Ион Крянгэ - Румынские сказки
— Так и быть, добрый молодец, отдадим мы тебе и коня, и узду, и сёдла, и всю справу конскую. Но ты нам должен будешь привести Иляну-Косынзяну, деву-красу, злату-косу. В её косе розы-цветы поют, да так, что солнце на небе останавливается, никак не наслушается, на красоту её дивную не налюбуется. Да не только солнце, но и ангелы небесные, и сам господь бог слушают, смотрят и диву даются.
Ушёл Александру в печали и горе. Особенно стыдно было ему перед волком, которого он опять ослушался.
— Ну как, Александру? Ведь я тебя правильно научил, что здесь делать надо… А ты пожадничал и на другие уздечки и сёдла. Лучше бы ты дома сидел, да за отцом прибирал, чем скитаться по белу-свету, коли не гож хоть для того, чтобы меня слушаться.
— Прости меня и на этот раз, брат волк, снова дал я промашку!
— Ладно, знаю я что у тебя доброе сердце и потому прощу и на сей раз. А иначе я бы тебя растерзал и съел ещё у оврага. Сейчас нам ещё целых три года пути, пока не добежим до владений Иляны-Косынзяны. Она купается в молочном озере. Туда мы должны добраться. Садись на меня верхом и с богом.
Снова мчались они три года, пока не добрались до молочного озера. Остановились они.
— Так вот, брат Александру, — сказал волк, — ежели и на этот раз своевольничать будешь, то я тебя уж непременно растерзаю и съем. Теперь слушай, что ты должен сейчас сделать: первым делом пойдёшь и притаишься в тех колючих кустарниках, что на берегу озера. Когда Иляна-Косынзяна придёт купаться, она разденется, а платье своё бросит на колючки. Ты, как только увидишь, что она вошла в озеро и ко дну нырнула, схвати её платье и изо всех сил ко мне беги. Только не вздумай оглядываться, когда она тебя звать станет… сразу обратишься в каменный столб, а кроме того… я тебя съем!
— Так и сделай, ежели я ослушаюсь!
Волк остался чуть поодаль, а Александру притаился в кустах колючих. Вскоре увидел он Иляну-Косынзяну. Сроду он не встречал такой писаной красавицы! Лицо — белее пены молочной, глаза — вишни спелые, волосы чернее воронова крыла. Не предупреди его волк заранее, он сразу бы к ней навстречу бросился. Но крепко запомнил Александру наказ волка и сдержался.
Разделась Иляна-Косынзяна, бросила платье на шипы колючие и в озеро вошла. Поднял Александру голову из-за куста, никого не увидел, схватил платье и пустился наутёк. А Иляна-Косынзяна вынырнула, огляделась, увидела, что нет её платья на месте и так жалобно застонала, будто сердце в ней разорвалось. Увидела она Александру, как он убегает и пустилась за ним вдогонку.
— Остановись, добрый молодец, остановись хоть на миг и оглянись, погляди какое у меня тело ладное и нежное, какие уста сахарные, в самый раз целовать и любить!
Но Александру ещё пуще прежнего припустил, вот-вот сердце из груди выскочит. Подбежал он к волку и взмолился:
— Помоги, брат волк, не оставляй в беде, а то она меня прикончит!
— Сейчас тебе уж нечего бояться!
Александру больше ни одного слова вымолвить не мог от усталости. Бросил платье девы-красы около волка, сам на землю рухнул, еле дух переводит. Подбежала Иляна-Косынзяна к ним.
— А ну, остановись, красавица, — рявкнул волк, — теперь ты со мной дело иметь будешь!
— А чего я с тобой не поделила? Это он забрал моё платье. С ним бороться буду!
— Эх ты, бабья голова! Видать, не понимаешь на кого замахнулась! Коли хочешь, чтобы я тебя на куски растерзал, давай бороться! Но коли жизнь тебе ещё не надоела, то лучше уходи по добру, поздорову.
— Раз так, то пусть этот добрый молодец по своей воле отдаст мне платье, — отступилась Иляна-Косынзяна, увидев, что волк оскалил клыки. — Коли уж он таким отважным оказался, что сюда ко мне добрался, то я желаю стать его женой, он чтобы стал мне мужем!
Услышал Александру такие слова, ушам своим не поверил, от радости не знает на каком свете находится — жив ли или уже в рай попал.
Так и помирились они, а Иляна-Косынзяна подала ему руку и спросила Александру:
— Где ты хочешь, добрый молодец, чтобы мы жили — в моём тереме или в царском дворце твоего батюшки?
— Лучше вернёмся в отцовский дворец, — ответил волк.
— Так тому и быть, волк, но сперва полетим в мой терем, надо мне там кое-что в порядок привести, а уж затем двинемся куда надумали. Только знай, что у меня сила большая, я стрелой лечу. Доброго молодца отдай мне, я его мигом домчу, а ты, коли сможешь за нами угнаться, то хорошо, а не сможешь — так тому и быть, оставайся с богом.
— Об этом, Иляна-Косынзяна, не тревожься, доберусь и я как смогу.
Кончили они разговор, взяла Иляна-Косынзяна под руку царевича и взвилась с ним в поднебесье. Но как высоко она ни летела, волк ещё выше забрался. Скоро очутились они в тереме Иляны-Косынзяны. Отдохнули малость и стала она готовиться в далёкий путь.
А Александру вдруг стал плакать в три ручья, так жалостно, что душа разрывалась.
— Чего это Александру плачет? — спросила Иляна-Косынзяна волка.
— Глуп он, потому и плачет! — огрызнулся волк. — Ты чего плачешь, брат?
— Как же мне не плакать, коли знаю, что Иляну-Косынзяну отберут львы-силачи, а мне жить без неё невмоготу, лучше смерть принять, чем другим её отдать.
— Говорил же я, брат Александру, что коли будешь меня слушаться, не знать тебе горя. Не бойся, я расстараюсь, сослужу тебе верную службу.
Вынула Иляна-Косынзяна из-за пазухи плёточку, щёлкнула ею по всем четырём сторонам своего терема и обратила его в золотое яблочко. Положила она яблочко за пазуху и сразу же помчались они быстрее ветра буйного и мысли человечьей. Прилетели они к владениям двадцати четырёх львов-силачей, на землю опустились и оставили Иляну-Косынзяну поблизости, а волк ей крепко-накрепко наказал, чтобы не вздумала она бежать, а то худо ей придётся.
Сказал волк эти слова, перекинулся через голову и обратился в… прекрасную девицу в десять раз пригожее Иляны-Косынзяны.
— Ты, Александру, — сказал он, — отведи меня к львам-силачам, забери коня, а меня там оставь. Вернись с конём к своей наречённой, и не мешкая, дальше в путь пускайтесь, а я вас в скорости догоню.
Обрадовались львы-силачи, когда увидели какую раскрасавицу привёл им Александру. Отдали ему коня и впридачу не одно седло, а целых четыре с уздечками, стременами и всей конской сбруей. Александру взял коня и упряжь, и быстро вернулся к Иляне-Косынзяне. Сели они на коня и, не мешкая, пустились в путь. Ведь им ещё три года надо было мчаться до львов-силачей, которые золотым голубем владели.
Только-только вышел Александру из ворот, как двадцать четыре льва-силача окружили бедного волка — они-то думали, что это Иляна-Косынзяна — и стали его обнимать и целовать. А один лев, тот, что постарше, подошёл последним, пригляделся как следует и сказал:
— Ну и писаная же ты красавица, Иляна-Косынзяна, второй такой на всём белом свете не сыщешь!.. Даже кудри твои благоухают, а в золотой косе розы-цветы поют, нечего говорить, красоты ты несказанной. Вот, только, одного я никак в толк не возьму — почему у тебя зубы красные, как у волка?
Плюнул волк на львов-силачей и зарычал:
— Ну, коли зубы у меня волчьи, то пусть и буду я волком!
Перекинулся он через голову и снова обратился в волка.
— Да это настоящий волчище! Держи его, будь он неладен! — взвыли львы-силачи, стали швырять в него чем попало и за ворота выгнали. — Вишь, ведь как вышло, — горько сетовали они, когда остались одни, — как это он нас обманул. Сейчас остались мы, бедолаги, и без коня, и без Иляны-Косынзяны. Вот до чего глупость довела…
А волк в два счёта догнал царевича и Иляну-Косынзяну.
— Ну что скажешь, брат Александру? А ты боялся, что львы отберут у тебя Иляну-Косынзяну. Сам видишь сейчас, что Иляна твоей осталась.
— Твоя правда, брат волк! Даже не знаю как тебя отблагодарить за всё то добро, что ты мне сделал, с тех пор как мы вместе бродим по белу-свету. Эх, хорошо бы, коли ты теперь мне и коня оставил…
— Что же, брат Александру, не знай я, что у тебя доброе сердце, давно бы съел. А так, ничего не бойся, вернёшься ты домой и с конём, и с голубем и с яблоней.
Неподалёку от владений двенадцати львов-силачей Иляна-Косынзяна осталась с конём в скрытом месте, а волк перекинулся через голову и обратился в красавца-коня, не имеющего равного на свете. Александру взял его под уздцы и вошёл в ворота.
Как увидели львы-силачи, что им достался такой конь-огонь, вовсе голову от радости потеряли. Тотчас принялись за дело — выкопали из земли яблоню с корнями, со всем и отдали Александру вместе с золотым голубем и клеткой. Взял царевич яблоню и клетку с голубем, вернулся к Иляне-Косынзяне, вскочил на коня и пустил его вскачь.
А львы-силачи окружили волка обернувшегося конём. Один в коляску его запрягает, другой седлает, третий под уздцы прогуливает, четвёртый всякими украшениями убирает, что с ним ещё сделать на радостях, не знают. Под конец подошёл к нему и старый лев. Осмотрел он коня с ног до головы и сказал:
