Борис Екимов - Короткое время бородатых
Андрей не пошел, но лежал в темноте, не закрывая глаз, и думал о Славике. Жалко было. Не со зла ведь так получилось, от безалаберности. А сейчас-то каково ему...
С другой стороны, и Григорий прав. Со зла не со зла, а отряд раздет. И виноват в этом Славка. Не зря ведь дежурных в сушилку назначили. Понимали, что может случиться такое. А Славик и вправду все хи-хи да ха-ха. Прогонят, наверное, его из отряда, не простят ни за что.
Утром, проснувшись, Андрей увидел Славика. Тот спал, и лицо его было замурзанным, серым. Андрей хотел разбудить, да передумал: "Пусть спит. Наверное, всю ночь мыкался".
Часам к двенадцати появился на стройплощадке Славик. Ребята его издали увидали, опустили топоры и молча смотрели, как он шел, глядя себе под ноги. А когда разом смолкли топоры, Славик тишину эту сразу почуял, коротко взглянул на ребят.
- Мне приказано тебя к работе не допускать, - сообщил Володя. Будет штаб. И все решит.
Славик выстроил на лице некое подобие понимающей улыбки и глаза сощурил узко, так, что веер морщинок разбежался к вискам. Руки его суетливо прошлись по одежде, охлопывая карманы.
- Ладно, бугор, ладно... Все ясно, - проговорил он и, повернувшись, пошел назад к лагерю.
Андрей догнал Славика.
- Ну, чего ты, - ухватив его за плечо, сказал он. - Мы ведь понимаем, что это нечаянно все получилось.
Славик взглянул на сапоги Андрея. Правый сапог сбоку до самой головки обуглился и дышал на ладан. Местами из него выглядывала портянка. И на телогрейку взглянул, обгоревшие полы которой были обрезаны и подшиты на скорую руку.
Резко повернувшись, он сбросил руку Андрея с плеча и пошел.
Андрей вернулся на стройплощадку.
Снова заколготили топоры, снова началась работа. К вечеру подгоревшее голенище все-таки не выдержало, расползлось, и нога Андрея до самой щиколотки оказалась снаружи. Оторвав от портянки две ленты, он кое-как перевязал сапог и ковылял осторожно.
Настроение было поганое. А тут еще Володя бурчал и на работе, и дома. В вагончике он кинул в угол раскисшие синие тапочки и сказал громко:
- Так пару дней поработаешь и загнешься.
Славик, находясь в комнате, должен был услышать эти слова. И потому Андрей разозлился.
- На тебе пахать можно, а ты все о здоровье плачешься.
- В голоштанную романтику играйте вот с ним, - показал Володя на закрытую дверь. - А я из этого возраста вырос.
- А может, еще не дорос, - сказал Андрей и ушел в свою комнату. Славика не было.
Андрей в столовую сходил, а вернувшись, зажег свет и заметил на серой заватланной Славкиной подушке лист бумаги. Он схватил его: "Ребята! Я уезжаю. Не могу, чтобы на меня волками глядели. Хотя и поделом. Денег, мной заработанных, может быть, хватит, чтобы заплатить за сгоревшее. Сделайте это. Понимаю, как трудно вам будет исключать меня из отряда. А надо. Счастливо вам доработать. Слава".
Андрей позвал Григория, отдал ему листок и стоял, ждал, когда тот прочитает. А потом они сели друг против друга и не знали, что сказать.
- Зря это он, - выдавил наконец из себя Григорий, - зря, - и, утопив голову в костлявые плечи, принялся кряхтеть и ежиться, точно его дрожь пробирала и не мог он ее унять.
- Можно к вам, погорельцы? - спросил в уже открытую дверь Лихарь. Шагнул журавлинно, на полкомнаты, птичьим круглым глазом сверху вниз на ребят покосился и фыркнул оглушительно: - А что, веришь ли, сидите, как погорельцы-сироты, вроде штанов последних лишились и не сегодня-завтра вам помирать.
- Да мы не об этом, - распрямился Григорий и сунул в руки Лихарю Славкину записку.
- А-а-а, - протянул Лихарь, пробежав записку глазами. - Это виновник-то главный. Трусоватый, выходит, малый. Нашкодил и ходу.
- Неправда, - сказал Андрей. - Он парень хороший. И работал, дай бог каждому... А такая штука с каждым могла случиться. Правда, побалабонить любил. Но он не трус, - и, поймав недоверчивый насмешливый взгляд, Андрей загорячился. - Да, не трус! Мы знаем.
Григорий покивал головой.
- Это точно. Да и сами ж вы поймите, Антон Антонович, был бы сволочной мужик, он бы канючил ходил, плакался, боялся бы деньги, заработок потерять. А этот... читали же, что он пишет. И про деньги. И про то, что нам трудно будет его исключать. Нам трудно, - подчеркнул он. - И потом пишет: а ведь надо. Нет, - поднял Григорий глаза на Лихаря. - Он парень стоящий.
- Так какого же, извините, черта... - медленно и почти шепотом начал Лихарь и потом не выдержал, громыхнул: - Какого черта вы его отпустили! Стра-а-а-нная логика у вас! Значит, Ивана вы примолвили, простили драку. А другу своему, не когда-то, а уже сейчас хорошему человеку, вы простить не можете. Пусть мучается, так, что ли? Вот какие мы добрые люди!
- Но мы ж, Антон Антонович, не знали, что он уедет. Если б знали...
- Надо знать, - жестко отрезал Лихарь. - Иначе какие вы к дьяволу товарищи! Какие комиссары!
- Если б знали! - помолчав, снова взорвался Лихарь и Андрея передразнил: - Если б зна-а-али... Поезд когда уходит? Или тоже не знаете?
- В половине девятого.
- Ну вот. Только десять минут, как ушел. Могли бы на атээсе смотаться на станцию. Или сейчас вон садись на атээс, дуй до третьему профилю, напрямую к Комсомольскому полтора часа хода, а поезд туда к одиннадцати часам лишь доберется. Да стоит там полчаса. А вы сидите...
- Поехали! - перебил его Андрей и, вскочив с места, бросился к двери, быстрей, Антон Антонович.
- Быстрей! Ура-а! - вскочил Лихарь и ручищами замахал. - Быстрей! Давай! - но с места не двинулся, а снова на табуретку плюхнулся. - Приехали.
Андрей с Григорием смотрели на Лихаря недоуменно. Они ничего не понимали.
- В конторе у меня сидит ваш голубчик, - проговорил Лихарь спокойно. Сидит. Протоколы переписывает. Собраний. А то, видишь ли, у меня руки не доходят, а приедут, проверят - втык получу.
- А где ж вы его...
- Изловил-то? Где изловил, там его нету. Вот так. А записочку эту давайте уничтожим. А то у вас люди больно остроумные.
- Правильно, - согласился Андрей. - Пойти, что ли, к нему сходить? Штаб-то во сколько?
- В десять.
- Куда ты навострился! - с шутливой серьезностью принялся ругать его Лихарь. - Парня от дела отбивать, от моих протоколов. А-а-а! - вдруг замер он осененный. - Пойдем, пойдем, голубчик, - вскочил он и сграбастал Андрея. - Пойдем. В две руки быстрее получится. Как я сразу не догадался!
А потом вдруг остыл:
- Нет. Не стоит. Пусть один посидит. Ему так лучше.
* * *
Штаб заседал до половины двенадцатого. И до половины двенадцатого Андрей бродил по лагерю, жадно ловил каждое громкое слово, что пробивалось из вагончика штаба. А Зоя то бежала за угол, к окну, то приникала к двери.
- Нормально, точно слышала, - успокаивала она Андрея. - Простили.
Но уже через минуту чуть не плакала:
- Выгоняют-у-т. Вот, ей-богу. Ой, что же делать?
Наконец дверь штаба распахнулась, оттуда вышел Григорий и сказал:
- Порядок, порядок, хлопцы. Порицание, и недельный заработок фьють! присвистнул он и поднял глаза к небу.
А потом, в комнате, Андрей спросил у Славика, не зная, спит тот или нет:
- А страшно было уезжать, Слав?
Тот поворочался и прошептал:
- Тоскли-иво. И знаешь, - перевесился он с кровати, чтобы Андрей лучше слышал. - Как насовсем от вас уезжал. Навсегда. Да оно и верно, если разобраться. Ведь так бы друг на друга косо и глядели. И у вас обида, и у меня тоже. Точно?
- Да, наверное...
Ничего больше Андрей не сказал, он сжался в комок под одеялом и засопел ровно, будто заснул. Ему было стыдно, что не он, и не Григорий, и даже не Зоя - причина Славкиного возвращения. И боялся Андрей, что Славик заговорит об этом. А что ему ответить?
19
Казалось, что самое трудное позади: фундамент, обвязка, столбы основы. И теперь спортзал будет расти, поднимаясь словно на дрожжах. Сделай у бруса с одного конца шип, с другого - паз и клади. Рядом следующий. Положил один брус - на дюйм простенок вырос. Два бруса - вдвое больше. И гони так до самого верха.
Но незнакомое дело просто лишь в чужих руках да на языке.
То брус кривой - не положишь же его - надо прямить, делая надрезы с выпуклой стороны. Но сколько? И как глубоко, чтобы он не "ослаб", надрезанный? То вдруг окажется, что такой на вид красивый, хорошо размеченный и - о, счастье! - аккуратно вырубленный шип не годится, в сторону смещен. А намного подтесывать его нельзя: из шипа получится "пшик" и тогда начинай все сначала. То незаметно для глаза начнет стена "заваливать" внутрь или наружу, и отвес ясно покажет, что работа никуда не годится.
А тут еще этот проклятый дождь, и сапоги - склизь несусветная, того и гляди вместе с брусом брякнешься.
- Одурел ты, Андрюха, - шипел Славик. - Здесь шип нужен, - и ядовито: Может, ты умеешь два паза вместе скреплять, тогда я извиняюсь. Прошу, - и освободил место.
