Дагмар Нормет - Засыпайка в Таллинне
— Скажи, почтенный мастер, как отблагодарить тебя за столь восхитительную работу? — учтиво спросил Зеленый верблюд.
— У меня только одно желание: шить обувь и видеть, что ее носят.
— Я знаю, что мы сделаем! — с жаром заявил Мати. — Ты поедешь с нами и будешь жить у меня. Каждый день я буду рисовать птиц, зверей и людей, и у тебя не будет отбоя от заказов. Согласна?
Красная снежная баба почувствовала, как от счастья у нее потеплело на сердце, и она потихоньку начала таять. Но этого нельзя было допустить! Поэтому она кратко ответила:
— Согласна! Но как я поеду? Я же не умещусь на спине Зеленого верблюда!
— А, чепуха! — решил Засыпайка. — Возьмем тебя на прицеп и дело с концом.
— Смотрите! — воскликнул вдруг Мати.
— Что это там?
На горизонте поднялся песчаный вихрь и стал приближаться с огромной скоростью.
— Госпожа Сороконожка! — испугалась Красная снежная баба. — Она разъярилась и может нас всех затоптать.
— Мати! Быстро рисуй тележку на четырех колесах с веревкой спереди! — потребовал Засыпайка.
Мати принялся пальцем чертить вокруг снежной бабы квадратный кузов. И как только рисунок был закончен, Красная снежная баба оказалась в настоящей повозке.
На горизонте все крутился песчаный вихрь: госпожа Сороконожка — жадюга и завистница! — фыркала и пыжилась, пыжилась и фыркала, но беглецов так и не догнала.
Когда через час Буратино принесла Мати стакан горячего молока с медом и он на минуту отложил блокнот, оба заметили, что из-под кровати выглядывают диковинные тапочки: из золотого шелка, шитые жемчугом, с носами, по-восточному слегка загнутыми вверх.
— Откуда они у тебя? — удивилась Буратино.
— Из Оазиса Грибных Деревьев, от Красной снежной бабы.
— Ты был там вместе с Засыпайкой?
Мати кивнул.
ИСТОРИЯ ДЕВЯТАЯ,
юбилейная, в которой Тупс рвет брюки Волку, а Засыпайка ко всему прочему оказывается поэтом
Была ранняя весна. Воскресным утром Засыпайка навестил своего друга и сразу увидел, что в семье царит необыкновенное оживление.
Бабуля не готовила воскресный обед, а сидела перед зеркалом, снимала бигуди и укладывала волосы.
Папа и мама были дома. На столе алела целая охапка гвоздик. Мама привязывала к каждому цветку маленькую поздравительную открыточку. Она была в голубом платье, а на папе пока еще были джинсы: он отпаривал брюки.
Мати в белых гольфах и нарядном костюмчике стоял рядом и смотрел, как горячий утюг с шипением впивается в мокрую тряпку.
— Папа, а зачем отпаривают брюки?
— Чтобы складки стали прямыми и острыми.
— А зачем складкам быть прямыми и острыми?
— Чтобы ходить было легче: острая складка режет воздух, как нож. Понятно?
Лицо у папы сверхсерьезное — верный признак того, что он шутит.
— Ага, понимаю, — сказал Мати. — После отпаривания брюки делаются обтекаемыми, да?
Засыпайка не находил себе места. Он уже давно топтался рядом с Мати, но все никак не мог улучить подходящий момент, чтобы дать о себе знать.
— Мати, пойди вымой руки! — сказала мама.
— Я их сегодня уже мыл.
— Это было утром. И давай побыстрей! Мы скоро выходим.
В ванной комнате, оставшись с другом наедине, Засыпайка наконец повернул шапку задом наперед.
— Здравствуй, Мати! — радостно воскликнул он.
— А, Засыпайка, привет, — ответил Мати таким равнодушным голосом, что сразу стало ясно: сегодня Мати не до него.
Засыпайка расстроился. В самом деле, обидно, когда друг не обращает на тебя внимания.
— Куда вы спешите? — Засыпайка все-таки попробовал завести разговор.
— В кукольный театр, — ответил Мати, — у Буратино сегодня юбилей: пятидесятилетие и двадцать пять лет в театре.
Юбилей Буратино! Засыпайкину обиду как рукой сняло.
— А сама она где?
— Еще утром убежала в театр — ужасно волновалась и сказала, что успокоится только рядом со своими куклами.
Отворилась входная дверь, и в прихожую вплыл огромный букет роз.
Засыпайка оторопел: неужели, кроме него, еще кто-то может заставить вещи летать? Но тут он заметил, что у букета есть ноги, и ноги это дедушкины.
— Такси у дверей! Вся команда, бегом марш! — прогремел дед.
— Зачем столько роз? — шепотом спросил Засыпайка.
— Дедушка пошлет их на сцену, Буратино. Он уже двадцать пять лет так делает. Потому что Буратино — его жена, ты же знаешь.
— Куда это ты с собакой? — мама остановила Мати, который появился на лестнице с Тупсом на руках.
— Собака — тоже человек! — ответил он и умоляюще заглянул маме в глаза.
— Пойми — собак не берут в театр!
— Ты же меня берешь. А я, значит, должен оставить своего ребенка дома одного?
— А что будет, если Тупс узнает голос Буратино, — вмешался папа. — Он тут же залает от радости, и никто уже не поймет, где Злой волк: на сцене или в зале.
— Тупс — не Злой волк! — возразил Мати подозрительно задрожавшим голосом. — Он не станет лаять.
На самом-то деле Мати прекрасно понимал, что папа прав.
— Ладно, — сказала бабуля. Как она могла допустить, чтобы ее дорогой правнук огорчался в день великого юбилея. — Сдашь Тупса на хранение в гардероб. Вахтерша любит собак.
Они удобно разместились в такси. Дедушка впереди — там розам было просторней. Бабуля, папа и мама сели сзади. Мати влез к папе на колени. Тупс блаженствовал на руках у Мати. А невидимый Засыпайка предпочел ехать на крыше.
— Куда поедем? — спросил шофер у Мати.
— В кукольный театр, — важно ответил тот.
— В кукольный театр? — переспросил шофер. — Там, кажется, чей-то юбилей сегодня.
— Это у моей бабушки! — сказал Мати, гордясь, что даже посторонний человек знает о юбилее Буратино.
— Сегодня утром по радио говорили, — пояснил шофер.
Дальше ехали молча.
В театре вахтерша согласилась взять Тупса на время спектакля. Тупс оказался на удивление сговорчивым: видимо, нашел общий язык с добросердечной тетушкой.
— Можно, я сбегаю за кулисы? — спросил Мати.
— Ладно, сбегай, — вздохнула бабуля. — Только смотри, не проказничай там! И кукол не трогай!
За кулисами царило обычное волнение перед спектаклем.
— И ты, Злой волк, не забывай, — говорил молодой режиссер добродушному седому дяде, который щелкал пастью кукольного волка, — помни, что ты в лесу — сама любезность: тебе же надо войти в доверие к Красной Шапочке!
Буратино со своей Красной Шапочкой стояла перед зеркалом и репетировала с куклой поворот головы, от которого косички Красной Шапочки должны были разлетаться в разные стороны.
— Бабушка, я держу за тебя кулаки! — шепнул Мати и крепко-крепко обнял ее.
— Держи, брат, держи! — похвалил его Злой волк. — Сегодня у твоей бабушки важный день!
Внезапно откуда-то донеслось:
— Здравствуйте! Начинаем пятьдесят четвертое представление «Красной Шапочки», юбилейный спектакль дорогой нашей Буратино. Прошу всех занять свои места.
Все засуетились. Каждый брал свою куклу и спешил на сцену.
Мати и невидимый Засыпайка поторопились в зал. Только они уселись между бабулей и папой, как погас свет, заиграла музыка, и занавес открылся.
Мама Красной Шапочки чисто подмела двор, насыпала курам корм и налила кошке молока. А Засыпайка уже успел позабыть, что на сцене не живые куры и не живая кошка, что все они — птицы, животные и мама Красной Шапочки — только куклы.
Вприпрыжку вбежала Красная Шапочка и запела:
Зовут все Красной Шапочкой
меня теперь по свету
за то, что лучше шапочки,
чем мама сшила, нету.
Знакомый голос! Конечно, по сцене, подскакивая, двигалась кукла, а пела за нее Буратино. Нет, Засыпайка непременно должен увидеть это своими глазами! Сказано — сделано. И невидимый Засыпайка прошмыгнул на сцену.
Детям в зале казалось, что куклы двигаются и говорят сами. Но Засыпайка, сидя за кулисами, убедился, какая это сложная штука — кукольный театр.
Ширма в рост человека скрывала актеров от публики. Они играли, высоко подняв руку с куклой, чтобы она могла свободно двигаться вдоль ширмы и была хорошо видна из зала.
Тем временем мама Красной Шапочки скрылась в доме: актриса села отдохнуть в глубине сцены с куклой на коленях.
А Буратино скакала с Красной Шапочкой над головой и пела:
Зовут все Красной Шапочкой
меня теперь по свету
за то, что лучше шапочки,
ем мама сшила, нету.
Мне день-деньской в лесу не лень
ходить, гулять, играть.
Люблю цветы я собирать,
грибы и ягоды искать,
люблю к обеду крем взбивать
и по двору скакать.
Сегодня в гости я иду,
подарок бабушке несу:
в бутылке сок клубничный
и пирожок черничный.
Мне мама сшила шапочку —
красивей в мире нету.
Теперь все Красной Шапочкой
зовут меня за это.
И тут Засыпайке стало очень жаль бабушку: Буратино сновала с одного края сцены на другой, управляла куклой, скакала сама, и по ее лицу уже ручейками бежал пот.
