Александр Афанасьев - Народные русские сказки из собрания А.Н. Афанасьева
Обзор книги Александр Афанасьев - Народные русские сказки из собрания А.Н. Афанасьева
Александр Николаевич Афанасьев
Народные русские сказки из собрания А. Н. Афанасьева
Лисичка-сестричка и волк
Жили себе дед да баба. Дед говорит бабе: «Ты, баба, пеки пироги, а я поеду за рыбой». Наловил рыбы и везет домой целый воз. Вот едет он и видит: лисичка свернулась калачиком и лежит на дороге.
Дед слез с воза, подошел к лисичке, а она не ворохнется, лежит себе как мертвая.
— Вот будет подарок жене, — сказал дед, взял лисичку и положил на воз, а сам пошел впереди.
А лисичка улучила время и стала выбрасывать полегоньку из воза все по рыбке да по рыбке, все по рыбке да по рыбке. Повыбросала всю рыбу и сама ушла.
— Ну, старуха, — говорит дед, — какой воротник привез я тебе на шубу.
— Где?
— Там, на возу, — и рыба и воротник.
Подошла баба к возу: ни воротника, ни рыбы, и начала ругать мужа:
— Ах ты!.. Такой-сякой! Ты еще вздумал обманывать!
Тут дед смекнул, что лисичка-то была не мертвая; погоревал, погоревал, да делать-то нечего. А лисичка собрала всю разбросанную по дороге рыбу в кучку, села и ест себе. Навстречу ей идет волк:
— Здравствуй, кумушка!
— Здравствуй, куманек!
— Дай-ка мне рыбки!
— Налови сам, да и ешь.
— Я не умею.
— Эка, ведь я же наловила; ты, куманек, ступай на реку, опусти хвост в прорубь — рыба сама на хвост нацепляется, да смотри, сиди подольше, а то не наловишь.
Волк пошел на реку, опустил хвост в прорубь; дело-то было зимою. Уж он сидел-сидел, целую ночь просидел, хвост его и приморозило; попробовал было приподняться: не тут-то было.
«Эка, сколько рыбы привалило, и не вытащишь!» — думает он.
Смотрит, а бабы идут за водой и кричат, завидя серого:
— Волк, волк! Бейте его! Бейте его!
Прибежали и начали колотить волка — кто коромыслом, кто ведром, чем кто попало. Волк прыгал, прыгал, оторвал себе хвост и пустился без оглядки бежать.
«Хорошо же, — думает, — уж я тебе отплачу, кумушка!»
А лисичка-сестричка, покушамши рыбки, захотела попробовать, не удастся ли еще что-нибудь стянуть; забралась в одну избу, где бабы пекли блины, да попала головой в кадку с тестом, вымазалась и бежит. А волк ей навстречу:
— Так-то учишь ты? Меня всего исколотили!
— Эх, куманек, — говорит лисичка-сестричка, — у тебя хоть кровь выступила, а у меня мозг, меня больней твоего прибили; я насилу плетусь.
— И то правда, — говорит волк, — где тебе, кумушка, уж идти; садись на меня, я тебя довезу.
Лисичка села ему на спину, он ее и понес. Вот лисичка-сестричка сидит, да потихоньку и говорит:
— Битый небитого везет, битый небитого везет.
— Что ты, кумушка, говоришь?
— Я, куманек, говорю: битый битого везет.
— Так, кумушка, так!..
Лиса, заяц и петух
Жили-были лиса да заяц. У лисицы была избенка ледяная, а у зайчика лубяная; пришла весна красна — у лисицы избенка растаяла, а у зайчика стоит по-старому.
Лиса попросилась у зайчика погреться, да зайчика-то и выгнала.
Идет дорóгой зайчик да плачет, а ему навстречу собаки:
— Тяф, тяф, тяф! Про что, зайчик, плачешь?
А зайчик говорит:
— Отстаньте, собаки! Как мне не плакать? Была у меня избенка лубяная, а у лисы ледяная; попросилась она ко мне, да меня и выгнала.
— Не плачь, зайчик! — говорят собаки. — Мы ее выгоним.
— Нет, не выгоните!
— Нет, выгоним!
Подошли к избенке:
— Тяф, тяф, тяф! Поди, лиса, вон!
А она им с печи:
— Как выскочу, как выпрыгну, пойдут клочки по заулочкам!
Собаки испугались и ушли.
Зайчик опять идет да плачет. Ему навстречу медведь:
— О чем, зайчик, плачешь?
А зайчик говорит:
— Отстань, медведь! Как мне не плакать? Была у меня избенка лубяная, а у лисы ледяная; попросилась она ко мне, да меня и выгнала.
— Не плачь, зайчик! — говорит медведь. — Я выгоню ее.
— Нет, не выгонишь! Собаки гнали — не выгнали, и ты не выгонишь.
— Нет, выгоню!
Пошли гнать:
— Поди, лиса, вон!
А она с печи:
— Как выскочу, как выпрыгну, пойдут клочки по заулочкам!
Медведь испугался и ушел.
Идет опять зайчик да плачет, а ему навстречу бык:
— Про что, зайчик, плачешь?
— Отстань, бык! Как мне не плакать? Была у меня избенка лубяная, а у лисы ледяная; попросилась она ко мне, да меня и выгнала.
— Пойдем, я ее выгоню.
А зайчик говорит:
— Нет, бык, не выгонишь! Собаки гнали — не выгнали, медведь гнал — не выгнал, и ты не выгонишь.
— Нет, выгоню.
Подошли к избенке:
— Поди, лиса, вон!
А она с печи:
— Как выскочу, как выпрыгну, пойдут клочки по заулочкам!
Бык испугался и ушел.
Идет опять зайчик да плачет, а ему навстречу петух с косой:
— Кукуреку! О чем, зайчик, плачешь?
— Отстань, петух! Как мне не плакать? Была у меня избенка лубяная, а у лисы ледяная; попросилась она ко мне, да меня и выгнала.
— Пойдем, я выгоню.
— Нет, не выгонишь! Собаки гнали — не выгнали, медведь гнал — не выгнал, бык гнал — не выгнал, и ты не выгонишь!
— Нет, выгоню!
Подошли к избенке:
— Кукуреку! Несу косу на плечи, хочу лису посечи! Поди, лиса, вон!
А она услыхала, испугалась, говорит:
— Одеваюсь…
Петух опять:
— Кукуреку! Несу косу на плечи, хочу лису посечи! Поди, лиса, вон!
А она говорит:
— Шубу надеваю.
Петух в третий раз:
— Кукуреку! Несу косу на плечи, хочу лису посечи! Поди, лиса, вон!
Лисица выбежала; он ее зарубил косой-то и стал с зайчиком жить да поживать да добра наживать.
Вот тебе сказка, а мне кринка масла.
Старая хлеб-соль забывается
Попался было бирюк[1] в капкан, да кое-как вырвался и стал пробираться в глухую сторону. Завидели его охотники и стали следить. Пришлось бирюку бежать через дорогу, а на ту пору шел по дороге с поля мужик с мешком и цепом*. Бирюк к нему:
— Сделай милость, мужичок, схорони меня в мешок! За мной охотники гонят.
Мужик согласился, запрятал его в мешок, завязал и взвалил на плечи. Идет дальше, а навстречу ему охотники.
— Не видал ли, мужичок, бирюка? — спрашивают они.
— Нет, не видал! — отвечает мужик.
Охотники поскакали вперед и скрылись из виду.
— Что, ушли мои злодеи? — спросил бирюк.
— Ушли.
— Ну, теперь выпусти меня на волю.
Мужик развязал мешок и выпустил его на вольный свет. Бирюк сказал:
— А что, мужик, я тебя съем!
— Ах, бирюк, бирюк! Я тебя из какой неволи выручил, а ты меня съесть хочешь!
— Старая хлеб-соль забывается, — отвечал бирюк.
Мужик видит, что дело-то плохо, и говорит:
— Ну, коли так, пойдем дальше, и если первый, кто с нами встретится, скажет по-твоему, что старая хлеб-соль забывается, тогда делать нечего — съешь меня!
И пошли они дальше. Повстречалась им старая кобыла. Мужик к ней с вопросом:
— Сделай милость, кобылушка-матушка, рассуди нас! Вот я бирюка из большой неволи выручил, а он хочет меня съесть! — и рассказал ей все, что было.
Кобыла подумала-подумала и сказала:
— Я жила у хозяина двенадцать лет, принесла ему двенадцать жеребят, изо всех сил на него работала, а как стала стара и пришло мне невмоготу работать — он взял да и стащил меня под яр*; уж я лезла, лезла, насилу вылезла, и теперь вот плетусь, куда глаза глядят. Да, старая хлеб-соль забывается!
— Видишь, моя правда! — молвил бирюк.
Мужик опечалился и стал просить бирюка, чтоб подождал до другой встречи. Бирюк согласился и на это.
Повстречалась им старая собака. Мужик к ней с тем же вопросом. Собака подумала-подумала и сказала:
— Служила я хозяину двадцать лет, оберегала его дом и скотину, а как состарилась и перестала брехать*, — он прогнал меня со двора, и вот плетусь я, куда глаза глядят. Да, старая хлеб-соль забывается!
— Ну, видишь, моя правда!
Мужик еще пуще опечалился и упросил бирюка обождать до третьей встречи:
— А там делай как знаешь, коли хлеба-соли моей не попомнишь.
В третий раз повстречалась им лиса. Мужик повторил ей свой вопрос. Лиса стала спорить:
— Да как это можно, чтобы бирюк, этакая большая туша, мог поместиться в этаком малом мешке?
И бирюк и мужик побожились, что это истинная правда; но лиса все-таки не верила и сказала:
— А ну-ка, мужичок, покажь, как ты сажал его в мешок-то?
Мужик расставил мешок, а бирюк всунул туда голову. Лиса закричала:
— Да разве ты одну голову прятал в мешок?
Бирюк влез совсем.
— Ну-ка, мужичок, — продолжала лиса, — покажи, как ты его завязывал?
