Алексей Пантелеев - Наша Маша (Книга для родителей)
- Дай я тебя на Новый год надушу, - говорит Машка и тянется к матери и мажет ее пробочкой от флакона.
ТЕТРАДЬ СЕДЬМАЯ
3 ГОДА 4 МЕСЯЦА
4.12.59. Ленинград.
Я все еще лежу. Но много работаю. С Машкой мы видимся только по вечерам - перед ужином и после ужина.
Сегодня немножко читали (Чарушина, Сладкова), разглядывали картинки в "Мурзилке", играли в "лепешки". Еще раз убедился в том, что игрушки-импровизации доставляют ребенку (во всяком случае, ребенку этого возраста) гораздо больше радости, чем игрушки магазинные, готовые, то есть уменьшенные копии настоящих людей, зверей и предметов: куклы, собаки, мишки, посуда, автомашины и тому подобное.
"Лепешки" - это разноцветные пирамиды. Их у меня четыре. Самая маленькая - это Маша, маленькая потолще - Павлик, тоненькая высокая - мама, а самая высокая - папа.
Маша играет с этими куклами-абстракциями с большим удовольствием, чем с куклами-натуралистками, всеми этими Сонями, Тамарами, Аннабеллами. Она раздевает пирамидки и одевает, купает их, делает с ними гимнастику.
Почему же играть с этими пирамидками интереснее? Вероятно, только потому, что тут больше простора для творчества.
* * *
Я поставил на голову "папе" самую маленькую пирамидку - "Машу".
Машка придумала молниеносно. Схватила толстого "Павлика" и говорит:
- Это не Павлик, это тетя Ляля.
И густым трагическим голосом тети Ляли, обращаясь к "папе", восклицает:
- Алексей, не нужно! Алексей!!!
Именно так, в этих выражениях и с теми же трагическими интонациями, взывает ко мне моя сестрица, когда я проделываю с Машкой какие-нибудь акробатические трюки, сажаю ее на плечи, на багажник велосипеда и тому подобное.
Какое же воображение у трехлетнего ребенка! И какое острое художническое зрение! Увидеть за этими деревяшками живых, конкретных людей и тут же придумать им роли, целую сценку!..
* * *
Вчера вечером, вызывая к себе маму, я кричал грубым голосом:
- Люди! Звери! Птицы! Рыбы! Насекомые!
- Не кричи! - умоляла меня Машка. - Не кричи, а то меня возьмут.
То есть заберут спать.
* * *
- Насекомые!
Машка удивилась:
- Какие босикомые?
7.12.59.
Вчера была у меня недолго. Читали, потом играли в превращения.
Я говорю:
- Будь волк!
- Bay... Bay.
- Будь муха!
- Ж-ж-ж. Ж-ж-ж.
- Будь корова.
- Му-у-у-уу... Я вам м-м-м-молочко несу-у-у...
- Будь стул!
Подумала секунду - и скорчилась, приняла какую-то замысловатую позу, в которой она кажется себе похожей на стул.
* * *
Обещал ей как-то показать настоящий шприц для уколов.
Показал. Она увидела и испугалась.
- Не надо! Боюсь! Больно будет.
- Давай я тебе покажу, как укол делают.
- Боюсь!
- Я тебе больно не сделаю. Я без иголки.
- Боюсь!
- Папа говорит, что больно не будет...
- Будет!
- Иди сюда!
- Боюсь.
- Если папа говорит, что больно не будет, надо папе верить.
Не верит. И это меня, конечно, огорчает. А потом я подумал, что где же им верить, детям, если их на каждом шагу обманывают, объегоривают, обмишуривают.
- Иди, девочка, иди, дай ручку, больно не будет.
Девочка доверчиво протягивает руку, а ей: р-раз!
- Ничего, ничего, не плачь, сейчас пройдет.
Трудно, но надо воспитывать так, что:
- Будет немножко больно, но потерпи...
И всегда надо правду!
* * *
И вот - кстати - о правде.
Вчера мама возвращается из своего очередного похода, в прихожей ее встречает Машка и с места в карьер объявляет ей:
- Мамочка, я плохо себя вела, я была нехорошая.
Похвальна ли такая самокритика? Нет, в данном случае нисколько не похвальна.
Машка совершила поступок действительно очень дурной. После дневного сна она не захотела одеваться, раскидала всю свою одежду, а когда бабушка попыталась взять ее на руки, толкнула бабушку и несколько раз ударила ее по лицу.
Бабушка плакала.
И тут раздались три звонка, означавшие, что пришла мама.
- Сейчас я расскажу мамочке, как ты себя вела, - сказала бабушка.
- Не надо, можешь не говорить, я сама расскажу.
Расчет бы простой. Уже не один раз Машка признавалась в своих грехах, и чаще всего ее не только прощали, но и хвалили за правдивость.
На этот раз не вышло.
Мама накричала на Машку и велела ей немедленно извиниться перед бабушкой.
- Ты сама знаешь, что нужно сделать, - сказала она.
- Не помню, - нахмурилась Машка.
Извиняться она ни за что не хотела. Это уже второй случай, когда она отказывается извиняться перед бабушкой.
Когда я узнал о случившемся, я настоял, чтобы этот случай не был оставлен без последствий. Одних извинений тут мало. Нужно, чтобы девчонка поняла, как плохо она поступила. А индульгенция, которая покупается за бездушное, холодное "прости", ничего не стоит.
От моего имени Маше было объявлено, что папа не хочет ее видеть.
Мама не разговаривала с ней.
И даже бабушке было рекомендовано, чтобы она не таяла от первого слова раскаяния, от первого поцелуя внучки.
Когда Машка наконец сказала:
- Прости, бабушка.
Та ответила:
- Я еще подумаю, стоит ли тебя прощать.
Все это было и для бабушки и для Машки потрясением. Между нами говоря, кто из них больше виноват - я судить не берусь. Знаю только, что если бы моя милая, добрая и мягкая тещенька так не распустила девчонку, нам не пришлось бы всем домом устраивать этот педагогический аврал.
Машку было жалко. Весь вечер она сидела в столовой на тахте и негромко подвывала:
- Ма-а-а-а-ма-а-а...
* * *
Была ли в этом случае перегнута палка? Думаю, что нет, не была.
Одними внушениями, проповедью, разговорами о том, что дурно бить по лицу любимого и любящего тебя человека, тут обойтись нельзя было. Нужна была строгость. И нужно было потрясение.
А сегодня - новая беда.
Нашла на полу или в корзине для бумаг ломаную немецкую "архитекторскую" кнопку - красивую, блестящую, золотую...
- Денежка, - сказал я.
Она засмеялась: дескать, шутишь!
Такая взрослая ирония меня обманула. Я позволил Машке взять эту понарошную денежку.
А через двадцать минут из комнаты Элико вопли и крики. Оказывается, Машка запихала "денежку" в ноздрю... И забыла об этом. Потом пришла к матери и говорит:
- У меня козявка в носу.
Мама, не посмотрев, стала запихивать в нос вату.
А дышать Машке еще труднее.
Тогда мама подвела ее к окну, к свету, заглянула в нос и увидела, что там что-то блестит...
Заставила Машку сморкаться, и, слава богу, кнопка была извлечена.
А бабушке опять было худо.
* * *
Вчерашняя история сказалась на Машкином поведении. Слушается всех, даже бабушку и тетю Минзамал. Сейчас (три часа дня) мама и бабушка отправились по делам. Машку готовит к дневному сну Минзамал. И Машка беспрекословно дает себя разоблачать.
* * *
После происшествия с архитекторской кнопкой извожу Машку насмешками. Думаю, что в данном случае этот способ верный.
Говорю ей:
- Я ничего тебе теперь не буду давать - ни карандаша, ни ложки...
Мрачно усмехнулась...
- Ложку можно. Ложку мне сюда не засунуть.
- Дырка мала?
- Да. Мала...
И пытается пальцем растянуть ноздрю.
* * *
Донял ее. Убирает посуду у меня "со стола", то есть с табуретки, которая заменяет мне во время болезни и письменный и обеденный стол.
Унесла тарелку с хлебом, кружку из-под киселя. Прибегает:
- А еще что?
- Вот тарелка и вилка. Только, смотри, в нос вилку не запихай.
Со вздохом:
- Халясо...
И совершенно серьезно, даже мрачно:
- Я не умею вилку в нос запихивать.
* * *
Полушутя я хотел шлепнуть Машку по попке. Она понимает, что делается это играючи, и, охотно подставив попку, сказала:
- Один маленький попопчик!
* * *
Вернулась с прогулки, очень просила почитать ей старую "Мурзилку" номер за 1948 год, - где напечатана "Повесть о Галиной маме" Георгиевской. Там на картинке девочка Галя получает за маму орден, потому что у мамы забинтованы руки. Эта картинка произвела на Машу большое впечатление. Говорит:
- Я даже ночью сегодня думала об этой тете без рук.
Чтение отложили до вечера. Постараюсь вообще отложить. Чтение не по возрасту.
10.12.59.
- Пустите, пустите...
- Ты куда?
- Тете Минзамал хочу спасибо сказать!
* * *
Не пересаливаем ли мы с этими "спасибо" и "пожалуйста"? Может быть, и пересаливаем. Но в этом случае лучше, пожалуй, немного пересолить, чем недосолить.
Говорят: "Не в этом счастье". Вообще-то верно - не в этом. Но отчасти и в этом. Смотря как понимать это счастье. Если грубость окружающих ранит тебя, обижает, мешает тебе жить, то любезность, отзывчивость, дружелюбие наоборот, жизнь украшают. Мудрость, казалось бы, не велика, а как мало считаются у нас с этим добрым законом, как не хватает нашей молодежи этих "внешних форм"!
Телефонный звонок. Снимаю трубку:
- Я вас слушаю.
Молодой повелительный голос:
- Галю!
Отвечаю как можно мягче и любезнее:
