Жан Лафонтен - Басни
Здоров ли, сыт ли он, укрыт ли от ненастья!"
Растрогала речь эта Голубка;
Жаль братца, да лететь охота велика:
Она и рассуждать и чувствовать мешает.
-Не плачь, мой милый,-так он друга утешает,
Я на три дня с тобой, не больше, разлучусь.
Все наскоро в пути замечу на полете,
И, осмотрев, что есть диковинней на свете,
Под крылышко к дружку назад я ворочусь.
Тогда-то будет нам о чем повесть словечко!
Я вспомню каждый час и каждое местечко;
Все расскажу: дела ль, обычай ли какой,
Иль где какое видел диво.
Ты, слушая меня, представишь все так живо,
Как будто б сам летал ты по свету со мной.
Тут - делать нечего - друзья поцеловались,
Простились и расстались.
Вот странник наш летит; вдруг встречу дождь
и гром;
Под ним, как океан, синеет степь кругом.
Где деться? К счастью, дуб сухой в глаза попался:
Кой-как угнездился, прижался
К нему наш Голубок;
Но ни от ветру он укрыться тут не мог,
Ни от дождя спастись: весь вымок и продрог.
Утих помалу гром. Чуть солнце просияло,
Желанье позывать бедняжку дале стало.
Встряхнулся и летит,-летит и видит он:
В заглушьи под леском рассыпана пшеничка.
Спустился - в сети тут попалась наша птичка!
Беды со всех сторон!
Трепещется он, рвется, бьется;
По счастью, сеть стара: кой-как ее прорвал,
Лишь ножку вывихнул, да крылышко помял!
Но не до них: он прочь без памяти несется.
Вот пуще той беды, беда над головой!
Отколь ни взялся ястреб злой;
Невзвидел света Голубь мой!
От ястреба из сил последних машет.
Ах, силы вкоротке! совсем истощены!
Уж когти хищные над ним распущены;
Уж холодом в него с широких крыльев пашет.
Тогда орел, с небес направя свой полет,
Ударил в ястреба всей силой
И хищник хищнику достался на обед.
Меж тем наш Голубь милый,
Вниз камнем ринувшись, прижался под плетнем.
Но тем еще не кончилось на нем:
Одна беда всегда другую накликает.
Ребенок, черепком наметя в Голубка,
Сей возраст жалости не знает,
Швырнул - и раскроил висок у бедняка.
Тогда-то странник наш, с разбитой головою,
С попорченным крылом, с повихнутой ногою,
Кляня охоту видеть свет,
Поплелся кое-как домой без новых бед.
Счастлив еще: его там дружба ожидает!
К отраде он своей,
Услуги, лекаря и помощь видит в ней;
С ней скоро все беды и горе забывает.
О вы, которые объехать свет вокруг
Желанием горите!
Вы эту басенку прочтите,
И в дальний путь такой пускайтеся не вдруг.
Что б ни сулило вам воображенье ваше;
Но, верьте, той земли не сыщете вы краше,
Где ваша милая иль где живет ваш друг.
И. Крылов.
Заимствовано из Бидпая и Локмана (см. предыдущее примечание). На русский язык, кроме Крылова, басню переводили Сумароков ("Голубь и Голубка"), Дмитриев и Хвостов.
172. Обезьяна и Леопард
(Le Singe et le Leopard)
Раз с Обезьяной Леопард
На ярмарке деньжонки добывали,
Всяк выхвалял себя и приходил в азарт.
Так Леопард твердил: - Вы, господа, слыхали,
Обезьяна и Леопард
Что обо мне гремит повсюду шум похвал;
Да сам король меня увидеть пожелал,
И муфту он сошьет из этой шкуры, верьте,
Лишь только о моей ему доложат смерти,
Из этой шкуры, вот... Взгляните, господа:
Она пестра, узорна, полосата,
Разнообразием богата.
И все на пестроту к нему смотреть сошлись;
Потом наскучило, потом все разбрелись.
А Обезьяна так звала: - Пожалуйте сюда,
Здесь - бездна фокусов, честные господа.
Достоинства свои сосед мой превозносит,
Но их он на себе лишь носит,
Я ж в голове ношу. Служить готова вам:
Жильетта, родственница папской обезьяны,
Приплывшая недавно в эти страны
На трех судах, вот к этим берегам,
Чтоб побеседовать здесь с вами; превосходно
Ее все могут понимать.
Она кувыркается, любит танцевать,
Все знает фокусы, свободно
Умеет в обручи скакать.
Здесь за один пятак дадим мы представленье...
Нет, господа, за грош; не нравятся кому,
Мы деньги возвратим тому...
Была она права. Нам любо, без сомненья,
Разнообразие не платья, а ума:
В уме - вещей прекрасных тьма,
А пестрота одежд вмиг утомляет зренье.
Как много важных лиц у нас,
Что с Леопардом схожи;
Взамен талантов всех, лишь носят те вельможи
Одежду пеструю подчас...
П. Порфиров.
Заимствована у Эзопа.
173. Желудь и Тыква
(Le Gland et la Citrooille)
Не нам Творца критиковать!
И никогда во всей вселенной
Былинки нам не отыскать
Несовершенной.
Попав однажды в огород,
Философ, Тыкву созерцая,
Так рассуждал: "Какой огромный плод!
А стебель что соломинка простая!
Нет, не на месте он растет.
По мне, уж коль творить, так и твори толково,
И Зевс бы во сто крат разумней поступил,
Когда б теперь мое послушал слово,
И Тыкву бы на дубе поместил,
А Желудь маленький пусть рос бы здесь на грядке.
О, мир бы был совсем в ином порядке,
Когда б я вовремя попал в совет богов!
Не стану даром тратить слов,
Но повторю: уверовал я шибко,
Что здесь содеяна огромная ошибка,
И что сам Зевс порой бывает глуп".
Так говоря, улегся он под дуб,
И стал вокруг смотреть самодовольно.
Вдруг Желудь с высоты на критика упал
И по лбу щелк его пребольно,
Да так, что бедный застонал
И тотчас же вскричал невольно:
"Теперь я, Зевс, тебя постиг:
Да, ты в делах своих велик!
О! что б с моей свершилось головою,
Когда б висела тыква надо мною?!."
A-т.
Заимствована из "Творений и фантазий" Табарена (прим. к б. 154).
Желудь и Тыква
174. Школьник, Наставник и Хозяин
сада
(L'Ecolier, le Pedant et le Maitre d'un jardin)
Какой-то Школьник-шалунишка,
Великий плут, по глупости своей
Да по вине учителей,
Педантов, портящих ребяческий умишко,
Крал у хозяина-соседа, говорят,
Цветочки и плоды. Сосеaa iuoiue сад
Щедрей был одарен Помоной благосклонной,
Чем все окрестные сады.
И осень, и весна свои несет плоды.
Здесь наслаждался он и Флорой благовонной,
Весной, среди ее щедрот...
В один прекрасный день хозяин застает
Воришку: взгромоздясь на яблонь, меж ветвями
Сидел он, дерзкими руками
Плоды незрелые безжалостно срывал,
Надежду чудную, предвестье урожая;
И даже ветки он ломал, перелезая.
Хозяин сада рассержён,
Учителю пожаловался он.
Тот поспешил прийти сюда с учениками,
И наводнился сад детьми-баловниками
Похуже первого. Зачем вести ребят?
Конечно, в том учитель виноват,
Он все испортил дело.
Он долго говорил, и речь тот смысл имела,
Что надо шалуна построже наказать:
Повадки нечего давать;
Тут, с видом знатока, Виргилия творенья
И Цицерона он пустился вспоминать.
Так долго длилось поученье,
Что шалуны
Сад привели в опустошенье.
Мне красноречия цветы всегда смешны,
Когда не вовремя без меры длится слово.
Конечно, гадки шалуны,
Хоть думаю, сносней учителя такого.
Но и про лучшего из них
Одно лишь я скажу: подальше б от таких
П. Порфиров.
Басня эта по своему смыслу имеет сходство с басней "Ученик и Учитель" (б. 19). Осмеяние педантизма во времена Лафонтена не было исключительным явлением. Рабле писал про педантов: "Их знание-не более как глупость, их мудрость-путы, портящие добрые и благородные умы и отравляющие молодость".
175. Ваятель и статуя Юпитера
(Le Stauaire et la Statue de Jupiter)
Чудесный мрамор приобрел
Один скульптор для изваянья.
"Создам ли бога я, иль стол,
Или сосуд для умыванья,
Он будет богом! Пусть в руках
Перуны держит повелитель!
Падите, смертные, во прах,
Вот над вселенною властитель!"
Так дивно образ божества
Рука скульптора изваяла,
Что лишь речей недоставало
Ему, по мненью большинства.
И, говорят, едва Ваятель
Окончил труд великий свой,
Перед niзaаниai - создатель
Склонился первый же главой.
С художником подвержен вместе
Такой же слабости поэт:
Страшится гнева он и мести
Богов - им вызванных на свет!
Не таковы ль бывают дети
В невинных слабостях своих,
Всего сильней страшась на свете
Гнев пробудить у куклы их?
За сердцем ум идет свободно:
И так в былые времена
Распространилась всенародно
Везде язычества волна.
Лелеют все свою химеру
С глубокой нежностью отца,
Пигмалион любил Венеру
Создание его резца.
Мы все, насколько нам по силам,
Даруем жизнь мечте своей;
Мы любим ложь с безумным пылом,
А к правде - льда мы холодней.
О. Чюмина.
176. Мышь, превращенная в девушку
(La Souris metemorphosee en Fille)
Мышь выпала из клюва у совы,
И я спасать ее не видел бы причины;
