Александр Афанасьев - Народные русские сказки А. Н. Афанасьева в трех томах. Том 2
Место записи неизвестно.
AT 707. Вариант отличается живостью повествования и красочными подробностями. Эпизод снятия чудесными молодцами шапочек, прикрывающих на лбу красное солнышко, на затылке светел месяц, имеет соответствие в ряде восточнославянских сказок этого типа.
322
Не шарахтит — не шаркает, не трется (Ред.).
323
Записано в Саратовской губ.
AT 707. В тексте дано яркое описание, характерное для многих восточнославянских вариантов, диковинок, виденных купцами на море-океане, и диковинок, которыми сестры оклеветанной царицы пытаются отвлечь царя от поездки на чудесный остров. Образ ученого кота, поющего песни и сказывающего сказки (ср. пролог к «Руслану и Людмиле» Пушкина), встречается и в других восточнославянских вариантах о чудесных детях. Значительным является воздействие на народные сказки пушкинской «Сказки о царе Салтане». Оно заметно в этом саратовском варианте. В сносках указаны Афанасьевым следующие варианты: После слов «засмолить и пустить по морю» (с. 304) — вариант: «Родила королевна разом трех сыновей, да таких красавцев, что нигде не видано, нигде не слыхано! У всех ноги в се́ребре, руки в золоте, во лбу светел месяц. А королевича, как нарочно, дома не случилося; пишет ему мать родная о той радости и посылает гонца. Старшие сестры королевны залучили к себе гонца, напоили его сонным зельем и подменили письмо; а в ложном письме сказано, что твоя жена родила трех щенят поганых. Королевич прочитал и шлет грамотку — велит ожидать своего приезда. Сестры опять зазвали гонца и опять подменили письмо, чтобы посадить королевну с детьми в бочку и бросить в океан-море глубокое».
К словам старшей сестры «...Вот диво — так диво; за тридесять земель...» (с. 304) даны два варианта:
«Вариант 1: «Это что за диво! На море на океане, на острове на Буяне есть волк; у него под хвостом баня, а под задом море; коли в бане выпариться, в море выкупаться — молодец молодцом станешь!...»
Вариант 2: «Говорит о чудной молочной реке».
К словам «ученый кот» (с. 304) — вариант: «морской».
После слов «Что делать прикажете?» (с. 304) отмечено: «По другому списку королевнин сын обертывается голубем, улетает в далекие страны и приносит оттуда чудного волка (с банею) и другие диковинки».
После слов «сказки сказывает» (с. 305) дан вариант: «Купцы, отправляясь в государство Ивана-королевича, заезжают на чудный остров. Королевна их угостила, употчевала, а сын ее повел их на молочную реку и велел испить: купцы напились — и далась им сила великая; после выпарились в бане, посмотрелись в зеркало — и самих себя не узнали: такими молодцами да красавцами сделались!»
К словам «королевский сын комаром обернулся» (с. 305) дан вариант: «пчелою».
К эпизоду встречи королевского сына со своими братьями (с. 306) дан вариант: «Подходит королевнин сын к колодцу и присел отдохнуть. Вдруг прилетают туда три голубя, сели на сруб и заворковали таково жалостно. Королевнин сын подкрался и вырвал у них у всех по перу из хвостов — тотчас голуби очутились добрами молодцами, его родными братцами...»
324
Записано в Новогрудском уезде Гродненской губ. учителем М. А. Дмитриевым. Язык белорусский.
AT 707. Мотив чудесных превращений убитых детей в деревья, а затем в баранчиков, принимающих человеческий облик, не имеет параллелей в русских, но часто встречается в белорусских, украинских и польских, чешских, словацких вариантах. Наряду с особенностями, восходящими к западной традиции, в этой белорусской сказке есть типичное для восточнославянских сказок изображение облика чудесных детей.
325
Белье.
326
Иголкой.
327
На затылке.
328
Забеременела.
329
Пусть.
330
Вскармливает, воспитывает.
331
Грамоту, письмо.
332
Батрак, наймит, слуга.
333
Польс. kasować — смарать, вытереть написанное.
334
Покуда.
335
Похоронить, зарыть.
336
Ветвь.
337
Отпустил (от себя жену).
338
Ложе, кровать.
339
Новая королева.
340
Прежняя.
341
Сказки сказывать.
342
На охоту.
343
Мать.
344
Злая сестра.
345
Тяжело.
346
Суягная.
347
Новая.
348
Прежняя королева.
349
Записано в Тверской губ.
AT 707. Данный и следующий варианты представляют ту разновидность сюжета о чудесных детях, что и сказки «Тысячи и одной ночи» и сборника Страпаролы «Приятные ночи», а также лубочного сборника «Ск. дедушки», с. 3—35 — о поисках поющего дерева, птицы-говоруньи, живой (танцующей) воды. Эта разновидность сюжета, характерная для западного фольклорного материала, относительно редко встречается в восточнославянских сборниках. Русских текстов отмечено в них — 10, украинских — 5, белорусских — 2. Мотив заточения оклеветанной царской жены в часовне (заточения в башню, замуровывания в стене) имеет соответствие в западных, и в белорусских, украинских, латышских, эстонских, литовских вариантах. Так же, как и особенно характерная для восточнославянского фольклора версия «Чудесных детей» — «По колена ноги в золоте...», версия (разновидность) «Поющее дерево и птица-говорунья» развивалась на почве восточнославянской сказочной традиции, обогащаясь своеобразными подробностями. См. об этом в указанной выше статье Т. В. Зуевой в сб. «Проблемы преподавания и изучения русского устного народного творчества». М., 1979, вып. 6, с. 3—17.
350
Раздаватель хлеба (Ред.).
351
Клубочек, шарик.
352
Записано в Оренбургской губ.
AT 707 (разновидность «Поющее дерево, птица-говорунья и живая вода»).
К рассказу о наказании царицы (с. 311) Афанасьевым дана сноска: «Несчастную царицу заклали в каменный столб; сидит она, молится и плачет. Явился ей сам Христос: «Не плачь, твоя молитва дошла до бога; будешь ты опять царицею, и будут у тебя дети». С тех пор много лет прошло; а царица в столбе замурована — никто ее не кормит, а она духом божьим сыта».
В Примечаниях (кн. IV, 1873, с. 378—381) к текстам № 283—289 Афанасьев дал пересказ еще одного варианта, записанного Петуховым в Пермском уезде: «Молодая царица как обещала царю, так и родила трех чудесных детей; баба-яга вызвалась быть повивальною бабкою; оборотила царевичей волчатами, а взамен их подложила простого крестьянского мальчика. Царь рассердился на жену, которая (как ему казалось) не исполнила своего обещания, и велел посадить её вместе с ребенком в бочку и пустить на синё море. Бочка пристает к пустынному берегу и разваливается; царица выходит с подкидышем на сухое место и молит бога, чтобы даровал им хлеб насущный. Господь услышал молитву и превратил песок в кисель, воду в молоко; тем они и питались. Мальчик скоро вырос, принялся бить зверей да с них шкурки сымать; много набил и куниц, и лисиц, и бобров и сделал из тех шкурок небольшой шалаш: было бы где от дождя да от холода укрыться. Проходили мимо нищие и немало дивилися, что вот живут себе люди — о хлебе не думают: под руками река молочная, берега кисельные; пришли к царю и рассказали ему про то диво неслыханное. А царь уже успел на другой жениться — на дочери бабы-яги. Услыхала новая царица, про что говорят нищие, выскочила и крикнула: «Что за хлопуши пришли? Экое диво рассказывают! У моей матушки есть почище того: кувшин о семи рожках; сколько ни ешь, сколько ни пей из него — все не убывает». Этими словами она и речь странников замяла и царя омрачила: он хотел было ехать посмотреть на диво, а то и думать перестал. Когда сведал про то подкидыш, тотчас же собрался и пошел к бабе-яге добывать кувшинчик, пришел к ней в избушку, когда ведьмы дома не было и унёс диковинку. Снова заходят нищие к царю и рассказывают про реку молочную, берега кисельные и кувшинчик о семи рожках: сколько из него ни ешь, сколько ни пей — в нем и на каплю не убывает. Услыхала их речи ягинична, выбежала, выскочила и крикнула: «Какие там хлопуши явились! Нашли чем хвастаться! У моей матушки есть получше того: зеленый сад, в том саду птицы райские, поют песни царские — про царей, про князей и про всяких королей». Дошло это слово до подкидыша; отправился добывать сад бабы-яги. Идет дорогою, идет широкою, навстречу ему старичок: «Куда пошел, добрый молодец?» — «Хочу доставать сад бабы-яги!» — «Как же ты увезешь его?» — «А и сам не ведаю». Старичок дал ему дудочку. «Вот, — говорит, — когда придешь на место, обойди кругом весь сад и скажи: «Как ветер дует, так и сад за мною лети», а сам иди да в дудочку посвистывай. Сад за тобой тотчас тронется». Очутился сад бабы-яги у прекрасной царевны с подкидышем; нищие и про то диво стали царю рассказывать, а дочка бабы-яги выскочила: «У моей, — говорит, — матушки есть почище того: чудное зеркальце — как взглянешь в него, так все разом и уведаешь, где какие войска стоят, где какие города построены и все, что на свете случается». Подкидыш опять собрался в дорогу, взял про запас сладких яблочков и отправился добывать зеркальце. Навстречу ему кузнец. «Дай, — говорит, — яблочко». — «Скуй мне щипцы да три прута железные». Кузнец сковал, подкидыш отдал ему за труды сладкие яблочки и пошел дальше. Вот стоит избушка на курьих ножках, на собольих лапках. Молвил он ей: «Избушка, избушка! Стань к лесу задом, ко мне передом». Избушка повернулась, зашел в нее добрый мо́лодец, а там жарко печь топится, возле баба-яга стоит, клюкой в печи мешает. Замахнулась было́ баба-яга на незванного гостя клюкою, убить хотела, да он так ее пнул ногою, что и клюка из рук вылетела, и сама рот разинула. Подкидыш поймал ее за язык щипцами и давай бить железными прутьями; один прут изломался, он за другой взялся; другой изломался, он за третий принялся. Просит баба-яга пощадить ее, помиловать, и отдает ему свое зеркальце. Принёс добрый мо́лодец домой чудное зеркальце; царица глянула в него — и увидала своих деток волчатами на чистой поляне промеж орешника. «Вот, — говорит, — где мои детки живут». Подкидыш вызвался за ними сходить. Мать надоила из своих сосцов молока, замесила на том молоке крупчатку и сделала три колобочка. Взял подкидыш волшебное зеркальце и три колобочка и пошел в путь-дорогу; подкрался помаленечку-потихонечку к густому орешнику и дивуется: день был ведрёный, играют на поляне три волчонка, прыгают друг через дружку, по травке-муравке валяются. Подкидыш бросил им три колобочка, волчата подхватили и съели. «Ах, братцы — отозвался старший, — я ровно, матушкину титечку пососал». — «И я тоже», — отвечали два других брата. Стал манить их сон; разлеглись на лужайке и заснули крепко-крепко. Тем временем подкидыш развел костер, и как скоро огонь разгорелся, — связал у волчат хвосты вместе, да как крикнет громким голосом: «Не пора спать, пора вставать!» Волчата вскочили и рванулись бежать — волчьи шкуры с них мигом слетели, и явились три добрых молодца, три родных брата. Подкидыш схватил волчьи шкурки да в огонь; так и спалил. После того они здравствовались и пошли все четверо к матери. Опять явились нищие к царю и рассказывали ему про царицу и царевичей, про молочную реку, берега кисельные, про кувшин о семи рожках и зеленый сад. Царь не вытерпел, поехал и узнал свою настоящую жену и трех сыновей, добрых мо́лодцев: подкидыша принял к себе крестовым сыном. Тут они собрались в свое царство ехать, да как поехали — крестовый сын заиграл в дудочку, глядь — а зеленый сад вслед за ними идет. Воротившись домой, царь, не медля ни мало, осудил бабу-ягу с дочкою и приказал их обеих на воротах расстрелять».
