Льюис Кэрролл - Алиса в Зазеркалье
– Да, мне показалось, что вы были немного не в себе, – согласилась Алиса.
– Ты угадала! Я витал в облаках! – подтвердил Рыцарь. – Вернее, на заборе. Я выдумывал Новый Способ перелезания через забор. Хочешь его узнать?
– Очень, – вежливо откликнулась Алиса.
– Следи за моей мыслью! – начал Рыцарь. – Есть забор. И есть я – голова вверху, ноги внизу. Перелезают обычно как? Снизу вверх! Но голова-то уже и так вверху! Осталось поднять ноги, которые, как ты помнишь, внизу. Становимся на голову. Теперь ноги вверху. Их перебрасываем через забор. Голова перелетит сама собой следом за ногами. Ловко?
– Если изловчиться, – сказала Алиса.
– Да-а, тут уж придется ногами поработать, – задумчиво произнес Рыцарь. – Главное, чтобы голова не подвела. Впрочем, я еще не пробовал.
Рыцарь явно расстроился, и Алиса поспешила отвлечь его.
– Какой у вас необыкновенный шлем! – воскликнула она. – Неужто и его вы сами выдумали?
Рыцарь покосился на свой шлем, притороченный к седлу.
– Конечно! – горделиво приосанился он. – Но я уже придумал другой, лучше этого, величиной с водосточную трубу! Когда я его надеваю, падать с Коня одно удовольствие! Как ты заметила, я предпочитаю лететь вниз головой. А в таком шлеме и лететь-то не надо. Раз! – и ты уже воткнулся вершинкой шлема в землю. Правда, иногда проваливаешься в шлем и летишь уже внутри. Однажды я так вот провалился в шлем, а его нашел другой Белый Рыцарь. И надел, думая, что он пустой.
Рыцарь говорил так напыщенно, важно и серьезно, что Алиса просто давилась от смеха.
– Боюсь, что его голове досталось! – хмыкнула она.
– Увы, – сказал Рыцарь, – пришлось его достать пяткой. Но зато он меня доставал потом из шлема до самого вечера. Ух и намаялся! Как весной.
– Весной? – не поняла Алиса.
– Май – месяц весенний. Вот он и маялся, как весной. Что ж тут непонятного? – рассердился Рыцарь и возмущенно развел руками.
И тут же брякнулся в глубокую канаву. Давненько он не падал. Минуты две. Алиса так успокоилась, что даже не успела на этот раз подхватить его. Когда она подбежала к канаве, Рыцарь стоял на голове и, болтая в воздухе ногами, продолжал болтать как ни в чем не бывало.
– Маялся, как весной, – повторил он и продолжал: – Но все же самая большая маета, когда шлем сидит на голове вместе с кем-то, сидящим в шлеме.
– Как это вы умеете говорить, стоя на голове? – удивилась Алиса, выволакивая Рыцаря из канавы.
– Это помогает думать, – ответил рыцарь. – Тело всем своим весом давит на голову, и мысли от этого становятся весомее. – Он передохнул и завел снова: – Но самая моя блестящая выдумка – это Третье блюдо на второе!
– Какое? – не поняла Алиса.
– Сладкое, – ответил Рыцарь. – Пока ты ешь Первое, тебе подают Второе, а оно на самом деле Третье!
– И часто вам удавалось есть Третье вместо Второго? – позавидовала Алиса.
– Редко, – понурился Рыцарь. – Реже некуда. Просто никогда. Когда мне его давали после Первого, оно тут же становилось Вторым. – Он покачал головой и грустно добавил: – Оказалось, что Третьим оно становится только после Второго.
– А какое оно, это сладкое Третье, которого вам не удалось попробовать? – спросила Алиса, желая хоть как-то отвлечь и развлечь бедного Рыцаря.
– По вкусу оно напоминает промокашку, – сказал Рыцарь, глотая слюнки.
– Мне оно было бы, наверное, не по вкусу, – осторожно сказала Алиса.
– Не просто промокашку, – поспешно перебил ее Рыцарь, – а промокашку, хорошо пропитанную чернилами и посыпанную морским песочком. Ни с чем в сравнение не идет… А мы уже пришли. И я вынужден тебя покинуть.
Алиса, пытавшаяся себе представить вкус промокашки, посыпанной песочком, от неожиданности вздрогнула и огляделась. Они стояли на опушке леса. Значит, придется расставаться с Белым Рыцарем.
– Ты чем-то опечалена? – участливо спросил Рыцарь. – Я тебя сейчас развеселю песенкой.
– Она, наверное, длинная? – осторожно спросила Алиса, которая, честно говоря, устала уже от стихов.
– Очень длинная, – успокоил ее рыцарь. – И такая развлекательная… Когда я ее пою, всех прошибает слеза, или…
– Что – или? – спросила Алиса.
– Или их уже ничем не прошибешь. Называется «ТАРАРАМ ПО ГОРАМ».
– Как забавно называется песня! – притворно удивилась Алиса.
– Ты не поняла. Не песня, а Название так называется. А само Название такое – «Я ВОДИЧКУ НАЛИВАЮ В РЕШЕТО».
– Ну конечно! – воскликнула Алиса. – Все понятно. Вы назвали название песни.
– Нет, – терпеливо объяснял Рыцарь. – Не название песни, а только само Название. А Название Песни такое – «НАДЕВАЮ ПАЛЬТО НАИЗНАНКУ».
– Значит, песенка называется «НАДЕВАЮ…», – пыталась разобраться Алиса.
– Нет, – перебил ее Рыцарь, – это лишь Название Песенки. А сама Песенка называется «НА ЗАБОРЕ СТАРИКАШКА СИДЕЛ». Мелодию, кстати, тоже я сам выдумал.
С этими словами он притормозил Коня, отпустил поводья и, дирижируя себе рукой, запел. Блаженная улыбка блуждала на его наивном и добром лице.
Много чудес повидала Алиса в Зазеркалье. Но эту песню она вспоминала с особенным удовольствием.
И через много-много лет она видела как наяву кроткие голубые глаза и детскую улыбку Белого Рыцаря, и его легкие волосы, просвеченные заходящим солнцем, и ослепительно сияющие белоснежные доспехи, и безмятежно пощипывающего травку Коня, и его свободно свисающие до земли поводья, и длинную густую тень леса позади.
Алиса, прислонясь к дереву, глядела из-под руки на эту наполненную солнцем картинку и, словно в забытьи, слушала трогательную песенку Белого Рыцаря.
«А мелодию вовсе и не он выдумал, – подумала Алиса. – Это же знаменитая песенка «МОЙ ЛИЗОЧЕК». Только с вариациями».
Она стояла и слушала, слушала. Но эта трогательная песенка все же не трогала ее настолько, чтобы проливать слезы.
На заборе старикашка сидел.
Был он маленький и хрупкий.
Из ореховой скорлупки
Кашку ел.
Я спросил его: – Скажи, старина,
Где твой дом, кровать и печка?
Как живешь ты без крылечка,
Без окна?
– Я гуляю, – говорит, – по горам,
Собираю, – говорит, – ТАРАРАМ.
Разрублю его на части,
Посолю, добавлю сласти
И продам.
А гусарам и корсарам
Отдаю почти задаром.
Мне хотелось бы узнать про усы.
Почему торчат все время,
Не показывают время,
Как часы?
Я сердито закричал: – Старикан!
Что ты утром выпиваешь,
Что в тарелку наливаешь,
Что в стакан?
– Говоришь ты,
– говорит, – все не то!
Я водичку наливаю в решето.
Потолку в железной ступке
И добавлю мелкой крупки
Зерен сто.
Все просею через сито,
А потом поем досыта.
Мне хотелось бы узнать про песок —
Почему он в чашке сладкий,
А на пляже просто гадкий,
Всем не впрок?
Я затопал на него: – Старичок!
Целый час я жду ответа,
Жду на то и жду на это.
Ты ж – молчок!
– Разрезаю, – говорит, – я НОСОК.
НО отброшу, мне останется СОК.
Разолью его в бутыли,
В чашки, в ложки, в бочки или
Все в песок!
Из песка пеку я сочный
Рассыпной пирог песочный.
Я в раздумье посмотрел на ручей.
Широка спина у моста.
Почему же он бесхвостый
И ничей?
И как рявкну: – Отвечай, старый дед!
Если двери на запоре,
Что ты делал на заборе
Столько лет?
– На заборе, – говорит, – я скучал.
В небе звездочки считал по ночам.
Я сшибал их с неба пальцем
И поджаривал на сальце
Да съедал.
А луну лепил из хлеба
И зашвыривал на небо…
Вдруг пропали старичок и забор.
Ни в лесу, ни в чистом поле
Не встречал его я боле
С этих пор.
Но когда я раскокаю банку,
Надеваю пальто наизнанку,
В зоосаде дразню обезьянку,
Поедаю на завтрак овсянку,
Покупаю на завтра баранку,
Прибиваю заборную планку,
Выхожу на лесную полянку,
Нахожу расписную поганку
Или песни ору спозаранку,
Вспоминаю того старичка,
У которого нет кошелька,
Башмака, и шнурка, и носка,
И рубаха ему широка,
Будто сшита она из мешка.
На макушке волос – ни клочка,
Нос длиннее, чем эта строка.
Но зато борода – как река,
И струится она до пупка,
Белоснежна, нежна и легка,
Как в небесной дали облака.
Вспоминал я не раз чудака,
Фантазера, смешного слегка,
Не сказавшего даже «ПОКА!».
Просидел он свой век на заборе
И не знал ни печали, ни горя.
Прозвучали последние слова песни. Пора была говорить «ПОКА!». Рыцарь тронул поводья, и Конь повернулся головой в ту сторону, откуда они пришли.