Галина Головина - Белая таежка
"Миновать бы его поскорей", - думал Ванюшка. Что-то уж больно хаманят, ругательски ругают это озеро эвенки. Много слышал Ванюшка о нем страшных историй, и трудно понять, где небылицы в быль переходят.
Говорят, что злой дух созывает сюда гостей со всех волостей и эта нечисть устраивает в вонючем мочалище свои гульбища. Кто сейчас этому поверит? Да никто. Но почему-то даже птицы и те стараются облетать поганое озеро стороной, не подходят к нему звери и не то, чтобы рыбешку какую ни на есть, - букашку в черной воде не увидишь, личинку, головастика...
Зимой Гнилой нюрут не замерзает даже в самые лютые морозы, смердя удушливым паром. Капелька этой испарины попадет на одежду и разъедает ее насквозь, как серная кислота. На кожу зверя или человека попадет, образуются долго не заживающие язвы.
Гнус и тот мрет у этого страшного озера. Ни мошкары, ни комаров, ни паутов-оводов не видать.
Справа от Ванюшки был лесистый бок крутой горы, а слева тянулся камыш, за которым из подернутой желтым "лягушечьим одеялом" воды торчала осока. Таинственный и молчаливый пихтарник на горе сомкнулся стеной, и казалось, что это не гора, а осклизлый зеленый камень высится. К тому же и дождик начал накрапывать.
Бежавший чуть впереди Дружок замер вдруг, повел ушами, повернулся назад. Оттуда донеслись до Ванюшки чьи-то голоса. Какие-то люди шли вслед за Ванюшкой. И были они совсем близко...
Бежать вперед? А если и там кто-то есть?
Ванюшка подхватил Дружка на руки.
- Нишкни! - шепотом попросил не лаять и, прижимая к себе, полез на гору в пихтарник, продираясь с трудом сквозь переплетенные лапы деревьев.
39
Я полз затаив дыхание. И скорее даже не слышал, а чувствовал, что Галка не отстает от меня. Шум ветра, шелестящего травой, скрадывал все звуки.
Все ближе мы подползаем к сосне, под которой сидят бородатый и Кольча. Перед нами маячат теперь их спины. Ничего не могу понять: Профессор вроде бы и не думает уводить куда-то Кольчу. Он будто даже рад не рад, что встретился с ним: так увлеченно что-то рассказывает ему, и до нас иногда долетает его веселый голос. А вот слов разобрать никак нельзя пока. Ветер!
Решимость моя тает с каждым метром, на который мы продвигаемся вперед. А Галке хоть бы хны, ползет следом за мной и даже поторапливает меня, подталкивая стволом ружья. Неужели ей нисколько не страшно? Отчаюга, знаю это давно. Но никогда не думал, чтобы вот так можно переть на рожон. У меня даже злость на нее закипает, будто она в чем-то виновата.
До сосны остается всего ничего - метров шестьдесят, пожалуй. Ружье бородатого все там же стоит, у ствола сосны. Кольча, видать, ожил, начал уж что-то доказывать Профессору, размахивая руками. Однако сидят они не рядом, а также, как и сидели, - шагах в трех-четырех друг от друга.
- Давай! - слегка дернула меня за голенище сапога Галка.
Не сбавляй, дескать, ходу! Не робей, Мишаня.
Я не спускаю глаз со шляпы Профессора. Сколько уж мы к нему подбираемся, и он ни разу даже не оглянулся. Что за беспечность такая? Разве он не знает, что Кольча тут не один? Или ни во что уж нас не ставит?
Теперь наше продвижение вперед сильно замедлилось, и Галка уже не подталкивает меня. Ползти надо очень осторожно, чтобы не обнаружить себя. Вдруг этот бородатый услышит шорох или просто так возьмет да и оглянется?..
Я ползу по-пластунски, как нас в школе военрук учил. Весь с землей слился и то одной, то другой щекой к земле припадаю. Ружье в правой руке. Я тихонько выбрасываю его вперед, опираясь на локоть, подтягиваю левое колено и снова продвигаю ружье. Галка тоже хорошо ползет, из травы не высовывается. Нам повезло с травой, она выше коленей тут поднялась. А ползти надо так, чтобы ты весь р а с п л а с т а л с я по земле, не коробился, горб и заднее место не выставлял. Ведь, когда ползешь, тебя так и подмывает приподняться на коленки, чтобы быстрее продвинуться. Но ты пластом лежи. В этом вся суть умения. Потому военные и назвали такой способ передвижения "ползти по-пластунски".
Кажется, подобрались. От сосны мы уже на расстоянии ружейного выстрела. Минуты полторы восстанавливаем дыхание. Потом Галка берет у меня из рук ружье. Теперь руки мои должны быть свободны. Я должен подобраться к сосне и утащить ружье Профессора. Тогда он будет в наших руках.
- Не струсишь? - чуть слышно шепчет Галка.
- Я?
- Нет, папа Карло!
- А ты?
- Я - нет!
- Ну и я - нет.
Но храбрость моя помаленьку растаяла, выветрилась, пока мы сюда добирались. Галка это почувствовала, испытующе глядит на меня.
- Ну чего ты?
Это не приказ. Галка просит меня, а не приказывает. Понимает, на что я иду.
- А если он услышит и оглянется?
- Я прикрою тебя! Буду держать его все время на мушке.
- Ползи ты, а я прикрою! - усмехнулся я.
- Понятно! - протянула она с ехидством и презрением.
Мне сразу стало не по себе.
- Он же меня укокошит!
- Да я ему шагу сделать не дам!
- Боюсь! - честно признался я.
"Ты на роль в кино стажируешься, ну и старайся!" - подвернулось мне вдруг зло на язык, но я ничего не сказал, хватило ума.
- А я, думаешь, не боюсь! - Галка протянула мне свое ружье. - На, держи. Оно картечью заряжено. Да не рассолодей тут!
Я медлил протянуть руку за ее ружьем. "Бери себя в руки, Миша!" пронеслось у меня молнией в мозгу.
- Гайдар в наши годы эскадрон в атаку водил! - тихонько, но с жаром проговорила Галка, и я понял, что не для меня, а для самой себя она это сказала, потому что стала расшнуровывать ботинки, чтобы легче было босиком подкрасться к ружью Профессора.
Мы прятались за пышно разросшимися кустами кипрея, и тут можно было даже сесть, если немного наклонить голову. Я так и сделал и лихорадочно начал сбрасывать сапоги.
- Смотри не проворонь! - бросил шепотом Галке.
На смерть, мол, иду и на тебя вся надежда, если что там случится, у сосны...
В ответ Галка так улыбнулась мне, как еще никогда и, наверное, никому не улыбалась и погладила меня по голове. Стыдно мне вдруг стало, ужасно стыдно: ведь могло случиться непоправимое. Да я бы себя всю жизнь презирал, если бы Галка поползла за ружьем к сосне, а я тут остался...
- Хватай ружье и скорей вправо отскакивай, - прошептала мне Галка, радостно улыбаясь. - Не загороди его...
Думаете, она обрадовалась тому, что не ей, а мне придется сейчас ползти? Плохо вы ее еще знаете! Гуранка есть гуранка. Галке приятно было сознавать, что я все же чего-то стою. Девчонки ведь очень здорово чувствуют, кому они нравятся, а кому нет. Мало радости, когда тебе симпатизирует какой-нибудь хлюпик.
Я набрался решимости, снял с груди бинокль и пополз к сосне.
40
Выбрав место, с которого хорошо просматривался голый берег Гнилого нюрута, Ванюшка затаился и стал ждать. Дружка он по-прежнему обнимал, прижимая к себе.
- Нишкни! - повторил несколько раз.
Кольча каким-то другим словом приказывал Дружку не лаять, но Ванюшка надеялся, что умный пес и так поймет его.
Берег был недалеко, однако на всякий случай командор приготовил и бинокль.
Ждать пришлось недолго, голоса стали быстро приближаться.
Вот и люди показались. Их было пятеро. Шли они гуськом, один за другим, прижатые к озеру лесистой горой.
"Ништяк!" - обронил про себя привычно Ванюшка.
Первым тяжело шагал мордатый верзила Гурьян, и руки его были связаны за спиной.
"Золотишко не поделили!" - подумал Ванюшка.
За Гурьяном бодро следовал Антошка. Под глазом у него назревал сочный синяк. Мощная оптика Кольчиного бинокля так приблизила лицо Антошки, что, казалось, до него можно было дотянуться рукой.
"Ну правильно, подрались!" - отметил про себя Ванюшка не без злой радости.
У Антошкиного напарника, которого командор узнал по черному жгутику усиков и пышным бакенбардам, лицо тоже было побито.
- Я бью только два раза, - разглагольствовал Антошка, обращаясь не то к Гурьяну, не то к человеку, идущему за ним. - Один раз по голове, другой - по крышке гроба!..
Чего это он хорохорится? Вид у него цветущий, улыбается, оглядываясь к тому, кто за ним шагает. Такой же молодой парень.
А вот Гурьян явно не в настроении. Плетется, уныло понурившись, шарит глазами у себя под ногами.
Уж не топить ли они его ведут? А что? С них сбудется. Закон - тайга, прокурор - медведь!..
Ванюшку так поразило все увиденное, что он забыл и про Дружка. Но тот вел себя молодцом. Дружок охотник, хотя и порядком избалованный. Он часами сиживал с Кольчиным отцом в скрадках у солонцов, поджидая лосей, которые приходят туда по ночам "подсолониться", полизать выступившую из земли белую пудру.
"Подрались по пьяному делу", - решает Ванюшка, проводив взглядом последнего из этой пятерки.
Дав золотничникам отойти подальше, он осторожно выбрался из леса и, крадучись, пошел за ними, стараясь держаться на таком расстоянии, чтобы они не могли услышать, если под ним вдруг хрустнет валежина или хлюпнет вода под сапогом. Дружку велел идти сзади.
