Борис Екимов - Короткое время бородатых
Когда все собрались, Володя сказал:
- Проводим семинар: как не надо работать. Глядите.
Он приложил к углу отвес и оглянулся, приглашая убедиться, что позвал не зря.
Все охнули: нитка отвеса постепенно уходила от стены.
- Как же это вы, хлопцы?
Петя-маленький бросился в атаку:
- Ну и что? Вот вы какие, мужики! Прямо все чтоб тютелька в тютельку было?! Да? Ну, немножко скривили. Выведем, совсем незаметно будет.
- Если не рухнет...
- Не каркай. Сам-то угол ведешь лучше, что ли?
- Проверь, - угрюмо ответил Скоба.
- И проверю.
Петя побежал вдоль стен по лесам, останавливаясь возле каждого угла, промеряя. От последнего он уже не спешил, а шел медленно, даже остановился, перевязал шнурки на кедах и, подходя к ребятам, засвистел что-то бравурное.
- Убедился?
- Тоже не сахар.
- Так же, как у вас?
Он промолчал, уселся на стену, закурил и отвернулся. Профиль его был надменным и обиженным.
- Как же это вы, парни?
- Вы что, без отвеса работали?
- Все ты, детинушка, - ткнул локтем своего тезку Петя-большой. Глаз-ватерпа-ас...
- А ты что?! Ты что?! У тебя головы нет!? Да?! Нашел стрелочника. Ага, я виноват, а ты ни при чем...
- И я, конечно... Оба виноваты. Чего говорить... промахнулись...
Володя ползал возле угла на коленях, прикладывая отвес то к одной стороне, то к другой, а потом забрал у Скобы окурок сигареты и задумался.
Молчали, вздыхали один горше другого.
- Ну, чего как на поминках расселись? - не выдержал Петя-маленький. Ругайте, так хоть в открытую, а не про себя.
- Видимо, этим стену не выправишь, - выдохнул Скоба.
- Ну, так придумай, как выправить, мудрец. Видимо-невидимо.
- Хватит, ребята, ругаться.
- Да, народ. Думайте.
- Ты, бугор, тоже не сиди. Выправить можно стену, как ты считаешь?
- Как ты ее выправишь? А дальше начнешь лепить, вон какое пузо будет.
- Главное - не красота, а прочность.
- Это - спортзал, а не комната смеха.
- Можно попробовать потянуть талью.
- А не рухнет от тали?
- Смотря как тянуть.
- Бросьте, мужики, только начали строить и собираемся уже туфту лепить. С одной стороны - талью, с другой - талью. Люди засмеют.
- Разламывать - время терять.
- Нажать можно.
- Языком.
- Как твой работает - вполне.
Петя-большой, до этой поры молчавший, поерзал на месте так, что крякнули под ним доски, заговорил:
- Переделаем... Правильно я говорю, Петро? - нагнулся он к тезке.
- Переделаем, - вздохнул тот.
По местам расходились молча. И еще минут десять не было слышно ни пил, ни топоров: каждый снова и снова промерял свои стены и угол. И звук отрываемых брусьев резал слух.
А каким уродливым выглядело их детище! Выдранный угол скособочил постройку. Тошно было глядеть.
- Ну что, строители? - засмеялся проходивший мужчина. - Шили - пели, а теперь порем и плачем.
Даже Славик промолчал, вскинулся было, рот раскрыл, а потом махнул рукой и сгорбился, зашагал быстрее, обгоняя медленно идущих ребят, и от его сапог полетели ошметки грязи.
* * *
На улице разветрило. Поселок уже лежал в темноте, кое-где в окнах свет желтел, а непривычно высокое небо было сплошь усеяно небольшими облачками, одинаковыми до неправдоподобия. Казалось, что где-то у горизонта, невидимая за тайгой, пристроилась фабричка и штампует без устали и без лишнего раздумья эти розовые облачка, похожие на детское ушко. И сразу лепит их на медленно движущееся небесное полотно.
- Как коралловые рифы, - задрал Славик голову.
- Ты их видел?
- Во сне. Розовые такие же.
- Хватит... пошли.
Андрей дежурил в сушилке. Печку он уже расшуровал докрасна. Сапоги на решетке расставил, одежду развесил поаккуратнее; а теперь они со Славкой дрова готовили на ночь.
- Хватит так хватит, пошли греться.
В сушилке, как всегда, было людно. Грелись после зябкого дня.
- Боюсь, честное слово, - говорил кто-то. - Прямо никак не могу поверить, что дом наш - нормальный. Иной раз подойду к стене, упрусь посильнее, и кажется, что она шатается. Никто не пробовал?
- Нет.
- Ты это дело брось. Такой бугаина упрется - чего хочешь повалит. Нашел игрушку.
- Это что... Ночью сплю. Снится, вроде я на капиталке, наверху, сверлю под шкант. И вдруг все валится. Как заору, как кинусь! Вон Сашка скажет. С кровати полетел. Лешка вскочил. Николай с Сашкой тоже. Не поймут ничего.
- Я думал опять пожар... Орет...
- Типун тебе на язык. Наговоришь.
Невдалеке истошно взвыла бензопила и заглохла. А через минуту затарахтела, спеша и захлебываясь.
Славик в дверной проем выглянул, озабоченно сказал:
- Где-то возле нашего спортзала. Может, его враги пополам перепиливают?
- Да это два Петра. Уголок свой кладут.
- А-а, бракоделы.
- Ага. Говорят, помрем, но все сделаем.
- Спешить другой раз не будут.
Андрей вышел на улицу, последнюю охапку дров забрать.
В небе остывали облака, покрывались серым налетом пепла. Из какого-то вагончика доносилось:
За белым металлом,
За синим углем.
За синим углем,
Не за длинным рублем...
Из тайги, на опушку, клубясь, выползал туман.
Болтун, пробежав мимо Андрея, сел у дверей сушилки, ожидая. Следом хозяин шел, Прокопов, с Леночкой на руках.
- В штабе кто есть? - поздоровавшись, спросил он Андрея.
- У нас сейчас здесь штаб, - показал Андрей на сушилку. - Где потеплее. Гриша тут, а командир к харьковчанам уехал.
Григорий, услыхав голос Прокопова, вышел на порог.
- Заходите, заходите, - пригласил он. - Погрейтесь.
В сушилке Болтун возле печки улегся. Светлые блики огня играли на его рыжей шерсти. Леночка, Славика узнав, глаз с него не спускала, но подходить стеснялась, пока он не поманил ее. Тогда она соскользнула с отцовой коленки, подбежала к Славику.
- Ленуша, Ленуша, навостри-ка уши и меня послушай, - негромко начал Славик. Леночка глядела на него завороженно.
Прокопов, освободившись от дочки, закурил, сказал Григорию:
- Сможем четыре человека поставить на детсад?
- А что там?
- Полы, потолки, засыпка, окна-двери, крыльцо и по мелочам: погреб, туалет, забор. Всего понемногу, и все надо делать.
- Опять крайние, - вздохнул кто-то.
- А куда их девать? - кивнул Прокопов на дочку. - Таскаем за собой, как кутят.
- Откуда же людей снимать? - продолжил тот же голос. - На всех объектах в обрез. Ставили бы своих. Они же начинали делать? Пусть кончают.
Прокопов к печке подошел, сел на чурбачок.
- Ну, давайте наших, - согласился он и, взяв кочережку, принялся шевелить ею прогорающие поленья. Мягко ухнула, распадаясь и оседая, гора углей.
- Давайте наших... - повторил Прокопов. - Жилье, восьмиквартирка и общежитие. Снимем?
- С жилья нельзя.
- Дальше. Теплотрасса. С нее?
- Тоже, конечно, не стоит.
- Школа. Медпункт. Еще два жилых дома, - ровно перечислял Прокопов, набивая печку поленьями. - Бытовка лесопилки. Столярка. Все.
- В общем, мы крайние.
- Крайние не крайние, - повернулся Прокопов к ребятам. - Я думаю, вы разозлитесь и сделаете быстро. Так что подумайте, посоветуйтесь и ставьте хороших людей. Я вас очень об этом прошу. И как отец. Куда же их девать?
Вспыхнули новые поленья в печурке. Прокопов, освещенный их неверным пламенем, глядел на дочку.
Леночка вдруг встрепенулась, спросила у Славика о времени и, подойдя к отцу, решительным тоном сказала:
- Папа, пошли домой. Тебе пора спать. Болтуша, тоже пошли. Я вас сейчас ужином накормлю.
Прокопов взял дочку на руки, попрощался. Григорий поднялся его проводить. Задремавший Болтун бросился за хозяином. Андрей следом вышел.
На улице посвежело. Даже холодом тянуло.
В тишине было хорошо слышно, как звенит о чем-то Леночка, а ей вторит неторопливый отцовский басок. Долго было слышно. Голоса глохли, удаляясь. Вот уже Прокопова совсем не слыхать. А только Леночка еще звенит и звенит, уходя. И что-то печальное чудилось в этом тонущем во тьме и тишине детском голоске.
- Гриша? - негромко спросил Андрей. - А что у него с женой?
- Откуда я знаю? - вздохнул Григорий. - Уехала она. Вроде мать заболела. Но что-то... Какие-то разговоры... Не знаю.
Ребята из сушилки потянулись в вагончики. Андрей сапоги переставил на решетке и возле, чтобы все хорошо сохли, и уселся читать.
Время от времени, дабы наплывающую дрему разогнать, он оставлял книгу, оглядывал свое хозяйство и шел на улицу, бродил по лагерю, мимо спящих вагончиков.
В один из таких походов возле столовой он услышал шаги.
- Что ж ты бродишь всю ночь одиноко? - пропел Андрей в темноту и почувствовал холодок внезапного страха.
- Андрей?
- Зоя, что так поздно?
Остановившись против Андрея, Зоя молчала. Было темно, но Андрей чувствовал, что смотрит она на него. И от этого невидимого, но осязаемого взгляда, Андрею стало не по себе.
