Руне Белсвик - Простодурсен. Зима от начала до конца (сборник)
Ловушка – это мрачная тёмная яма прямо перед дверью в его нору. Пронырсен прикрыл её ветками и мхом, а потом лёг снег и заровнял дырки.
Бедная та тётя, которая нагрянет к нему. Небось засобирается домой быстрее, чем придумает новое сумасбродство.
Пронырсен был горд своей ловушкой. Хотя никакой заслуги лопаты в том, конечно, нет. Лопата у Простодурсена скверная, это мягко говоря. Древко слишком длинное, а клинок тонкий и узкий – хилый, короче. Всё это он и собирался втолковать сегодня Простодурсену. Открыть глаза на правду.
Ну и подошёл к окну с потёками оттаявшего льда. И остался стоять.
Да и на что Простодурсену лопата, когда у него дома уже есть целый утёнок?
– Нет, – сказал Пронырсен лопате. – Иди-ка ты со мной назад, домой. Тут у Простодурсена ты будешь только ржаветь в углу без дела.
Лопата не ответила. Пронырсен пошёл в обратный путь. Он проваливался в снег, замёрз и дрожал. Размера он был небольшого. А по сравнению с большим тёмным вечером он был так ничтожно мал, что почти и не был вовсе.
Кому-то дан урок: не рой другому яму, а у кого-то ноги как ледышки прямо…
Пронырсен покрепче сжал холодную лопату. Повернул голову. Ещё раз посмотрел на окно неказистого домика Простодурсена. Интересно, о чём они там говорят? Странно, что люди живут под одной крышей так долго, а им всё ещё есть о чём поговорить. И они не кричат друг на дружку. И не затевают ссор, чтобы выгнать другого из дома.
Он прокладывал себе путь в снегу. Было чудно и тихо. На слух казалось, что река наконец встала. Превратилась в лёд и не течёт.
Как хорошо, когда не надо помнить ни о ком, кроме себя, думал Пронырсен. Вот мне не надо всё время думать о Сдобсене, например. Поэтому голова у меня занята только мыслями о дровах и сливовом варенье. И я не должен непременно держать в уме ещё и Сдобсена. Этого противного типа. Сидит сейчас, конечно же, в пыли и грязи и читает книгу про заграницу. Транжирит время, валяет дурака и бьёт баклуши. Нет, увольте, сами заботьтесь об этом старом кренделе. Надо радоваться тому, что есть. Не отнимают сливовое варенье – уже хорошо. Радуйся. Вот я и радуюсь. Темно и холодно? Но могло быть гораздо хуже. Могло небо рухнуть. Или хотя бы луна. А вот не рухнули. Всем спасибо. И о Сдобсене мне думать не надо. Снова спасибо. Фуф!
Так он и шёл, думая, как хорошо устроил свою жизнь. В голове роились пока не додуманные мысли. Погрузившись в них, Пронырсен не заметил, что он уже дома почти. Он радовался, что жизнь не хуже, не холоднее, не тяжелее и не горше, чем она есть.
Внезапно земля ушла из-под его ноги.
Пронырсен пошатнулся.
Ещё миг – и всё: жизнь стала бы так ужасна, что хуже не бывает. Пронырсен почувствовал, что падает в собственную тётеловушку. И всё же в последнюю секунду он извернулся и плюхнулся на спину.
Он лежал в снегу. А за ближайшей ёлкой кто-то стоял и издевательски хохотал над ним. Неужели эти заграничные тётушки прознали, что он тут строит, и… Что же они, совсем сумасшедшие?
Но нет. Никто не хохотал. Кругом глухая тишина. Так тихо, как сейчас, не бывало ещё никогда.
Барахтаясь, он перекатился на четвереньки. С трудом встал на дрожащие колени.
– Не волнуйся, – сказал он лопате. – Не надо бояться. Я должен был проверить, работает ли ловушка. Всё прошло удачно. Всё в порядке.
Пронырсен покачал лопату, чтобы её успокоить. И тут ему в голову пришла странная идея взять лопату в дом. Обычно она всегда стояла за дверью. Но в тот вечер он занёс её в дом и приставил к стене рядом с ледяной печкой.
– Ну вот, – сказал Пронырсен. – Если станет достаточно холодно, мы затопим. Но немного помёрзнуть – только на пользу.
Он едва видел лопату. Огарок сальной свечи, стоявшей на полу, еле тлел, слабое пламя грозило вот-вот погаснуть. В крыше была щель, сквозь которую обычно и сочился свет. Но сейчас в неё только падал снег и задувал холодный воздух.
– Фуф, – сказал Пронырсен. – И чего ты хочешь?
Он обращался к лопате. Вообще он твёрдо знал, что разговаривать с лопатой ненормально. Но разговаривал. А лопата просто стояла себе и наудачу бросала тень на стену.
– Вот что я тебе скажу, – снова заговорил Пронырсен. – В этом краю скоро будет праздник марципанов. Такие нравы в этой жалкой стране. Теперь они примутся замешивать марципановое тесто, делить его на шарики, лепить из шариков фигурки. Наведут грязь и свинство. Скажу тебе больше. У них ещё достанет наглости пригласить меня на это их дуракавалянье. Ну уж я им отвечу. Марципаны, да? И что теперь? Развлекаться ничегонеделаньем? Терять время? Валять дурака, бить баклуши и сумасбродничать? Я уж не говорю о бедном утёнке. Они наверняка потащат его с собой. Раскормят, конечно, и он никогда не будет летать.
Бормоча так, Пронырсен достал чёрствый хлеб, совершенно смёрзшийся. Он хотел разбить его на куски и размочить в сливовом варенье, но вдруг замолчал на полуслове и резко повернулся к лопате.
– Что ты сказала? – набросился он на неё. – Ты сказала, что я завидую? Что я завидую Простодурсену? Что я ревную это чучело к его утёнку?
С этими словами он схватил лопату и вышвырнул её на снег. Тут и свечка погасла.
– Пропади всё пропадом! – выругался Пронырсен. – Дурацкая лопата, и вообще. Все кругом бездельники и сумасброды!
Морозная темнота вела себя как и любая другая темнота. Она не отвечала. И не исчезала от любого вздоха, как пламя свечки.
– Ладно, – сказал угрюмо Пронырсен. – Хорошо же. На эту ночь, так и быть, пущу тебя.
Он спустился в снег, достал лопату и внёс её в дом. Зажёг свет, чтобы она могла немного побросать тень на стену.
Замороженный хлеб не оттаивал. И вёл себя как лопата. Лежал без дела и пускал тени, когда повезёт.
– Зато у меня много дров, – сказал Пронырсен на всё это. – И вы там можете сколько угодно таращиться на огонь, только меня не трогайте.
Внезапно лопата стремительно съехала по стене, грохнулась на пол и легла неподалёку от хлеба.
Пронырсен вздрогнул. Он вскочил и замер посреди норы.
Сначала он вздрогнул, потому что упала лопата. А потом ещё раз – от мысли, что он вздрагивает от такой малости.
– Фуф! – грозно сказал он лопате. – Ты думаешь, ты можешь меня напугать, да? Ага! Ты думаешь, я тут дрожу от страха, а ты можешь надо мной издеваться? Так, да?
И он снова вышвырнул лопату на снег.
Пронырсен уже не знал, что и думать. За всё время, что лопата была у него в пользовании, он и слова ей не сказал. А сегодня весь вечер так с ней ссорится, что уже дважды выставлял её за дверь.
Не валяет ли он дурака? Чего это он праздно шатается с лопатой туда-обратно?
Он снова вернулся в нору. Покружил по ней, погладил поленья по тёмным спинкам. Подумал, не затопить ли всё-таки. Но огонь ещё настоятельнее напомнит ему о Простодурсене, а этого Пронырсен вовсе не хотел.
Под ноги ему попались камешки, лежавшие на полу. Три кусочка слюды очень красивой расцветки. Такие называют сорочье серебро. Он сам принёс их с горы, чтоб навести немножко красоты.
И вдруг ему в голову пришла ещё одна странная мысль. Он положил один камешек рядом со свечкой, а сам пошёл на двор за лопатой.
– Прости, – буркнул он. – Я не хотел, чтоб ты тут мёрзла. У меня зимой мозги стынут. Всё заносит снегом, все сидят по своим норам, ну и… сумасбродничают. А видишь этот красивый блестящий камень? Видишь, конечно. Такие редко встретишь. Думаешь, кое-кто засмущается, если ему такой отдадут? Немного смущения полезно в тёмное время. Ладно, пойдём, нам обоим надо выспаться.
И Пронырсен лёг спать вместе с лопатой. Ужас какие холодные у неё ноги, подумал он. Но не стал прогонять её. А думал только о том, какой завтра будет прекрасный день и как он смутит кое-кого.
В лесу заплутать и на помощь позвать – идея! но вдруг и не станут искать?..
Новый день начался, как только кончилась ночь. Так были устроены день и ночь в этой стране. Никто из них не пропускал свою очередь из шалости или из лености, и каждый любил поразить жителей приречной страны собственными дарами.
Этот день сохранил весь снег ушедшего дня, но украсил себе небо новыми облаками и то и дело подпускал к всеобщей белизне брызги солнечного света.
Ковригсен, как всегда, проснулся самым первым во всей стране.
Он заботился о том, чтобы в задней комнате пекарни не выстыло тепло и никто не остался без ковриг.
К тому же утро этого дня было не как все остальные. Сегодня на его крыльце должна стоять маленькая зелёная лягушка – Марципановый Лягух – и ждать, когда он откроет дверь. Ковригсен давно предвкушал, как он в этом году расскажет Лягуху, что у него появилась золотая рыбка. И ему не терпелось поразить рыбку тем, что в гости пришёл Марципановый Лягух. Если у него найдётся время, он сможет поплескаться с рыбкой в аквариуме, пока Ковригсен приступает к праздничным марципанам для великого пира.
