Петр Сигунов - Чернушка
Павел сказал, что теперь каждый вечер он носит Чернушку в тайгу, сажает на дерево, чтоб она привыкла к дикой жизни. Белочка далеко не убегает, она еще не умеет прыгать с ветки на ветку, боится высоты, колючих еловых иголок и мокрой осиновой листвы.
До ужина оставалось много времени, поэтому я решил заняться воспитанием Чернушки. Выбрал одинокую лиственницу с сухой хвоей и пустил на нее белочку. Зверюшка с радостью принялась кружиться по стволу, качаться на ветках, лакомиться смолистыми почками, откусывать и бросать на землю пустые шишки. Когда я звал ее и протягивал орех, она послушно спускалась вниз, вытянув голову, повисала на задних лапах и в такой неудобной позе, видимо, дурачась, грызла орехи. Постепенно я добился того, что она стала бегать за орехами на концы качающихся сучков. Белочка оказалась способной ученицей. Она так осмелела, что стала прыгать на меня с веток лиственницы, и, судя по восторженному квохтанью, по блеску глазенок, эта новая игра ей очень понравилась.
"Нет худа без добра"
Как только я возвращался из маршрута, первым делом заглядывал в Чернушкин теремок. Я всегда очень скучал по ней и, что греха таить, боялся, как бы она не убежала, не затерялась в тайге. Но однажды белочки в домике не оказалось, а дверка была открыта. Павел всполошился. Он только что играл с нею. Куда же она запропастилась? Неужели ее все-таки сцапала Найда? Едва ли! Собака бегала со мной в тайгу, помогала нам охотиться на глухарей и тетеревов.
А может, утащил соболь? Хищник этот, хоть и ночной, осторожный, но очень дерзкий, от него можно ожидать всего.
Нет, скорей всего удрала в тайгу: ведь Павел забыл закрыть дверку теремка. А может, на наше счастье, спряталась в палатке? Такие сюрпризы уже случались.
Мы вывернули наизнанку карманы во всех ватниках и спецовках, вытрясли все спальные мешки и рюкзаки, прощупали каждую тряпку - белочка как сквозь землю провалилась. Все очень огорчились, жалко было так неожиданно с ней расстаться...
Павел позвал на помощь Найду.
- Ищи! - сердито приказал он.
Собака обнюхала все вещи, но не поняв, кого надо искать, зевнула. Тогда поднесли к ней Чернушкин теремок и тоже заставили обнюхать.
Найда вопросительно посмотрела на Павла.
- Да, да, ищи Чернушку! - произнес он.
Собака неторопливо обошла вокруг палатки, потянула носом воздух и быстрыми прыжками с заливистым лаем бросилась к островку мелких приземистых елок.
"Пиик!" - точно ножом полоснуло мне по сердцу.
- Готова! - с жалостью промолвил Сашка.
- Загрызла! - сказал Николай Панкратович.
Вскоре Найда неторопливо подбежала к нам. В ее крепко стиснутой пасти судорожно дергался беспомощный, смоляной хвостик...
Сашка замахнулся на лайку тяжелой палкой, но Павел сердито, властно его остановил:
- Не бей напрасно собаку! На то она и лайка охотничья, чтобы белок хватать. Чернушку уже не воскресить.
Найда бережно положила добычу к ногам помрачневшего Павла. Зверюшка не шевелилась. Найда громко, отрывисто залаяла, Чернушка вдруг встрепенулась и прыгнула на Павла, с Павла - на Сашку, с Сашки - на меня. Юркнула ко мне за пазуху и мелко дрожала от испуга. Ни одной царапины не было на ней. Так осторожно схватила ее собака, так бережно держала в зубах.
Павел бросился тискать, обнимать лайку:
- Ай да Найда! Ай да молодчина!
В этот вечер все угощали собаку пшеничными лепешками. Она дурачилась, с веселым гавканьем скакала вокруг нас, а беглянка, выглядывая из-за пазухи, возмущенно цурюкала.
Хищный грызун
Составив геологическую карту, набрав нужное количество металлометрических и шлиховых проб, мы прибыли на метеостанцию, где наш отряд ожидал начальник партии Шустряков. Мои помощники хорошо отдохнули, попарились в баньке и пошли с караваном лошадей по берегу Бахты - на этот раз в рыбацкий поселок. На прощанье я поблагодарил их за добросовестную работу.
Курдюков и я остались временно на метеостанции готовить полевые материалы для приемной комиссии экспедиции. К ближайшей енисейской пристани мы отправимся на понтоне по Бахте.
Чернушка быстро приспособилась к новой обстановке: догадалась, что попасть из комнаты в другую можно только через дверь, и потому, словно кошка, дежурила у порога.
Белка одолевала нас игрой в "колы", которая запомнилась ей с тех пор, когда мы жили в палатке, и она кружилась по стоячным подпоркам. Но в бревенчатой избе не было ни колов, ни столбов.
Проказница нашла выход из такого положения. Забравшись на подоконник, она терпеливо дожидалась, когда начнут вылезать из спальных мешков геологи.
Первым вставал начальник партии, снимал майку и делал зарядку. Чернушка мгновенно прыгала на него. Раздавался крик.
Бедный "кол" не знал, как избавиться от белки. Коготки у нее, что колючки татарника: так и вонзаются в тело. Шустряков пытался схватить дерзкую шалунью, но она увертывалась с неуловимостью ртутного шарика, перескакивала на спину и выделывала там такие замысловатые крендели, только хвост мелькал.
- Снимите, пожалуйста! - умолял начальник партии, а сам извивался, как танцор.
Чернушка от удовольствия ворковала и кружилась еще быстрей. На помощь начальнику из спального мешка выползал Курдюков. Белка мигом перепрыгивала на прораба.
- О-ой! - раздавался новый истошный крик.
Вечером Чернушка забиралась в мою шапку и требовала, чтоб я щекотал ее, проказницу. Она вертелась, отбивалась лапками. Белка походила тогда на котенка, только не мяукала, а как-то смешно кряхтела. Потом, утомленная, крепко засыпала прямо в шапке.
А утро снова начиналось веселыми играми да забавами. И все было бы хорошо, если бы...
Как-то мы оставили ее одну в комнате. И вот что увидели, когда вернулись: Чернушка неизвестно куда затащила канцелярские резинки, обкорнала пробковую ручку у спиннинга, искромсала на мелкие кусочки цветные карандаши, не тронув почему-то один синий. Она гордо сидела среди груды карандашных огрызков и крошек. Но что с ней стало?! Она была не черная, а вся белая, точно вывалялась в муке. На полу лежала опрокинутая банка с сухими сливками.
- Ух ты, хищник, грызун двурезцовый! - не на шутку рассердился начальник партии, собирая уцелевшие огрызки карандашей. - Чем же мы теперь будем красить геологическую карту?
Любовь к свободе
Метеостанция располагалась на вершине холма. Кругом расстилалась необозримая осенняя тайга. Это был громадный ковер, сотканный из оранжевых лиственниц, зеленых елей, золотых берез, синих пихт, малиновых осин, сизых кедров.
Чернушка с утра до вечера металась на широком подоконнике, глядя на радужные переливы таежных красок. Она перестала играть, сделалась нелюдимкой, сварливой, на всех дерзко бросалась.
Однажды она юркнула в открытую дверь, стрелой взлетела на первую ближайшую лиственницу, перемахнула на березу. Никогда прежде я не видел ее такой прыткой, проворной и непослушной. Белку охватил какой-то безумный порыв. Я бежал за ней и звал: "Чернушка! Чернушка!" Но она точно оглохла, как будто сразу одичала. И вскоре пушистый чернявый комочек совсем затерялся в яркой осенней пестроте.
Растерянный, медленно бродил я между высокими деревьями и повторял без умолку, точно заведенный:
- Чернушка! Чернушка! Чернушка!
В ответ мне печально, надрывно кричали серые гуси, летящие стройными косяками на юг.
"Как жаль, что нет Найды! Она непременно помогла бы найти беглянку! - думал я. И ругал себя: - Ах, какой же все-таки я плохой, бездушный человек! Ну что из того, что мы вспоили, вскормили осиротевшего зверька? Неужели за это "благодеяние" я должен лишить Чернушку самого главного в жизни - свободы?! Очень даже хорошо, что нет Найды. Пускай белочка резвится в лесу, как все ее дикие подруги! Пускай живет так, как ей положено".
Грустный, вернулся я поздно вечером в избушку. Мы уже собрались тушить керосиновую лампу, как вдруг кто-то начал царапать стекло. Я выскочил на улицу, с радостью снял любимую зверюшку с деревянной рамы. Холодная, облезлая белочка забилась мне под бороду и сразу же уснула.
Утром густыми крупными хлопьями повалил снег. Оставить беззащитную Чернушку в суровой тайге я не мог. Ведь она еще не подготовилась к лютым сибирским морозам, не успела отрастить пушистую зимнюю шубку и, конечно, погибла бы.
Конкурент Дурова
И вот мы в рыбацком поселке.
К временной переносной пристани пришвартовался долгожданный старенький пароход "Спартак".
Мы разместились в небольшой каюте вчетвером: Повеликин, Волынов, Рыжов, я, ну и, конечно, Чернушка. Запыхавшись, на палубу поднялся Павел. Он торопливо раскрыл громадную корзину и, вытащив оттуда берестяные туески с затейливыми узорами, смущенно положил перед каждым из нас по штуке.
- Возьмите на добрую память, - сказал он. - Не обессудьте, сам в прошлом году мастерил. Я ведь сызмальства люблю возиться с лозой да с березовым корьем. Это вам харчи на дорогу, стерлядки копченые, в рыболовной артели заработал, - и подал тяжелый сверток. - А это Чернушке на пропитание! - Улыбаясь, он протянул мне ивовое лукошко с кедровыми шишками и орехами.
