спрашивает:
— Добрый ли, худой ли человек? Говори: как тебя по имени зовут и зачем сюда заехал?
— Зовут меня Иваном-царевичем, а приехал на тебя посмотреть, твоей силы попытать.
— Больно смел ты, царевич! Без спросу в шатер вошел, без докладу выспался, можно тебя за то смерти предать!
— Эх, Белый Полянин! Не перескочил через ров, да хвастаешь; подожди — может, споткнешься! У тебя две руки, да и меня мать не с одной родила.
Сели они на своих богатырских коней, съехались и ударились, да так сильно, что их копья вдребезги разлетелись, а добрые кони на колени попадали.
Иван-царевич вышиб из седла Белого Полянина и занес над ним острый меч. Взмолился ему Белый Полянин:
— Не дай мне смерти, дай мне живот*! Назовусь твоим меньшим братом, вместо отца почитать буду.
Иван-царевич взял его за руку, поднял с земли, поцеловал в уста и назвал своим меньшим братом:
— Слышал я, брат, что ты тридцать лет с Бабой-ягою Золотой Ногою воюешь, за что у вас война?
— Есть у нее дочь-красавица, хочу добыть да жениться.
— Ну, — сказал царевич, — коли дружбу водить, так в беде помогать! Поедем воевать вместе.
Сели на коней, выехали в чистое поле; Баба-яга Золотая Нога выставила рать-силу несметную. То не ясные соколы налетают на стадо голубиное, напускаются сильномогучие богатыри на войско вражее! Не столько мечами рубят, сколько конями топчут; прирубили, притоптали целые тысячи.
Баба-яга наутек бросилась, а Иван-царевич за ней вдогонку. Совсем было нагонять стал — как вдруг прибежала она к глубокой пропасти, подняла чугунную доску и скрылась под землею.
Иван-царевич и Белый Полянин накупили быков многое множество, начали их бить, кожи сымать да ремни резать; из тех ремней канат свили — да такой длинный, что один конец здесь, а другой на тот свет достанет.
Говорит царевич Белому Полянину:
— Опускай меня скорей в пропасть, да назад каната не вытаскивай, а жди: как я за канат дерну, тогда и тащи!
Белый Полянин опустил его в пропасть на самое дно. Иван-царевич осмотрелся кругом и пошел искать Бабу-ягу.
Шел, шел, смотрит — за решеткой портные сидят.
— Что вы делаете?
— А вот что, Иван-царевич: сидим да войско шьем для Бабы-яги Золотой Ноги.
— Как же вы шьете?
— Известно как: что кольнешь иглою, то и казак с пикою, на лошадь садится, в строй становится и идет войной на Белого Полянина.
— Эх, братцы! Скоро вы делаете, да не крепко; становитесь-ка в ряд, я вас научу, как крепче шить.
Они тотчас выстроились в один ряд; а Иван-царевич как махнет мечом, так и полетели головы. Побил портных и пошел дальше.
Шел, шел, смотрит — за решеткою сапожники сидят.
— Что вы тут делаете?
— Сидим да войско готовим для Бабы-яги Золотой Ноги.
— Как же вы, братцы, войско готовите?
— А вот как: что шилом кольнем, то и солдат с ружьем, на коня садится, в строй становится и идет войной на Белого Полянина.
— Эх, ребята! Скоро вы делаете, да не споро. Становитесь-ка в ряд, я вас получше научу.
Вот они стали в ряд; Иван-царевич махнул мечом, и полетели головы. Побил сапожников и опять в дорогу.
Долго ли, коротко ли — добрался он до большого прекрасного города; в том городе царские терема выстроены, в тех теремах сидит дéвица красоты неописанной. Увидала она в окно добра мóлодца; полюбились ей кудри черные, очи соколиные, брови соболиные, ухватки богатырские; зазвала к себе царевича, расспросила, куда и зачем идет.
Он ей сказал, что ищет Бабу-ягу Золотую Ногý.
— Ах, Иван-царевич, ведь я ее дочь; она теперь спит непробудным сном, залегла отдыхать на двенадцать суток.
Вывела его из города и показала дорогу.
Иван-царевич пошел к Бабе-яге Золотой Ноге, застал ее сонную, ударил мечом и отрубил ей голову. Голова покатилась и промолвила:
— Бей еще, Иван-царевич!
— Богатырский удар и один хорош! — отвечал царевич, воротился в терема к красной дéвице, сел с нею за столы дубовые, за скатерти браные. Наелся-напился и стал ее спрашивать:
— Есть ли на свете сильнее меня и краше тебя?
— Ах, Иван-царевич! Что я за красавица! Вот как за тридевять земель, в тридесятом царстве живет у царя-змея королевна, так та подлинно красота несказанная: она только ноги помыла, а я тою водою умылась!
Иван-царевич взял красную дéвицу за белую руку, привел к тому месту, где канат висел, и подал знак Белому Полянину. Тот ухватился за канат и давай тянуть; тянул, тянул и вытащил царевича с красной дéвицей.
— Здравствуй, Белый Полянин, — сказал Иван-царевич, — вот тебе невеста; живи, веселись, ни о чем не крушись! А я в змеиное царство поеду.
Сел на своего богатырского коня, попрощался с Белым Полянином и его невестою и поскакал за тридевять земель.
Долго ли, коротко ли, низко ли, высоко ли — скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается — приехал он в царство змеиное, убил царя-змея, освободил из неволи прекрасную королевну и женился на ней; после того воротился домой и стал с молодой женою жить-поживать да добра наживать.
Хрустальная гора
В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь; у царя было три сына. Вот дети и говорят ему: «Милостивый государь-батюшка! Благослови нас, мы на охоту поедем». Отец благословил, и они поехали в разные стороны.
Малый сын ездил, ездил и заплутался; выезжает на поляну, на поляне лежит палая* лошадь; около этой падали собралось много всякого зверя, птицы и гаду.
Поднялся сокол, прилетел к царевичу, сел ему на плечо и говорит:
— Иван-царевич, раздели нам эту лошадь; лежит она здесь тридцать три года, а мы всё спорим, а как поделить — не придумаем.
Царевич слез с своего доброго коня и разделил падаль: зверям — кости, птицам — мясо, кожа — гадам, а голова — муравьям.
— Спасибо, Иван-царевич! — сказал сокол. — За эту услугу можешь ты обращаться ясным соколом и муравьем всякий раз, как захочешь.
Иван-царевич ударился о сырую землю, сделался ясным соколом, взвился и полетел в тридесятое государство; а того государства больше чем наполовину втянуло в хрустальную гору.
Прилетел прямо во дворец, оборотился добрым молодцем и спрашивает придворную стражу:
— Не возьмет ли ваш государь меня на службу к себе?
— Отчего не взять такого мóлодца?
Вот он поступил к тому царю на службу и живет у него неделю, другую и третью.
Стала просить царевна:
— Государь мой батюшка! Позволь мне с Иваном-царевичем на хрустальной горе погулять.
Царь позволил. Сели они на добрых коней и поехали.
Подъезжают к хрустальной горе, вдруг откуда ни возьмись — выскочила золотая коза. Царевич погнал за ней, скакал-скакал, козы не добыл, а воротился назад — и царевны нету! Что делать? Как к царю на глаза показаться?
Нарядился он таким древним старичком, что и признать нельзя; пришел во дворец и говорит царю:
— Ваше величество! Найми меня стадо пасти.
— Хорошо, будь пастухом; коли прилетит змей о трех головах — дай ему три коровы, коли о шести головах — дай шесть коров, а коли о двенадцати головах — то отсчитывай двенадцать коров.
Иван-царевич погнал стадо по горам, по долам; вдруг летит с озера змей о трех головах:
— Эх, Иван-царевич, за какое ты дело взялся? Где бы сражаться доброму молодцу, а он стадо пасет! Ну-ка, — говорит, — отгони мне трех коров.
— Не жирно ли будет? — отвечает царевич. — Я сам в суточки ем по одной уточке; а ты трех коров захотел… Нет тебе ни одной!
Змей осерчал и вместо трех захватил шесть коров; Иван-царевич тотчас обернулся ясным соколом, снял у змея три головы и погнал стадо домой.
— Что, дедушка? — спрашивает царь. — Прилетал ли трехглавый змей, дал ли ему трех коров?
— Нет, ваше величество, ни одной нé дал!
На другой день гонит царевич стадо по горам, по долам; прилетает с озера змей о шести головах и требует шесть коров.
— Ах ты, чудо-юдо обжорливое! Я сам в суточки ем по одной уточке, а ты чего захотел! Не дам тебе ни единой!
Змей осерчал, вместо шести захватил двенадцать коров; а царевич обратился ясным соколом, бросился на змея и снял шесть голов у него.
Пригнал домой стадо; царь и спрашивает:
— Что, дедушка, прилетал ли шестиглавый змей, много ли мое стадо поубавилось?
— Прилетать-то прилетал, да ничего нé взял!
