Георгий Полонский - Не покидай
- Я знаю, слышала.
- Нет, вы не все знаете, Марселлочка. Меня не один раз ограбили: у вас король, оказывается… жулик. Не вздрагивайте так, это еще не самое плохое, что про них про всех можно сказать…
- О, - поразилась Марселла его проницательности. - Да вы молодец, Ваше Высочество!
- Спасибо, - зарделся он. - А вы мне напоминаете Золушку. Это, кстати, любимая моя книга… И что самое интересное - с вами, я думаю, случится то же, что и с ней: вам, милая, суждено быть принцессой!
- Мне? - Марселла испугалась сперва, потом засмеялась, зажав себе рот ладошкой.
- Вам. Потому что он поймет - не завтра, так через год, - что вы - это клад! И все кончится счастливо, как в той книге, - заключил он с искренней печалью.
- "Книга"! Сказка это! В ней десять листочков или меньше… И что общего у Патрика с тем принцем?
- Так вы еще ничего не знаете? - воскликнул Пенапью громче, чем следовало, и Патрик проснулся:
- А-а, Ваше Высочество!…
- Как вы себя чувствуете?
- Теперь - изумительно! Отдохнул. Да, между прочим, в вашу честь у меня такие строчки сложились, я и забыл:
С утра мне худо было, деточка,
Я чуть в отчаянье не въехал,
Но вы и ваши "ноты в клеточку"
Тоску излечивают смехом!
( Стихи Георгия Полонского )
Строго говоря, тут можно было и обидеться на месте Пенапью, но он, наоборот, расцвел:
- О, спасибо! Мне никогда еще никто не посвящал… так, чтобы искренно.
Поблизости от них остановились несколько гвардейцев с явными отклонениями от устава в форме одежды и поведении: они принялись играть в "жучка"…
32.
Терпение Канцлера истощалось:
- Я вам трижды объяснил, полковник, противозаконность вашей просьбы! Вы попросту глуповаты для этих эполет. Ступайте. Кру-гом! Марш!
Удилак повернулся круто и сделал несколько по-строевому чеканных шагов к выходу. Но - передумал, видимо:
- А ты кто такой? Ты же - штатский… Ваше Величество, как он может мне говорить: "кру-гом"? Все у него под следствием… все расследуется… Слушай, а вот какое дело никто еще не расследовал, возьмись-ка: почему коза - горохом сыплет, а конь - куличами кладет?
Королевская семья прыснула со смеху, Альбина тихонько сказала "Браво, Удилаша!", а Оттилия, прижав надушенный платочек к носу, зашипела:
- Свояк… Ваше Величество… укоротите своего героя!
- Домашний арест - как минимум! - объявил Канцлер и распахнул двери: - Гвардейцы, пройдите сюда.
Вошли те самые, что играли в "жучка". Они покачивались.
- Разоружить полковника, он арестован.
- Слушай мою команду, ребята, - возразил Удилак. - Взять Канцлера, засыпать в его штаны три фунта сухой горчицы, а потом это… посадить на карусели! Видите, какой у бедняги насморк…
- Называется - аллегорический, - хохотал Крадус. - Ой, да ты сам, братец, артист - лучше не надо! Свояк, да ты не бойся - шутит он! Только палку-то не перегни, полковничек…
Гвардейцы, однако, подчиняясь из двух приказов последнему, надвигались на Канцлера; тот пятился к лестнице:
- Вы что? Ополоумели? Я сказал - взять дебошира…
Удилак сам объяснил свой кураж:
- Может, завтра, Ваше Величество, я застрелюсь - со страху, что был такой смелый… А только покамест - хорошо! Ну до чертиков же надоело всем бояться его! Ребята, скажите вы…
Гвардейцы повернулись к монарху и доложили:
- Так точно, Ваше Величество, надоело!
Оттилия просто-напросто завизжала:
- Крадус! Король вы или тряпка, в конце концов?! И зачем здесь опять этот ребенок?!
Да, на лестнице обнаружилась девочка, та самая Ника, в одной рубашонке и с куклой; кукла была, конечно, позаимствована там, где уложили малютку; да только уснуть с такой "лялькой" вряд ли смог бы даже самый послушный ребенок: то была - по роковому стечению обстоятельств - марионетка, изображающая именно Канцлера…
Первыми заржали гвардейцы, они были просто в восторге… Канцлер выхватил куклу у девочки, да так резко, что она села на ступеньку и, наверно, ушибла копчик и заплакала…
- С кем воюешь, Ваше бесстыдство? - Удилак опалил его жарким презрением, а своим гвардейцам сказал: - Пошли, ребята. Если уж дите играет в него, - недолго, стало быть, ему людей пугать. - Он взял девочку на руки. - Чья она, Ваше Величество?
- Одного музыканта дочь, - объяснила Флора.
- Во! Как раз такой папа и требуется! А еще артисты - верно я говорю? Приказ же был - два дня гулять… Честь имеем! - и все трое щелкнули каблуками.
33.
Папу искать не потребовалось, он метался тут же, в вестибюле, сильно всклокоченный. Он побелел, увидев дочь в руках у солдафона; от Удилака, к тому же, еще попахивало пеклом жизнеопасного конфликта, в глазах его еще были молнии…
- Ради бога! - кинулся к нему музыкант. - Куда вы ее? Что она сделала?!
Своей и без того свирепой физиономии Удилак еще добавил этого свойства:
- Вы отец? Будете отвечать с ней на пару: не в те куклы она играет у вас! - Он оглянулся на гвардейцев и подмигнул им.
Тут приблизились и наши герои - Пенапью, Патрик и Марселла; девушка запросто отняла у полковника Нику, а ее полуобморочному отцу сказала:
- Вот видите, сударь? Я ж обещала вам… Все хорошо…
- Как "хорошо"?! Она, говорят, проштрафилась!… Не забирают ее разве?
Голос был - как у вынутого из петли, а сам вот-вот чувств лишится! Удилак обескураженно скреб в затылке:
- Мама родная… земляки… это что ж такое с нами сделалось? И пошутить уже нельзя…
- А я знаю, почему! - вклинился Пенапью. - Я вам расскажу, господа… я тут таких вещей наслушался! Но сначала, господин офицер, - простите, я плохо разбираюсь в этих… аксельбантах, - сначала, ради бога, освободим моих друзей!
- Тех артистов? Так это у меня по плану загула - первым номером!
Марселла захлопала в ладоши.
Из Дубового зала вышел - уже минуты три назад - лысый лакей с подносом, на котором красовалась необычной формы бутылка, плюс несколько бокалов. Он странно топтался с этой ношей поблизости от всей компании, пока не попал в поле зрения Удилака:
- Угощаешь, что ли? Так налей, не откажемся! По маленькой - и вниз!
Но когда наполненные бокалы уже сошлись, чтобы чокнуться, этот лысый лакей вдруг предупредил - и глаза его стали безумными в ту минуту:
- Мучиться будете недолго… яд - быстродействующий…
- Что-что?!!
- Яд, говорю, сильный. Канцлер его собственноручно подсыпал. Угостить приказано вас, господин Патрик, и полковника… Его Высочество иностранного гостя пока травить не велено… О, мадонна! - лакей-шпион упал на колени, - почему я болтаю все это?! Он же меня повесит!…
Все молчали. Лакей плакал у них в ногах. Удилак медленно вылил содержимое бокала на его лысину. И, перешагнув через этого мученика правды, повел наших героев по коридору…
34.
В Дубовом зале была атмосфера разброда и неуверенности. Проиграв один раунд Удилаку, Канцлер собирался с силами: он не раскиснет, как этот горе-монарх, которого хоть ложками собирай… - внушал он себе; он еще способен показать им всем…
- А куда подевались оба принца - и заграничный, и наш? - спросила Альбина. - Кстати, Патрик-то сам знает, кто он есть?
- Оповестят, не волнуйся… - грызя ножку куропатки, отвечала Оттилия (у нее у одной был сейчас аппетит). - Такие вести - они как пожар! Вот только мамуля твоя сидит спокойно. Не знает и не хочет знать, чем за корону ее плачено. Чистенькая!
- Оттилия! - грозно окликнул ее супруг. - Прикуси немедленно свой язык!
- Да? Чтобы этот грех только на нас висел? Черта с два! Флора же верит до сих пор в сказочку про лесных разбойников… Нет уж! Король сам выведет королеву из ее приятного заблуждения? Или мне это сделать?
- Я - сам…- простонал Крадус. - Нет, не могу… Нет, скажу… оно сейчас само скажется… ой-ой-ой…
Канцлер показал Оттилии на голову, а затем выразительно постучал костяшками пальцев по дубовой обшивке колонны.
…Но что так коверкало или пучило Крадуса? Он кружился на месте, он совал себе в рот кулак, потом отхлебывал из графина и, не глотая, стоял с раздутыми щеками. Он был очень-очень странен - и прежде всего, самому себе.
Альбина пыталась сложить все вместе… Слова Оттилии; Канцлер, испуганно сигнализирующий, что она - дура дубинноголовая; плюс эти папины странности…
- Мама! Мамочка… Я, кажется, поняла! - чужим деревянным голосом сказала Альбина. Она раскачивалась, как китайский болванчик, - нет, гораздо быстрее…
- О Боже… - тут и королеву осенила страшная догадка. - Вы трое… убили Эмму и Анри? Вы это сделали? И ты, лошадник? Ты взял этот ужас на себя… на душу свою?
Апельсиновая вода забулькала в горле Крадуса и фонтанчиком вырвалась из него:
- Что значит "я взял"? План был его… - и рукой, и подбородком указывал он на Канцлера. - А сделали два висельника, которых так и так ждала петля за разбой. Ну а мы им жизнь пообещали… После-то все равно, конечно, повесили…
