Борис Екимов - Короткое время бородатых
- Что с тобой? Что случилось?
- Что случилось, что случилось, что такое получилось, - медленно проговорила Зоя.
- Что с тобой? - громче сказал Андрей.
- Не кричи. Спят, - дважды капнула словом Зоя. - Ничего не случилось.
- Спроси: как жизнь, ответят: ничего. Но это ничего еще не значит. Так?
- Так. А ведь нам скоро уезжать. Меньше месяца.
- Ты не рада?
- Рада-то рада...
- Знаешь, Иван сегодня какого-то парня...
- Знаю, - перебила Зоя. - Знаю. Ох, Андрюша, влезла я зря, кажется.
- Куда влезла?
- Как куда? Нам ведь скоро уезжать.
- Ну и что?
- А как же Иван?
- Что Иван?
- Плохо ему здесь будет.
- Оставайся. Все давай останемся возле Ивана. Будем его охранять.
- Не надо смеяться. Мне его жалко.
- Что здесь людей хороших нет?
- Есть. Но для них он - Ваня Бешеный Судак.
- А Лихарь, Степан, Прокопов да и другие, мы их просто не знаем.
- Это верно. Может, и не пропадет. А может, и пропадет, - твердо добавила Зоя. - Все равно, уедем, а душа неспокойная будет. Вроде могли помочь человеку, а вот так... не захотели, что ли. Не знаю...
Андрей проводил Зою к вагончику, а у самых ступеней она зашептала:
- Послушай. Может быть, Ивану отсюда уехать? Например, к нам в Волгоград.
- Не знаю. Это у него надо спросить.
- Он и там будет работать. Только рядом с нами. Так лучше будет.
- Не знаю... Нужно у Ивана спросить. А так пустой разговор. Иди, спи, Заяц. Спросим завтра. А то скоро подниматься.
И снова Андрей в сушилку пошел, читал там. Но чтение в голову не лезло. Глаза шли по строкам, а думалось о другом. О Зое, об Иване, о Наташе.
20
В клубе мест не хватило, и многим пришлось устраиваться на принесенных из лагеря стульях и скамейках.
У дверей скандалили неряхи: "амбалы" из бригады Барабанова, с красными повязками на рукавах, гнали в шею любого, чей внешний вид был непраздничным. В экстренных случаях вмешивался сам Семен, и его решение обжалованию не подлежало.
- Гляди на меня, - басил он и тяжело поворачивался налево и направо, демонстрируя аккуратно постриженные усы и бородку, отглаженные брюки и рубашку. - А теперь на себя, - и легонько подталкивал спорящего к большому зеркалу, стоящему у входа.
- Мета-мор-фозируйся, - предлагал Семен и удалялся.
И вправду, странно гляделся бы неряшливый человек в праздничной толпе, в сегодняшнем клубном зале. Его стены нежно-салатного цвета, казалось, раздвинулись. Светлее и выше стал потолок, может быть, потому что усеян он был нечастыми квадратами густого зеленого, голубого и алого цвета. И электрический свет ламп смешивал отблески этих ярких квадратов, и зыбкие акварельно-тонкие полутени окрашивали потолок. И он чем-то напоминал вечернее небо в пору белых ночей.
На стене, где чернели квадратные оконца кинобудки, властвовали голубые елки. Среди этих незатейливых елочек стояли изящные, словно балерины, нефтяные вышки. И дома. А чуть поодаль сидел человек. Тяжелорукий, круглолицый, он покуривал и глядел на елки, на вышки, на дома, что столпились у его ног. И чудилось, что вот сейчас докурит человек сигарету, тщательно затушит ее, поднимется и начнет ставить новые дома и вышки, добро, что есть еще на стене свободное место.
Андрей сидел недалеко от входа и, рассеянно балагуря с Володей и Наташей, чутко слушал каждое слова входящих. "О-го-го! - изумлялся кто-то. Дворец съездов. И Андрею делалось легко, он распрямился, радостно оглядывая зал и людей. "Придумают. Елки уж не могли похожие нарисовать, - хмыкал кто-то. - Стиляги". И он съеживался на стуле.
- Поздравляю, Андрей! - громче, чем надо бы, сказал вошедший Лихарь. Полная и окончательная победа! - воскликнул он, еще раз окинув взглядом зал, взмахом узкой, четырехпалой руки приглашая полюбоваться всех окружающих.
- Я, что ль, один, - сконфуженно забормотал окончательно счастливый Андрей. - Вот Славик, Володя. И Наташа с девчатами красили. Да мало ли кто?!
- Ну-ну, - понимающе кашлянул Лихарь и уже деловым тоном спросил: - А фойе успеем сделать?
- Постараемся, - облегченно вздохнул Андрей и совершенно успокоенно заговорил: - Только, знаете, Антон Антонович, фотоувеличитель нам надо, большой. Не достанете?
Они разговаривали о деле, пока не пришли командир с Григорием и не завели свою обычную песню.
- Я был сейчас в столярке. Станки на половую доску не настроены.
- Горе ты мое горькое! - схватился за голову Лихарь.
В ожидании начала трубно завели возле сцены:
- При-и-бежали в избу дети,
Второпях зовут отца-а...
И дурашливо пустился кто-то в пляс:
- Ах, тятя, тятя, наши сети
Ах, притащили мертвеца
Но погас свет, и заиграла музыка. Начался концерт.
Все было сегодня хорошо: и Славкин оркестр, и песни, и остальное. Даже "хохлячью песню" по просьбе Степана исполнили, "Червону руту". И танцевали весело. Правда, Андрею танцевать с Наташей почти не пришлось. Девушек было мало, и, когда очередной кавалер учтиво склонял голову, Андрей только руками разводил. И все время из танцующей толпы жердью торчала тощая фигура Лихаря.
Наконец Андрею стоять надоело, и он позвал Наташу.
Из клуба они шли деревянным тротуаром.
- Куда пойдем? - спросила Наташа.
- Куда-нибудь да по-ойдем, - сказал Андрей, стараясь окать по-наташиному.
- Не дразнись... Раз у нас так говорят, - серьезно и необиженно сказала Наташа.
- И не думаю дразнить. Мне нравится. Я сам хочу научиться, - он задрал голову и сказал в небо: - по-ойдем, хо-оро-шо, говорят.
- Поживи меж нас, и сам не заметишь, как научишься.
Так, не сходя с тротуара, они до школы добрались, потом вернулись назад.
- Наташа, - остановился вдруг Андрей. - Идея. За мной... - и потащил ее за руку.
- Куда... Куда?
- Пошли, пошли, - торопил Андрей. - Пошли.
Лишь у самой тригонометрической вышки Наташа поняла.
- Ты чего? - охнула она. - Лезть хочешь?
- Конечно.
- С ума сошел! Ночью. Я и днем-то туда не лазила, боюсь.
- Ничего. Днем ерунда. А вот сейчас... Наташа, ну, не трусь. Полезли. Прошу тебя.
Наташа сдалась.
По лестницам они поднимались осторожно и потому долго. В темноте перекладины приходилось искать ощупью. Андрей уже было начал жалеть о затеянном. Казалось, не будет конца этому пути вверх и вверх, во тьму. Земля с ее редкими тусклыми огнями была уже далеко-далеко, а все новые и новые перекладины нащупывала рука.
Но вот серым квадратом обозначился люк. Они вылезли на площадку. Встали и замерли.
Было тихо и очень звездно. Конечно, и там, внизу, еще несколько минут назад на них глядело августовское звездное небо. Но здесь, над землей, над тайгой, в вышине бродили туманные отблески небесного полыхания. И оттого было светло. Светло... И немного страшно. Потому что вокруг лежала не родная земля, а чужой, хоть и прекрасный, но мертвый мир, не тронутый теплым человечьим дыханием.
Андрей обнял Наташу, почувствовал, что она вздрагивает. "Замерзла?" шепнул он. - "Немножко". Он прижался теснее.
Чей-то говор послышался внизу, у подножия вышки. Площадка стала легко вздрагивать в такт шагающим по лестнице людям.
- Надо предупредить, - быстро шепнула Наташа. - А то испугаются, упадут еще.
- Кто там? - в голос сказал Андрей. - Мы - люди.
- Мы тоже с планеты Земля, - отозвалась Зоя. - Мы с Иваном.
Они, наверное, и до середины не добрались, когда подошли Славик, Григорий и Володя.
- Вперед! - заорал Славик. - В космос! К звездам! Ну, Заяц, погоди, я тебя и там достану!
- И ты туда же? - спросил Григория Володя.
- Конечно. Пошли, мариман, не трусь.
- Связал меня черт веревочкой с некоторыми, - сокрушенно проговорил Володя.
А наверху, на площадке, Наташа повернулась лицом к Андрею и, почти касаясь губами его лица, зашептала:
- Я тебе сейчас скажу... скажу. А ты мне потом ничего не говори. Ни сейчас, ни потом... Ладно? Я тебя очень прошу. Мы скоро разъедемся. И не надо никаких слов говорить, никаких обещаний. Вот мы разъедемся и поймем. Ведь не война сейчас. Ты знаешь, где я живу, а я - где ты. Разъедемся, и тогда все решится. Если забудешь на другой день, что ж... Тогда... Тогда останется для нас нынешнее лето, как светлый наш денечек в молодости. А я... Я до смерти тебя не забуду.
Она глядела на Андрея широко раскрытыми, будто испуганными глазами. Видно, и впрямь запоминала его накрепко, чтобы никогда не забыть.
Площадка была просторной, и все, конечно, уместились.
- Да-а, - сказал Володя. - Занес черт. Рухнет вот сейчас.
- Есть надо меньше, - завелся было Славик.
Но Зоя его остановила.
- Не надо, ребята. Это же как в космосе... Ведь больше такого не будет в жизни. Понимаете, в жизни...
Может быть, и в самом деле стоял тот час, который выпадает человеку раз в жизни.
В ночном небе сегодня было все: и четкое, такое близкое звездное кружево, и редкие тяжелые капли матовых светил, и даже рдяных, с зеленоватым отблеском, и светлый туман близких галактик, и серебристая пыль далеких-далеких миров.
