Бираго Диоп - Сказки Амаду Кумба
Своевольный Бур-царь, прихотям которого потакали с самого детства, приказал заточить в эту хижину без окон и дверей за семью оградами свою младшую дочь Анту, чтобы узнать, как он говорил, может ли родиться ребенок у женщины, не познавшей мужчины.
А Тиуай-попугай, подслушав царский приказ, сообщил о нем Лёку-зайцу без всякой задней мысли — он просто любил поболтать, и Лёк был первым, кого он повстречал, слетев с дерева, под которым шла беседа царя и его советников. И Лёк, не почитавший никого, даже родного отца, решил перехитрить Бура-царя. А для начала обманул длинномордое племя, чтобы при его помощи проделать задуманное.
И вот Крыса, Пальмовая куница, Виверра, Хорек и другие рыли землю всю ночь. А когда они подземным ходом добрались до хижины без окон и дверей, то увидели, что все обещанные Лёком сокровища стережет молодая девушка, и пустились наутек. К ним сразу вернулась память о злоключениях их предков. Они вовремя вспомнили, что в деревне Н’Диум даже девчонки проворны, как мальчишки, и так же хорошо орудуют палками и рогатинами. Зверюшки вернулись в бруссу, поклявшись отомстить Лёку. А Лёк, спрятавшись поблизости, следил, как они улепетывают. Как только все скрылись, он прошел по подземному ходу и появился перед Антой. Он сказал девушке:
— Твой отец Бур думает, что он хитрее всех на земле, но я могу поучить его многому такому, о чем он и не слыхивал. Он думал, что сможет помешать тебе найти мужа. Хочешь быть моей женой?
— А кто ты? Как тебя зовут? — спросила Анта.
— Меня зовут Мана (Это я). Хочешь меня в мужья?
— Да! — сказала девушка.
С тех пор Лёк каждый день приходил той же дорогой к царской дочери. Вскоре она забеременела и через девять лун родила мальчика.
Прошло три года. Лёк по-прежнему — правда, уже не так усердно — навещал свое семейство и играл с ребенком.
В одно прекрасное утро Нарр, мавр царя Бура, прогуливался неподалеку от хижины за семью оградами, читая строфы корана. Вдруг ему послышался плач ребенка. Теряя свои бабуши[24], он помчался к царю.
— Бур, Билаи! Валаи! (Вот не вру! Ей-богу!) Я слышал плач в хижине без окон и дверей.
Послали раба, который перелез через семь оград и прислушался, а потом вернулся и сказал:
— Там кричит ребенок.
— Казнить эту собаку! — в гневе распорядился Бур. — Казнить и бросить его труп стервятникам.
И раба казнили.
Отправили на разведку другого. Тот прислушался и объявил, что в хижине действительно плачет ребенок.
— Убить этого наглеца! — приказал Бур.
И второй раб был убит. Так же поступил царь и с тремя следующими посланцами, которые утверждали, что слышали в хижине детский голос.
— Не может быть! — сказал царь. — Кто сумел бы проникнуть в эту темницу?
В семи оградах проделали проход, и царь послал к хижине древнего старца. Вернувшись, старец сказал:
— Да, там и впрямь слышны крики, но я что-то не разобрал, кто кричит — Анта или ребенок.
— Разрушить хижину, — распорядился Бур, — тогда увидим.
Сказано — сделано. И вот все увидели Анту и ее сына.
— Кто отец? — спросил царь.
— Мана (Это я), — отвечала Анта.
— Как ты? Эй, малыш, кто твой отец?
— Мана, — сказал малыш.
Царь остолбенел: его дочь, не познав мужчины, родила ребенка! А ребенок заявляет, что он и есть собственный отец!
— Созвать все, что живет и движется в нашем краю! — приказал Бур по совету самых старых и почтенных своих советников.
В пятницу, когда все звери и люди собрались, Бур дал сыну Анты три ореха колы и сказал:
— Пойди отдай эти орехи своему отцу.
Мальчик стал обходить ряды, присматриваясь к людям и животным, иногда в нерешительности останавливался, потом шел дальше. Когда он почти дошел до Лёка-зайца, тот начал яростно чесаться, подскакивать, жаловаться: «Ой-ой-ой, сколько тут муравьев!» — и переменил место. Ребенок продолжал искать.
— О-о, сколько термитов! — опять сказал Лёк, видя, что мальчик приближается. Одним прыжком он убрался еще дальше и спрятался за спиной какого-то зверя покрупнее его.
Но один из окружавших царя старцев заметил его маневр.
— Чего это там заяц все жалуется на муравьев и термитов и мечется во все стороны? — прошамкал он, указав на Лёка.
— Заставьте его стоять на месте! — приказал царь.
Положили одну на другую три циновки, семь повязок и покрыли все сверху бараньей шкурой.
— Садись сюда, братец Лёк, — сказал один из гриотов, — тут муравьи тебя не достанут.
Пришлось длинноухому остаться на этом мягком ложе — теперь уж нельзя было убежать и скрыться от ребенка, который все приближался и протянул ему наконец три ореха колы.
— Ах, так это ты! — воскликнул разгневанный Бур. — Это ты назвался Мана (Это я)? Как ты смог добраться до моей дочери?
— Виноваты Хорек, Куница, Виверра, Крыса и их родня, они прорыли мне подземный ход.
— Все равно я тебя убью! А вы все ступайте прочь, — обратился Бур к людям и зверям, которые тряслись от страха. — Да, Лёк, тебя ждет смерть.
— О Бур, — взмолился Лёк, — неужели ты казнишь отца своего внука!
— А какой выкуп ты мне дашь за свою голову?
— Любой, Бур, какой пожелаешь.
— Ладно! Прежде чем минет шесть лун, ты принесешь мне шкуру пантеры, два слоновых бивня, шкуру льва и волосы бородатого Кусса-лешего…
«Да как же ему сделать это?» — думали старцы из царской свиты.
Лёк ускакал, хлопая длинными ушами, как женщина фульбе — своими сандалиями.
Он отыскал на берегу реки Сег-пантеру и сказал:
— Ах, тетушка, почему ты носишь такую грязную шкуру, всю в пятнах? Почему бы тебе не помыть ее в реке?
— Видишь ли, я не знаю, умею ли плавать…
— Ну, тетушка, так ты ее скинь, а я ее почищу. Посиди пока вон в той норе, а то простудишься.
Пантера послушалась, и, пока она голая пряталась в норе, Лёк смочил ее шкуру и натер изнутри перцем.
— Тетушка, тетушка, скорей одевайся, сейчас будет дождь!
Погода и впрямь портилась. Сег-пантера взялась за шкуру, сунула было в нее левую заднюю лапу, но живо выдернула ее обратно. Лапу ожгло как огнем.
— Ой-ой-ой! Лёк! Жжется! Моя шкура жжется!
— Наверное, это от речной воды, — сказал Лёк. — Выше по течению, вблизи деревень, весь берег засажен табаком. Ну, ничего. Оставим твою шкуру под открытым небом, пусть дождик ее прополощет.
Пантера вернулась в нору, а Лёк проворно запрятал шкуру в густой кустарник и поспешил назад.
— Тетушка Сег, ты что, уже забрала шкуру?
— Нет, как видишь, — ответила пантера.
— Значит, она пропала. Должно быть, ливень смыл ее в реку, — закричал заяц и пустился наутек.
Ранним утром Лёк расположился у водопоя на заболоченной речке, куда медленно, тяжело ступая, подходило стадо заспанных слонов.
— Увы! — печально сказал им Лёк. — Милосердный наш бог запретил пить сегодня из этого ручья.
— Что же делать? — спросил старый слон с длинным хоботом и маленькими глазками. — Посоветуй, Лёк, ты здесь самый старший.
— Надо подняться к нему на небо и попросить хорошенько, — может, он и смилостивится.
— Но как до него добраться?
Лёк позвал М’Ботт-жабу, которая скакала неподалеку, и мамашу М’Бонатт-черепаху, высунувшую на шум копчик своего носа. Он опрокинул М’Бонатт на скользкую жабью спину и велел самому младшему из слонов стать мамаше-черепахе на брюхо. На спину самого молодого он поставил слона постарше, а на того, — еще старше, и так всех остальных. Когда старый вожак слонов оказался на самом верху, почти дотянувшись до неба, Лёк легонько толкнул черепаху и — бац! — слоны повалились, запутавшись друг за друга бивнями, лапами и хоботами. Они начали было собирать поломанные бивни, но тут вмешался Лёк.
— Не теряйте времени. — сказал он им, — вы подберете все это потом. Наш добрый бог разрешает вам напиться, поторопитесь!
Слоны долго пили и поливали один другого, а вернувшись, недосчитались двух самых красивых бивней.
— Не ищи, — посоветовал Лёк их хозяину, — господь бог забрал твои бивни в награду за оказанную вам милость.
К середине для Лёк разыскал бородатого лешего Кусса, отдыхавшего в тени тамаринда подле своей дубинки, которая в два раза выше его самого. Тут же стоял Кёль, волшебный калебас изобилия, который наполняется всем, чего у него ни попросишь.
— Ох, дядюшка Кусс, — сказал Лёк, — ну зачем ты отрастил такие длинные волосы и бороду? Как это к тебе не идет!
— Но я не умею сам стричься и у меня нет ножа, — оправдывался бородатый Кусс-леший.
— О, у меня есть прекрасный нож. Если хочешь, дядюшка, я тебя остригу.
Окончив свое дело, Лёк сказал:
— Я брошу все это по дороге, а ты отдыхай, на солнце такая жара.
И Лёк ускакал, запрятав волосы и бороду Кусса-лешего в свой мешок.
Гаинде-лев прохаживался вдоль реки. Он не спускал гневного, жадного взгляда с резвившихся на другом берегу ланей и антилоп. Они будто нарочно дразнили Гаинде, прыгая, катаясь по земле, пощипывая траву. Тут, откуда ни возьмись, появился Лёк и спросил:
