К. Селихов - Здравствуй, Артек!
— Золотая медаль! Сенсация! За что ты её получила? — щёлкая на ходу фотоаппаратом, стал он расспрашивать девочку.
— За «партизанку».
— Ты партизанка?
— Вы не поняли, — рассмеялась Катя. — Нет, это папа у меня был партизаном, а я медаль за кукурузу получила. Сорт такой, «партизанкой» называется…
— Не понимаю. Девочка — партизанка. Причём тут кукуруза?
— Да нет же, я юннатка и вырастила богатый урожай кукурузы.
Джон Гарбер то ли не понял ничего, то ли не захотел понять и вдруг спросил:
— Хлеб у вас дома каждый день бывает? Вокруг все громко и весело расхохотались.
В это время послышался сигнал горна на обед. Володя пригласил гостя отведать артековские блюда. Тот охотно согласился. Сел он возле Коли Иванова.
— Ты откуда, мальчик?
— Из Калинина, из детского дома.
— О! Ты сирота! Я тоже сирота. Одинокий.
— Я не одинокий, — возразил Коля. — У меня много товарищей. И мама Женя. Воспитательница.
Не обращая внимания на Колины слова, Гарбер вдруг сказал:
— Ты — сирота. Я — сирота. Поедем ко мне жить?
— Это куда же?
— В Америку. Будешь жить в богатой вилле. Я подарю тебе машину и киноаппарат.
— Ещё что?
— Ну, будешь смотреть бокс, бой быков, пить всякие коктейли…
На игровой площадке мы встретили Катюшу Остапенко. Внимание Гарбера привлекла медаль на белой кофточке Кати.
— Золотая медаль! Сенсация! За что ты её получила? — щёлкая на ходу фотоаппаратом, стал он расспрашивать девочку.
— За «партизанку».
— Ты партизанка?
— Вы не поняли, — рассмеялась Катя. — Нет, это папа у меня был партизаном, а я медаль за кукурузу получила. Сорт такой, «партизанкой» называется…
— Не понимаю. Девочка — партизанка. Причём тут кукуруза?
— Да нет же, я юннатка и вырастила богатый урожай кукурузы.
Джон Гарбер то ли не понял ничего, то ли не захотел понять и вдруг спросил:
— Хлеб у вас дома каждый день бывает? Вокруг все громко и весело расхохотались.
В это время послышался сигнал горна на обед. Володя пригласил гостя отведать артековские блюда. Тот охотно согласился. Сел он возле Коли Иванова.
— Ты откуда, мальчик?
— Из Калинина, из детского дома.
— О! Ты сирота! Я тоже сирота. Одинокий.
— Я не одинокий, — возразил Коля. — У меня много товарищей. И мама Женя. Воспитательница.
Не обращая внимания на Колины слова, Гарбер вдруг сказал:
— Ты — сирота. Я — сирота. Поедем ко мне жить?
— Это куда же?
— В Америку. Будешь жить в богатой вилле. Я подарю тебе машину и киноаппарат.
— Ещё что?
— Ну, будешь смотреть бокс, бой быков, пить всякие коктейли…
Керим протёр кусочком ваты объектив «Смены» и расхохотался:
— Сен-са-ци-я!
Мечты
Вчера мы вернулись из похода. На Роман-Коше у костра каждый из ребят написал о своих мечтах. Вот первая записка Пауля Конгро из Таллина:
«Хотел бы проводить каникулы на Марсе или на какой-нибудь другой планете, например, на Венере».
Пауль во сне и наяву бредит космическими полётами. А что написал Иненликей? Посмотрим.
«Хочу строить плотину между Чукоткой и Аляской. Хочу видеть тундру вечнозелёной, как Артек».
Записка председателя совета отряда Володи Белкина:
«Интересно приехать в Артек в 2022 году. К тому времени у меня вырастет длинная бородища. Выстроится лагерь. Замрёт строй. И мы, пионеры 60-х годов будем принимать в день столетия пионерской организации рапорт. А потом на склонах гор, на берегу моря вспыхнут сто костров. Вот будет здорово!»
Мирида писала:
«Моя мечта — стать хорошей альпинисткой. Хочу, чтобы на всех горных вершинах мира пионеры установили бюст Ильича».
А в Колиной записке я прочитал:
«Пусть все хорошие люди мира будут счастливы. Это моя мечта».
Потерянный занавес и курточка
Урхе приехал в Артек из Финляндии, Джимми-из Англии. В начале смены Джимми вёл себя довольно странно. Сторонился товарищей, любил в одиночестве бродить у моря.
Однажды я пошёл следом за ним. Джимми бродил по берегу, останавливался в задумчивости, оглядывался по сторонам.
— Ты потерял что-нибудь, Джимми? — окликнул я его.
Мальчик смутился, щёки его вспыхнули, он замотал головой.
— Ничего я не терял…
— Так, может быть, ты камешки собираешь?
— Нет… Я ищу… занавес.
— Какой занавес? — не понял я. — Здесь ваша граница?
— Да, здесь.
— Самая последняя граница?
— Конечно. Нейтральные воды, а там — Турция.
— Так. Граница, — вслух размышлял Джимми. — А где же занавес?
— Какой? — во второй раз переспросил я.
— Железный! — выпалил Джимми.
Я не мог сдержать улыбки. Так вот в чём дело!
— Джимми, ты можешь искать этот занавес еще тридцать дней. Заранее предупреждаю: ни здесь, ни в другом месте — нигде ты не найдёшь никакого занавеса — ни железного, ни каменного…
— Но нам говорили…
— Что говорили?
— Нам говорили, и я читал, что, как только люди попадают в Россию, их сразу отправляют за железный занавес.
— Ну и как?
Джимми молчал.
* * *…У маленького, молчаливого Урхе заболели зубы. Придётся везти его в больницу. Когда Урхе об этом узнал, он категорически отказался:
— Не поеду.
— Почему?
— Не хочу. У меня уже не болит… А сам при этом так и морщился.
— Не будь девчонкой, Урхе. Едем.
Чуть ли не силой удалось затащить его в «Победу». Нас приняли без очереди. Зубной врач осмотрел Урхе.
— Один удалить. Три запломбировать. Врач ласково улыбался. Урхе хмурился. Несколько дней я ездил вместе с мальчиком в Ялту. Наконец лечение было закончено. Мы вместе с Урхе сели в машину.
— Отчего ты такой кислый, Урхе? — спросил я. — Может быть, жаль старого зуба?
Урхе мрачно молчал. Когда машина тронулась, из больницы выбежала медсестра. Она махала нам курткой. Только сейчас я заметил, что на Урхе не было его куртки с молнией. Пришлось остановиться.
— Мальчик, ты оставил куртку? — спросила медсестра.
— Нет, это не моя куртка…
— Как не твоя? — удивился я.
— Не моя. Я оставил её для врача. У меня нет марок…
После этих слов я взял у медсестры куртку. Ехали молча. «Как объяснить ему, что всё это делается у нас бесплатно?» — думал я. Машина остановилась у ворот лагеря. Мы вышли.
— Урхе, возьми свою куртку и носи её на здоровье. У нас за лечение денег не берут.
— Не берут?
— Нет.
— Странно, — задумчиво ответил Урхе. Джимми и Урхе! Сколько ещё открытий сделаете вы в Артеке за смену?
Медаль
Стасик лежал на кровати в изоляторе. За окном бушевала настоящая буря, отголоски которой доносились и сюда, в тихую комнату. Шум на стадионе то затихал, то вновь поднимался с новой силой, чем-то напоминая морской прилив. Вот послышался дружный радостный крик:
— Так, кому-то два очка… — вслух проговорил Стасик.
Он придвинулся к окну, превозмогая боль в ноге, и крикнул:
— Ребята-а-а!
Но разве найдутся в лагере такие чудаки, которые не пошли на финальную встречу спортивного клуба «Олимпия». Стасик считался лучшим центром баскетбольной команды. Рослый, выносливый, хорошо владеющий броском, — эти качества ценил в юном игроке его тренер. И вот надо же, накануне финала Стасик вывихнул ногу! Полез на дерево и сорвался.
— Ребята-а-а! — ещё раз позвал Стасик, но никто не откликнулся. Слышно было только, как гудят пчёлы над клумбой. И вдруг в кустах что-то зашуршало. Показался горн. Затем голова Петьки-горниста.
— Чего тебе?
— Счёт, счёт какой? — набросился на него Стасик.
— 50:52.
— В чью?
— Не в вашу.
— Врёшь!
— Вот ещё! Проигрывают ваши…
— А сколько времени осталось?
— Пустяки…
Стасик нахмурился и повернулся к стене. За окном в последний раз ахнул стадион и замер. Игра кончилась.
— Ну вот и поражение. Всё из-за меня… Петька протрубил в горн. Отряды возвращались в лагеря…
Стасик очнулся от громких криков:
— Проснись!
Вокруг кровати стояла вся боевая команда.
— Да не сплю я, ребята… Зло берёт.
— Чего расстроился? Кубок-то наш! Вот он! — сказал Коля Осинцов, заменивший центрального.
— Наш?!
И тут началось. Рассказывали о финале все вместе, перебивая друг друга.
— До конца — меньше минуты. Понимаешь? Разрыв — в два очка. Два очка. Мы атакуем. Кто-то, из ребят…
— Белкин!
— Да, Белкин с ходу закидывает мяч в корзину.
— 52:52!
— И снова атакуем мы. Остаётся пятнадцять, десять, пять секунд… И тут — штрафной бросок. Если ничья — кубок их. Если забросим хотя бы раз — наша победа. И, как видишь, забросили!
