Руне Белсвик - Простодурсен. Зима от начала до конца (сборник)
Что теперь делать – позвать на помощь?
Разумно ли звать на помощь?
Услышать его может только Пронырсен. А он не сказать чтобы спешил прийти на выручку или поддержать попавшего в беду. Яму эту он копал явно с другими намерениями.
В дыре было темно, как ночью. Что-то тонкое и мягкое выпирало из стенок. Корни деревьев, наверное.
Больше всего Сдобсен боялся, что скоро поймёт, как ему страшно. Пока он только перепугался. Он был оглоушен падением. Было больно и холодно. Но страх едва дотягивался до него из-за спины, где угнездилось недоброе.
Э-эх, что ему стоило остаться дома! Он мог бы поднять упавший стакан и вазу. Протереть окно и любоваться красивым свежим видом. Радоваться скорому празднику. Наконец, почитать книгу о загранице. Как прекрасно он мог бы провести время, останься он дома! У него так пыльно и неприятно, что даже от небольшой уборки станет гораздо уютнее.
Вместо этого он лежит в земле. Внутри земли. Будем надеяться, что это не земляные внутренности и кишки выпирают из стенок? И не земляной живот урчит от голода?
Неожиданно он услышал, что наверху средь бела дня открылась дверь. Чего ему ждать? То ли Пронырсен даст ему по башке, то ли просто закроет дыру мхом и ветками?
Но зачем, вдруг подумал Сдобсен, для чего он сперва пришёл ко мне в гости и принёс кусочек сорочьего серебра, а потом заманил в яму? Вот ведь семь пятниц на неделе, сам не знает, чего хочет.
Наверху стояла тишина. Сдобсен осторожно повернулся лицом к свету. Вдруг сошла лавина снега, а вслед за тем в проломе показалось лицо Пронырсена.
– Меня вы врасплох не застанете, поняли? – строго спросил он. – Я наслышан о вас, как вы без спросу являетесь досаждать людям. Дудки! Не на такого напали!
– Но, дорогой Пронырсен, – робко промямлил Сдобсен, – я не собирался досаждать, наоборот…
– Что наоборот? – спросил Пронырсен. – Наоборот – ты кто?
– Сдобсен, – ответил Сдобсен. – Всего-навсего. Я просто хотел помочь…
– Фуф! – ещё больше завёлся Пронырсен. – Помочь? Ты валяешься там, как ведро в колодце, и заявляешь, что помогать надо мне? Фуф!
– Не-ет, – ответил Сдобсен, – я пришёл из-за праздника марципанов. Октава сказала, что тебе, наверно, надо помочь всё украсить. Ты ведь такой хороший. И никто у нас тут не живёт так роскошно, как ты. Потому что один ты на все руки мастер.
Пронырсен не отвечал. Он смотрел вниз на Сдобсена. Потом огляделся по сторонам и снова посмотрел вниз.
– Отличную яму ты себе выкопал, – подластился Сдобсен.
– Фуф!
– Никогда таких глубоких не видел. У тебя талант копать.
– Фуф! – повторил Пронырсен.
– Жалко, если я её замурзаю, – притворно вздохнул Сдобсен.
– Красивое солнце сегодня, – ответил Пронырсен.
– Да, только ноги у меня закоченели.
– Вот! Видишь? Помогать надо тебе, а не мне.
– Да, это ты прав.
– Ладно. Заходи ко мне, помёрзни.
– Я… я не зайду… мне отсюда не вылезти.
– Ну вот видишь. Тебе самому помогать и помогать. Пойду принесу лестницу.
Пронырсена не было недолго, потом он вернулся вместе с лестницей и опустил её в яму.
– Спасибо тебе, – сказал Сдобсен.
– Ты замурзал мою тётеловушку, – заявил Пронырсен.
– Разве? Да нет… Я не хотел.
– Тебе пора научиться смотреть под ноги, – сказал Пронырсен.
– Как ты её назвал? Тётеловушка?
– Да. Но тсс. Нос в чужие дела не суём.
– Ты прав. Спасибо тебе. Я пойду домой.
Сдобсен снова стоял в снегу. Он не помнил, когда ещё ему было так больно, грязно и холодно. Надо поскорее попасть в тепло. Вопрос только, успеет ли он дойти до дома раньше, чем превратится в ледышку.
– Так что, зайдёшь немного помёрзнуть? – спросил Пронырсен.
– Спасибо, я уже помёрз. Пожалуй, пойду домой и помёрзну там.
– Фуф! У меня похолоднее будет, чем у тебя. Шагай внутрь.
– Э… А… Хорошо. А у тебя гости? Я слышал, ты с кем-то весело болтал, как раз когда я… то есть прежде чем я…
– Гости? Я одинок, как за́мок. Дрова берегу. Летом дрова коплю, зимой берегу.
Сдобсен зашёл в нору. В лицо дохнуло холодом. С потолка свисали сосульки, под дырой в крыше намело сугроб. Чтобы сделать хоть шаг, надо было протиснуться между штабелями аккуратных поленниц из сухих отборных дров. Но тепло давала только хилая сальная свечка на полу. Она горела неровно – видно, дрожала от холода. Тепла от неё не хватало даже на то, чтобы с сосульки прямо над ней скатилась хоть капля.
– Праздник, марципаны… всё это сумасбродство, – буркнул Пронырсен. – У тебя ноги согрелись?
– Не-ет, – ответил Сдобсен, дрожа от холода.
– Встань поближе к свечке, – разрешил Пронырсен.
– Хор-р-рошо, – ответил Сдобсен, стуча зубами.
Ему хотелось домой. В свой неприбранный дом к своим беспросветным печальным мыслям. У него там тоже не жарко. Его мокрые дрова не горят, а чадят. Но тепла от них всё же хватает, чтобы ботинки были мягкие, а не стояли колом на ноге, как тут. Может, Октава пошутила, что праздник будет у Пронырсена?
– Что ты не протопишь чуточку?
– Фуф, – фыркнул Пронырсен. – Ты хочешь, чтобы я жёг свои дрова? Ещё чего! Пока холодно, мечтаешь о тепле. А если согреть нору, надо будет думать, о чём мечтать тогда.
– Ты мечтаешь о тепле? – спросил Сдобсен.
– Иногда бывает, – признался Пронырсен.
– Я тоже, – сказал Сдобсен.
– Понятно, – ответил Пронырсен. – Фуф.
– Нам было бы неплохо украсить тут всё, – сказал Сдобсен.
– Украсить? – возмутился Пронырсен. – Что за глупости! Если они хотят съесть свои марципаны у меня, пусть сидят на дровах.
– Но мы всегда к празднику всё украшаем. И топим, чтоб стало тепло. Потом Октава поёт красивую песню, и мы все едим восхитительные марципаны.
Пронырсен опёрся о ледяную печку. Бросил взгляд на лопату, прислонённую к стене. Взглянул сверху вниз на Сдобсена. Тот скрючился на полу рядом со свечкой и дрожал от холода. Пронырсен вообще-то решил сегодня затопить печь. Он думал сжечь два полешка, чтобы они с лопатой уютно посидели перед печкой, глядя в огонь. Но заявился этот Сдобсен и всё нарушил. Что за невезенье – стоило выбрать наконец день, чтобы погреться и отдохнуть, как тут же является незваный гость. Нет, надо отделаться от него побыстрее.
– Во сколько этот праздник? – спросил Пронырсен.
– Завтра в это же время, – ответил Сдобсен.
– Фуф! – только и сказал Пронырсен.
– Знаешь, видно, не будет в этом году праздника, – сказал Сдобсен. – Пойду скажу Октаве, что придётся нам обождать с марципанами до следующего года. Надо мне идти, пока я не примёрз к полу.
Сдобсен встал, хрустнула ледяная корочка вокруг него.
– Я… я сейчас истоплю пару полешек, – сказал Пронырсен.
– Нет, не надо, – возразил Сдобсен. – Тогда ты потеряешь свою мечту о тепле. Лучше я уйду.
– Но… я могу выйти, стоять за дверью и мечтать, как тебе тут тепло.
Теперь Сдобсен невольно поднял глаза на Пронырсена. Тот отвернулся. Взгляд, которым смотрел на него Сдобсен, напугал хозяина норы до смерти. Потому что он уразумел, что только что сказал. Он предложил Сдобсену растопить печь, вместо того чтобы гнать этого Сдобсена взашей. Что за сумасбродство? И почему он думает одно, а говорит и делает другое?
– Ну если ты так хочешь, – сказал Сдобсен.
– Фуф, – ответил Пронырсен. – Слову место.
Так оно и вышло, что из трубы Пронырсена впервые за всю зиму показался дымок. В печке легко и весело горел огонь, и скоро с сосулек и со Сдобсена стало капать. А в снегу снаружи стоял Пронырсен и мечтательно думал, как хорошо и тепло в доме. Он стоял и стоял. Замёрз и дрожал. Надо бы делом заняться, подумал он. Вот хоть тётеловушку починить.
Но у него щекотало в пузе от любопытства, как там греется Сдобсен и что творится в норе. В конце концов он открыл дверь и крикнул:
– Как дела?
– Превосходно! Тепло получилось крепкое, вкусное, оно уютно ползёт по комнате. Чудесный запах. Прямо как за границей.
– Как я и мечтал, – сказал Пронырсен.
– Ещё немного, и я смогу идти без хруста и скрипа! – прокричал Сдобсен.
– Ты хочешь уйти? – прокричал Пронырсен.
– Да! Раз ты не любишь марципаны и праздники, незачем тебя и мучить. Поищем себе другое пристанище.
Пронырсен решительно шагнул в дверь.
Он не подумал, понравится это ему или гостю, просто взял и сделал.
– Мне надо взять лопату, – объяснил он.
– Какие у тебя отличные сухие дрова, – сказал Сдобсен.
– Да ладно, – смущённо отмахнулся Пронырсен, – дрова как дрова. Пойду снег почищу.
И он снова вышел за дверь. Он не хотел уходить, но ушёл. И вовремя, потому что в голове уже завозились нехорошие мысли. Они говорили: не уходи, посиди тут с гостем. И до того это были неправильные мысли, что Пронырсену только и оставалось нажаловаться на них лопате.
