Николай Хайтов - Змей
Сабота все смотрел, как старик высекает огонь, а когда трут загорелся, вдруг ни к селу, ни к городу спросил:
— Дед Панакуди, а не найдется ли у тебя еще трут?
— На что тебе? Уж не начал ли ты курить?
— Чи-най-чи-дет-чи-ся чи-и-чи-ли чи-нет?
— Что другое, а это найдется...
— Чи-а чи-сколь-чи-ко? — продолжал допытываться Сабота.
— Да мешок... А, может, и два будет... У меня другого занятия нету, брожу день-деньской по лесу, трут для трубочки собираю.
— Два мешка! — воскликнул Сабота, от радости и про «чи» забыл. — Тогда считайте, что змей уже околел!
Тут углежог опять приструнил сына:
— Рехнулся ты, парень, разрази меня гром!
А остальным интересно: как понимать слова Саботы, что он надумал? Но Панакуди сделал знак Саботе, чтоб помалкивал.
— Молчи, сынок! — сказал он. — Ежели пустое, никому и слушать не след. А коли умное что надумал, того пуще язык за зубами держи. Не то злые люди прослышат и помешать могут.
— Дедушка, я только тебе одному! — Сабота подошел к старику и зашептал ему на ухо.
Панакуди слушал и только моргал, а потом вдруг и моргать перестал — глаза вытаращил, рот раскрыл, всплеснул руками и кинулся обнимать Саботу.
— О боже! О громы небесные! — воскликнул старик. — Пока у нас не перевелись такие парни, деревня Петухи не пропадет. Не пропадет!
* * *Вот какие разговоры велись у старого Панакуди в ожидании Двухбородого.
А Двухбородый как только вышел из хижины, первым делом скинул царвули — чтобы не шуметь — и крадучись направился к боярской крепости. В ту пору луна спряталась за тучу, и он, никем не замеченный, добрался до потайной дверцы, откуда, по его расчетам, должен был выйти Варадин. Ночная тьма надежно укрывала его, но Двухбородый для верности связал концы бороды на макушке узлом, вроде платка, и голова у него стала ни дать, ни взять — птичье гнездо.
Притаился, ждет. Только никто не идет ни из крепости, ни в крепость. И лишь слышно, как расхаживает ночная стража на крепостной стене.
«А что ежели Варадин через главные ворота выйдет?» — подумал Двухбородый. И только было собрался покинуть свой пост, как послышался тихий скрип. Смотрит — потайная дверца медленно отворилась, и выходят два человека в длинных, до пят, плащах. Огляделись по сторонам, прислушались, пошептались о чем-то и — назад, к дверце. Оттуда им подали какие-то узлы.
Вдруг что-то звяк о булыжник, и Двухбородый мигом смекнул, что из крепости выносят ножи либо мечи — одним словом, какое-то оружие. Незнакомцы взвалили узлы на спину и зашагали к деревне, да не по дороге, а напрямик, через луга. Тут луна из-за тучки выглянула, и Двухбородый успел заметить на одном из них меховую шапку с лисьим хвостом. В Петухах такую шапку носил только главный охотник!
Стало быть, затевается что-то недоброе, если тайком, в неурочный час, выносят из крепости оружие. Что там звякнуло о булыжник? Может, поискать?
Двухбородый подкрался к потайному входу и давай шарить руками по земле. Наконец нащупал что-то холодное и твердое. Смотрит — стрела!
Двухбородый сунул ее за пояс и поскорей назад, в деревню.
У Панакуди ждут его, не дождутся. Каждому не терпится узнать о решении боярского совета. А вместо этого Двухбородый рассказал о двух таинственных посетителях крепости, лисьей шапке Зверобоя и стреле.
— Дай-ка ее сюда! — сказал Панакуди. — А ты, Сабота, лучину зажги, поглядим, что за штука...
Все увидели — стрела хорошо отточена, так и сверкает, не охотничья, боевая стрела. Значит, Зверобой и его подручный вынесли ночью через потайную дверь целых два узла таких стрел. Если они уготовлены для змея, тогда зачем таиться? Не иначе Калота решил свести счеты со своими врагами. Просто так, за здорово живешь, боярин оружия раздавать не станет. И взялся за это дело боярский прихвостень Зверобой!
Крестьяне долго думали-гадали, как им быть дальше, и в конце концов сошлись вот на чем: сначала разделаться со Зверобоем, а уж потом за змея взяться.
Углежог предложил поджечь дом Зверобоя, тогда вместе с боярскими стрелами, может, и сам Зверобой сгорит. Молодой дровосек вызвался размозжить Зверобою голову топором. Козел доказывал, что надо Зверобоя связать и бросить на съедение змею. Но Панакуди в ответ только мотал головой.
— Нет! — проговорил он. — Боярин того и ждет, чтобы напустить на нас свое войско и перебить всех до единого. Вот что: я тут посижу подумаю, а вы ступайте-ка по домам спать да сил набираться. Сдается мне, завтра нам все наши силушки понадобятся.
На том и порешили.
— Сабота пусть у меня ночевать останется, — попросил Панакуди углежога. — Поясницу так ломит, что мне самому ни лечь, ни укрыться. — А остальным сказал: — Как солнце встанет, соберите народ у крепостных ворот, да глядите, чтоб вести себя смирно, без шума. Без моего знака ничего не начинайте.
Пропели уже вторые петухи. Сабота взялся стелить постели, да старик остановил его.
— Нет, нет, сынок, нам с тобой спать некогда! Я Калоту с малых лет знаю, и уж поверь мне, старику, всем нам верная гибель, ежели мы ему укорота не сделаем. А для этого надо заставить Зверобоя выложить всю правду.
— Да легче заставить змею яд выплюнуть, чем Зверобоя правду сказать!
— Есть средство заставить его. Только мне понадобится твоя помощь.
— Говори, что делать, — я готов!
— Тогда слушай, — зашептал Панакуди. — Есть у меня корень чудодейственный. Стоит человеку проглотить его — пусть хоть самую малость, — как он начинает говорить одну только чистую правду, и длится это целых три дня и три ночи.
— Отчего же ты не дашь отведать этого корня нашим односельчанам? — удивился Сабота. — Пускай бы все говорили правду!
— При таком-то боярине, как наш Калота? Упаси господи! — Панакуди даже руками всплеснул. — Дам я корень, к примеру, Козлу. А он возьмет и брякнет Калоте в глаза: ты, мол, кровопийца и душегуб. Гузке скажет, что он подлец и подлиза, главному прорицателю — что врун и обманщик. Что тогда? Беднягу кинут на растерзание псам, и на свете станет одним хорошим человеком меньше.
— Это верно, — согласился Сабота. — Да ведь тогда можно...
— Молодец, сынок! Я знал, что ты сразу смекнешь. — Старик похлопал Саботу по плечу. — Верно, сынок, можно этот корень против наших врагов употребить. Сколько раз уж я собирался, да все откладывал. А теперь час настал, пора. И начать надо, видно, со Зверобоя.
Сабота вскочил, глаза блестят.
— В одном загвоздка, — сказал Панакуди. — Как заставить его проглотить этот корень?
— С молоком! — сообразил Сабота. — Ведь козопас каждое утро оставляет Зверобою под дверью ведро с козьим молоком. Кинуть туда корешок — и готово дело!
— Молодец! Сразу видать, что ту штуку со змеем ты придумал не случайно. Котелок у тебя варит. — Панакуди снова похлопал паренька по плечу. — Вот тебе корень. Беги, спасай врагов Калоты.
Сабота взял мешочек с толченым чудодейственным корнем и — к двери. Потом вернулся и почтительно поцеловал старику руку.
— Постой! — спохватился Панакуди. — Из-за этого Зверобоя мы не договорились насчет змея...
— Потом, когда покончим со Зверобоем.
— Ладно! — Старик обнял Саботу и подтолкнул его к двери. — Торопись, сын углежога, и да поможет тебе небо!
Глава десятая
ЧУДОДЕЙСТВЕННЫЙ КОРЕНЬ ДЕДА ПАНАКУДИ
Сабота вышел от деда Панакуди уже под утро. В этот час возчики доставляли боярину и его приближенным парное молоко в козьих бурдюках. В крепость возчиков, известное дело, не впускали. Они сгружали бурдюки перед высокими крепостными стенами и выливали молоко в деревянные чаны, откуда оно по желобам текло внутрь, в крепость. А там любой стражник либо боярский слуга отвернет кран — и пей сколько влезет.
Сабота подошел к дому Зверобоя, прислонился к забору и сделал вид, будто вынимает из пятки занозу. Забор высоченный, ворота на запоре, а по двору разгуливают три собаки.
Пока он раздумывал, как ему поступить, послышалось звяканье медного колокольца и появился козопас, который привез Зверобою на завтрак козье молоко.
— Помочь, что ль? — с улыбкой спросил козопаса Сабота, когда тот стал сгружать бурдюк.
— Помоги, коли охота.
Сабота подхватил второй бурдюк, ловко вытащил пробку и кинул внутрь щепотку толченого корня. Потом быстро водворил пробку на место и потащил молоко к дому, улыбаясь самой невинной улыбкой, — дескать, я не я и лошадь не моя.
Возчик поднялся на крыльцо, дернул за ручку двери, дверь открылась, и Сабота своими глазами убедился, что молоко из обоих бурдюков было вылито в ведро. Возчик закрыл дверь, сел верхом на осла, бросил Саботе через плечо: «Будь здоров!» — и повернул назад, в горы.
Только он отъехал, Сабота влез на дикую грушу, которая росла у дороги, и притаился в ветвях.
Долго ему ждать не пришлось: сначала послышался громкий, протяжный, как у медведя, зевок, потом дверь дома с шумом распахнулась, и во дворе появился Зверобой собственной персоной. Протер глаза и, как увидел, что уже светло, торопливо вернулся в дом, а когда выбежал снова, в руках у него были лук и стрела. Он натянул тетиву, и стрела с пронзительным свистом взметнулась в небо. Свист не прекращался, пока она не упала, и Сабота подумал, что это, должно быть, сигнал к сбору. После этого главный охотник принес ведро, поднял его и стал жадно пить. Теперь Саботе больше нечего было тут делать. Довольный, он слез с дерева и сперва крадучись, а потом со всех ног побежал к деду Панакуди.
