В Левшин - Искатели необычайных автографов
- Ну, прощай, - сказал он, поднимаясь и протягивая Хасану не без труда найденную монетку.
- Это за что же? - искренне изумился тот.
- За молчание! - улыбнулся посетитель и вышел.
А Фило и Мате все шли и не заметили, как забрели на пыльную безлюдную улочку с невысокими глинобитными домами.
Как известно, дома на Востоке обращены окнами во двор, и оттого улицы там похожи на узкие, глухие коридоры. Бродить по таким коридорам, наверное, не очень-то приятно, особенно после шумного и людного базара. Не удивительно, что путники примолкли и загрустили. Мате, впрочем, все еще выкрикивал иногда: "Хайям, Хайям!", но Фило давно прекратил свои поучения и шел с недовольной физиономией, мрачно вздыхая.
Вдруг чей-то голос позади них отчетливо произнес:
Кто здесь Хайяма звал так громогласно?
Конечно, чужестранец - это ясно!
Свой знал бы, что в немилости Хайям,
И времени не тратил бы напрасно!
Друзья прямо к месту приросли: наконец-то хоть кто-нибудь, кто расскажет им про Хайяма! Мате, правда, не понял, почему этот "кто-нибудь" изъясняется стихами, - с его точки зрения, человеку нормальному такое в голову не придет. Он шепотом поделился своими опасениями с Фило, но тот и не думал удивляться: Восток - край поэтов, здесь все говорят стихами!
Приятели обернулись и увидели, что единственный на всю улицу прохожий медленно удаляется в противоположную сторону. Еще мгновение - и спина его в потертом халате скроется за углом...
- Подождите, куда же вы? - отчаянно завопил Мате и ринулся было следом.
Но Фило поспешно оттащил его обратно:
- Шш-ш! Вы что, никогда не читали "Тысячи и одной ночи" или, по крайней мере, "Старика Хоттабыча"? Да разве так обращаются к встречным на Востоке?
Он в два прыжка нагнал уходящего (откуда только прыть взялась!), приложил руку сперва ко лбу, потом к груди и, отвесив низкий поклон, разразился следующей речью:
- О благородный и досточтимый господин, да продлит Аллах дни твои, и да расточит он тебе милости свои, и да пребудут в доме твоем благополучие и достаток! Ты произнес имя "Хайям" - значит, ты его знаешь?
- Странный вопрос, - резонно возразил незнакомец, - можно ли произнести имя, которого не знаешь?
Фило смутился.
- Прости, я неточно выразился. Я хотел спросить, знаешь ли ты Хайяма.
- Это дело другое. Хайяма я знаю, как себя самого.
- Даже так хорошо?!
- Наоборот, так плохо!
- Ты смеешься надо мной, да ниспошлет тебе Аллах веселую старость!
- Ничуть, - отвечал встречный. - Где ты видел человека, который знает себя хорошо?
Неожиданный ответ рассмешил друзей, но Мате не дал-таки разговору уклониться в сторону. Не в том дело, хорошо или плохо, - довольно уже и того, что незнакомец вообще знает Хайяма.
- И даже не одного, - подхватил тот, все более оживляясь. - Я знаю Хайяма-бездельника и Хайяма-трудолюбца, Хайяма-простолюдина и Хайяма-царедворца, Хайяма-невежду и Хайяма-мудреца, Хайяма-весельчака и Хайяма-печальника...
- Постой, постой, да будет благословен язык твой! - прервал его Фило. - У тебя слишком много Хайямов, а мы хотим видеть только двоих: Хайяма-поэта...
- И Хайяма-математика, - поспешно ввернул Мате.
Незнакомец сказал, что нет ничего проще: он охотно проводит их, если только они не заставят его являться в гости прежде назначенного срока и согласятся побродить с ним немного, чтобы скоротать оставшееся время.
Фило, разумеется, рассыпался в благодарностях, обильно уснащенных цветистыми оборотами и взываниями к Аллаху. Старательность его, видимо, позабавила незнакомца.
- Судя по всему, вы люди дальние, - заключил он с легкой усмешкой, светлоглазы да и одеты странно. А уж изъясняетесь... Ни дать ни взять иноземцы, начитавшиеся восточных сказок.
"Вот тебе и Хоттабыч!" - подумал Мате не без злорадства.
- Ты прав, - сказал он, искоса разглядывая нового спутника, который неторопливо шествовал между ним и Фило. - Мы действительно издалека. Дальше, как говорится, некуда!
- Уж не с того ли света? - пошутил незнакомец.
- Ну нет, - так же шутливо успокоил его Мате, украдкой переглянувшись с товарищем. - Тот свет - это прошлое, а мы, скорее, из будущего...
- Выходит, вы еще не родились. Везет мне сегодня на балагуров... О, нерожденные, когда б вы знали, как худо нам, сюда бы вы не шли!
"Опять стихи!" - подумал Мате, привычно морщась. Зато Фило так и просиял: он узнал стихотворные строки Хайяма.
- Будь здесь в тысячу раз хуже, - горячо воскликнул он, - мы пришли бы сюда все равно, потому что не можем отказать себе в удовольствии познакомиться с двумя великими Хайямами!
Услыхав это, незнакомец перестал улыбаться и даже приостановился. Так они и в самом деле разыскивают двух Хайямов?
- Конечно, - подтвердил Мате. - Но что тебя так удивляет?
- Право, ничего, - сказал тот, вновь обретая свою насмешливую невозмутимость. - Просто приятно знать, что людям будущего известны и стихи Хайяма-поэта и труды Хайяма-математика.
- К сожалению, не все, - затараторил Мате, обрадовавшись возможности поговорить о любимом предмете. - Но самую ценную математическую работу Хайяма у нас знают.
- Это какую же? - оживился незнакомец. - "Трактат о доказательствах задач алгебры и алмукабалы12"?
- Да, да, - подтвердил Мате. - В этой работе Хайям впервые в истории математики решает уравнения третьей степени.
- Боюсь, ты преувеличиваешь заслуги Хайяма, - сказал незнакомец. Кубическими уравнениями занимались уже несколько тысяч лет назад в Древнем Вавилоне. Некоторые виды кубических уравнений исследовали также древние греки...
- Вот именно: некоторые! - запальчиво перебил Мате. - А Хайям исследовал все четырнадцать видов. Зачем же ты умаляешь заслуги своего соотечественника? Слушай, - глаза Мате неприязненно сузились, - уж не завистник ли ты?
- Кто-кто, а я Хайяму не завистник, их у него и так хоть отбавляй! продекламировал незнакомец с грустной насмешкой. - Но, как сказал Платон, Сократ13 мне дорог, а истина дороже. Отдавая должное Хайяму, не следует забывать о тех, чья мудрость была ему и кормилицей, и поводырем.
-Тогда надо бы, верно, вспомнить не только о древних греках, - заметил Мате.
Незнакомец шутливо воздел смуглые ладони: поистине у него вырывают слова изо рта! Хайяму в самом деле было у кого поучиться и здесь, на Востоке.
Когда-то, после завоеваний Александра Македонского, во времена владычества греков, оплотом науки стал египетский город Александрия. Позже, во времена господства арабов, новой Александрией стал Багдад14. Три столетия назад в Багдаде при дворе халифа Мамуна собрались самые светлые умы мусульманского мира. Там встретились уроженцы Средней Азии, Хорасана, персы, сирийцы, потомки вавилонских жрецов - сабии...
Это было началом золотого века восточной науки. На ее небосклоне одно за другим засверкали десятки великих имен. Но первым из них следует назвать имя Мухаммеда ибн Мусы ал-Хорезми. Ибо это он впервые познакомил арабский Восток с индийскими цифрами и с принятой в Индии десятичной системой счисления...
- Может быть, тебе будет интересно узнать, - прервал незнакомца Мате, - что система эта от вас, то есть с Востока, перешла и к нам, на Запад, где ее стали называть алгоритмом. В дальнейшем алгоритмом стали называть также такой способ решения однотипных задач, который подчинен единому, раз и навсегда установленному правилу. И в названии этом, если вслушаться, нетрудно угадать слегка измененное имя "ал-Хорезми".
- Что ж, - сказал незнакомец, - он вполне заслужил такую честь. И не только потому, что ввел в наш обиход индийский счет. Благодаря ал-Хорезми возникло и еще одно слово: алгебра, от арабского "альджебр", что значит восстановление. Потому что именно ал-Хорезми был тем колоссом, который положил начало алгебре как науке. В его "Книге по расчету алгебры и алмукабалы", написанной за два столетия до рождения Хайяма, сошлись и объединились в стройное учение разрозненные сведения по алгебре, накопленные со времен Древнего Вавилона.
-Твоей образованности может позавидовать сам Хайям, - сказал Мате, но разве ал-Хорезми решал кубические уравнения?
- Нет, - отвечал незнакомец. - Он нашел общее правило составления и решения уравнений первой и второй степени. Что же до кубических уравнений, то ими у нас занялись лишь сто лет спустя, после того как были переведены на арабский язык исследования Архимеда о шаре и цилиндре и сочинение Аполлония.
Услыхав про Аполлония, Фило, которому давно надоело молчать, взыграл, как цирковая лошадь при звуках знакомой музыки. Насколько ему известно, сказал он тоном знатока, Аполлоний написал трактат о конических сечениях. Но при чем здесь кубические уравнения? Ведь уравнения - это же алгебра, а конические сечения - геометрия!
Мате просто из себя вышел: неужели этот взрослый младенец до сих пор не знает, что алгебраические задачи можно решать и геометрическим способом?
