Георгий Полонский - Не покидай
- Да? А кто, интересно, удержит меня? Когда весь гарнизон ваш - тю-тю! Вы сами, что ли? Отец, пусть он не подходит ко мне… со своими соплями!
Канцлер был печален. Он вынул серебряный пистолетик игрушечного вида и попросил кротко:
- Отойди от двери, Альбина. Пожалуйста.
- Э, свояк, убери игрушку! - крикнул Крадус, но как-то сипло. - Я еще тут пока…
- Удержите ее сами. Нам с вами одинаково нужно, чтобы она не наделала глупостей, их сверхдостаточно было…
Крадус приблизил к нему свое обрюзгшее за последний час лицо:
- Мне уже ничего не нужно… Я устал, брат… - он снял корону и протянул свояку. - На, бери! Мне лучше, чтоб голова дышала… а ты лысеешь… Из-за этого украшения потерять семейство? А у твоей Тильки глаза так и горят…
(Оттилия и в самом деле не расставалась с короной сестры.)
- Так что забирайте! Я не в цезари, я - знаешь, куда хочу? В ночное… Ты ведь не был никогда, а? Оно и видно. Хочу в ночное, Альбиночка! Чтоб костерок был, и звездочки в небе, и простор… И чтоб рядом - кони: матки, жеребцы, стригунки… Вот и все мои желания, свояк… веришь? Ты уж поверь: я и хотел бы, может, соврать, да не получается!
Канцлер чихнул. Альбина, пользуясь моментом, когда враг не держал ее на мушке, выскользнула за дверь.
37.
Нужно ли говорить, что куклы в руках у Марты по-настоящему ожили - на потеху одним, на устрашение другим? Кое-кто даже покинул таверну, чтобы не стать соучастником столь опасного дела…
Желтоплюш тронул за рукав Патрика:
- Мне только что сказал наш пенагонский друг, чей вы сын…
- Он и мне это сказал, - отвечал Патрик задумчиво. - оттого и веселье не очень-то мне дается… Выходит, я - принц? И что с этим делать?
- А принцам необязательно ходить в черном и чахнуть от тоски! Мы с вами дружили в детстве, Ваше Высочество! Вы вечно крутились около отца моего - Жан-Жака-Веснушки…
Патрик всматривался в него:
- Я вспомнил. Думаете, сию минуту? А вот и нет - раньше! Когда мы с Марселлой, - он накрыл ее руку своей, - ваш кукольный театр прятали…
А снаружи продолжали старательно горланить песню о путанице:
Мужик, закончив зимний сев,
На шляпу голову надев,
Поплелся на пирушку.
В кругу заплаканных кутил
Он, трубку спрятав, закурил
И в пиво налил кружку!
Трактирщика оттеснили от его собственной стойки зрители кукольного театра - Марта развернула его именно там. Трактирщик тянулся разглядеть что-нибудь за их спинами, когда к нему прицепился Пенапью:
- Сударь, ну признайтесь: стыдно вам за давешнее? За тот завтрак, каким вы нас угощали?
- Не докучайте, господин хороший, некогда мне! Вы - народ пришлый… вас забрали и выпустили. А нам тут жить!
- Вы как-то странно выразились: будто жизнь - это тюрьма! И если ты не узник, то стражник…
- Да, да! - гаркнул хозяин таверны. - Это не мною заведено!
- Патрик! - страдальчески воскликнул Пенапью. - Патрик, послушайте, что говорит этот человек. Если он прав… я не знаю… тогда жить - никакого удовольствия, надо все переделывать!
А упорная песенка завершалась так:
Эх, не пришлось попировать:
Подвыпивший бродяга
По кулаку зубами - хвать!
И помер наш бедняга.
Ему могилу принесли,
Он встал живой из-под земли,
Отпел отца святого
И в пляс пустился снова!
( Стихи немецких вагантов XI-XII веков в переводах Льва Гинзбурга )
38.
Дубовый зал. Задохнувшись, вошла сюда Альбина:
- Они вернулись! Вернулись… только, наверно, они сверху войдут…
Патрик и четверо друзей его действительно появились на галерее. И сразу - к столику с голубой розой. Марселла убедилась, что ее "крестница" в порядке, и они с Патриком понимающе улыбнулись друг другу.
- Патрик! - крикнула Альбина. - Ты только учти: у этого типа есть оружие!
- Не смешите людей, принцесса, - и видом, и тоном Канцлер показал, что неразумно принимать ее слова всерьез. - Пугач у меня, игрушка… И кто собирается палить, в кого и зачем? Тем более что наш Патрик одет сегодня в броню фантастического везения: ему возвращен голос!
- И не только! - напомнила Альбина. - Еще и титул!
- Тем более. Голос - это, допустим, по воле Провидения, оно свои поступки не объясняет. Но есть и еще загадка: одновременно на всех присутствующих напала безудержная, неуправляемая, болтливая откровенность! С языков слетали вещи, опечатанные сургучами строжайшей тайны на протяжении шестнадцати лет! Ваше мнение, милый Патрик: где тут зарыта собака? Знаю, знаю: вы желали бы отделаться от меня, чтобы отпраздновать ваши удачи плюс незаконное освобождение этих актеров…
- Незаконное?!- не выдержал принц Пенапью. - Да что ж у вас за законы такие?
- Вы слабо знаете собственные, принц, пенагонские, - осадил его Канцлер, - различия невелики. Но не будем спорить. Я просто не уйду без этой разгадки! Итак? Но я жду ответа искреннего, милый Патрик… виноват, принц Патрик… Ваше Высочество Патрик… Ответа в духе всеобщего сегодняшнего прямодушия и бесстрашия.
Патрик не уклонялся, он принял вызов:
- А я думаю, многие заговорят в этом духе теперь. И ответить придется вам.… За Остров Берцовой Кости, к примеру. За погубленных там и за тех, кто живы еще… И за тех, кто внизу.
- Я знаю, знаю эту точку зрения, - Канцлер реагировал на эти слова, как на давно докучающего комара. - Я и сам был когда-то романтиком, но я не о том спрашивал…
- Но голос возвращен мне, и трачу я его по своему усмотрению! Слухи идут, что вы готовите какой-то чудовищный новый закон - против воспоминаний… А стране как раз обратный закон нужен: закон против короткой памяти! Чтоб та "Берцовая Кость" во все двери стучала, чтоб кожу царапала, глаза колола! Закон, который запретит пирующим, румяным, разомлевшим у своих очагов забывать тех, кому живется, как голым на морозе!
Была пауза. Канцлер пожевал ртом, затем раздраженно вскинул голову:
- Это все? Или будет еще стишок на эту тему? Вопрос был один: как, почему, каким пробочником вас раскупорило сегодня? Всех сразу?!
Никто не ожидал, что в такую беседу посмеет вступить Марселла. И вот, представьте себе, - вступила:
- А я тоже не пойму: почему на вас-то не действует Роза? Она на всех действует, даже на очень плохих людей!
- А при чем тут цветок? - не понял и оттого еще более занервничал Канцлер. - Это вы про запах? У меня насморк, как вы заметили… Я и без насморка несимпатичен вам, а у меня еще и он!
- Как, бишь, его зовут - аллигаторский? - подал король Крадус уже обычную для себя реплику (Оттилия - та просто ждала ее!)
- А-а, ну ясно… - Марселла как бы приглашала всех посмеяться над этим недоразумением: насморк мешает чуду, волшебству! - А дело-то все в ней, - видите, она голубая…
Канцлер отказывался понимать: да хоть фиолетовая - что это объясняет?
Патрик сказал, - не столько ему, сколько всем остальным:
- Нет. Не фиолетовая. А именно эта, одна-единственная. Она была почти трухой - а вот у этой девушки ожила…
Взяв Розу и неотрывно глядя на нее, Марселла спускалась с ней по ступенькам:
Эта Роза моя - откровенности муза!
Кто вдохнул горьковатый ее аромат, -
Цепи лжи упадут с того ржавой обузой,
Вдохновением правды тот будет объят!
Против выгод своих и себе же на диво,
Словно Богу подробный давая отчет,
Все, что было и есть, он признает правдиво,
И ни капли вранья с языка не стечет.
( Стихи Георгия Полонского )
- Занятная механика, - признал Канцлер. Он шагал по диагонали Дубового зала и думал: вот теперь он узнал то, что домогался узнать. А ведь не полегчало! Нет… Пожалуй, наоборот…
Так. И что же? Будете ходить с этим цветочком из дома в дом? Насаждать повсюду? Вероятно, о целых розариях мечтаете - чтобы люди дышали этим воздухом в обязательном порядке? Бедные мои… Вы ужаснетесь последствиям! Кто будет говорить правду и во имя чего - вот та банановая корка, на которой вы поскользнетесь!
- Да не переживайте за нас, - справимся! - успокоила Марта.
- Теперь-то, когда у нас есть свой принц! И когда ему голос дан… - подхватила Марселла. А этот насморочный тип все норовил испугать их и озадачить:
- Но голос-то получат все! А люди не готовы к этому! Сумки почтальонов разбухнут от правдивых доносов! Граждане Абидонии узнают друг о друге такое, знаете ли… Наша чернь отбросит остатки стеснительности: чего там, ведь они правдолюбы - глазейте же на их срам! "Надоел!" - скажут дети учителю, - пошел вон!"… "Рак, - скажет врач больному. - До лета не доживете". "Смычок - не лопата, - скажет хам музыканту. - Покопай ты землицу, а я побренчу". Священник выболтает тайну исповеди! Историки понапишут такого…
Патрик перебил его:
- Довольно, Канцлер, мы поняли. Ну как, Желтоплюш, напугал он вас?
Желтоплюш наиграл паническую дрожь:
