Лев Кассиль - Ход белой королевы
- Я вот возьму сейчас эту судьбу за шиворот и вышвырну к чертовой бабушке из своей комнаты! Что ты тогда скажешь?
Я на всякий случай отодвинулся подальше к стенке.
- Скажу, что и у судьбы бывают свои превратности. Ты лучше мне скажи, тебе, что же, удалось до сих пор таиться?
Чудинов тяжело вздохнул:
- Да, пока держался. Боюсь только, что сегодня все кончилось. Очень глупо вышло. Ты слышал, верно?.. Пурга, понимаешь, ребенок один заблудился и девушка, воспитательница из интерната местного. Вот эта самая твоя Скуратова. Ну, я слышу - гибнут. Знаешь, тут уж не до принципов, люди же. И пошел. Пришлось стать на лыжи. Они и глаза выпучили. Я тут у них гонителем спорта прослыл.
- Так, так,- протянул я, поглядывая на своего смущенного друга.- Ну, и каков результат поисков? Говорят, нашли? Благополучно спасли?
- Обнаружили,- нехотя отвечал Чудинов.- Обоих... Да уж и не так это сложно было. Район ограниченный, ориентиры хорошие. Прочесывали густо, кто-то же должен был наскочить.
Я еще раз внимательно поглядел ему в лицо и слегка приподнялся на подушке, опираясь на локти.
- Ага! Несложно, значит? Так. Ну, и кто же все-таки первый обнаружил в такую пургу, или, как ты выражаешься, "наскочил"?
Чудинов встал, зевая и потягиваясь:
- Да кто-то там из спасательной партии. Там набежало видимо-невидимо, чуть весь город на лыжи не поставили. Нога вот, понимаешь, опять заныла, беда. Что ты так на меня смотришь?
Я пристально разглядывал его.
Он немножко изменился за то время, что я его не видел. Пожалуй, даже чуточку отяжелел без привычных тренировок, но все же выглядел он у меня молодцом. Стройный, собранный, спокойный.
- Ну, чего уставился, спрашиваю! - недовольно повторил он.
- Да так, вспомнил кое-что из недавнего прошлого. Карельский перешеек, например...
Чудинов резко повернулся ко мне:
- Слушай, Евгений, позабыл уговор? Еще слово - ночуй где хочешь. Ты вот лучше скажи мне по совести другое, уважаемый специальный корреспондент, черт бы тебя разодрал! Ты мне объясни все-таки, каким же это образом у нас с тобой Клавдия Авдошина оказалась Натальей Скуратовой и пребывает, вопреки твоим авторитетным сведениям, не в Вологде, а именно здесь? Что это за странная путаница с номерами, а? Твоя работа?
Так... Пришел час ответа. Я старательно взбил подушку, устраиваясь на ночь.
- Ну что ты, Степан, на самом деле! Как я могу сам менять номера, перебрасывать лыжниц из города в город да еще переименовывать их! Ты считаешь меня слишком всемогущим. Это не в моей власти. И вообще я устал с дороги. Спокойной ночи.
- А-а, сразу в сон потянуло? - Он несколько раз сунул меня головой в подушку.- Это ты, старик, не ее, а меня, дурака, из города в город перебросил. Я тебе это припомню когда-нибудь!
- Ну что ж, приятно, когда друзья помнят добро.
- Добро? Думаешь, что обошел меня?
- Ничего не думаю и ничего уже не слышу. Я сплю. Сплю и вижу чудный сон: снежная равнина, и ты тренируешь Наталью Скуратову, Она тебе улыба...
Тут Чудинов ударил меня по голове подушкой со своей кровати и стал легонько ею душить. В общем, я чувствовал, что гроза миновала.
Я действительно очень устал с дороги и быстро заснул.
Проснулся оттого, что Чудинов опять слегка зацепил стул, стоявший между нашими кроватями. Я видел, как Степан подошел к стулу, осторожно, стараясь не зашуметь, снял со спинки клетчатую спортивную куртку с круглыми пуговицами, имеющими форму футбольного мяча с выпуклыми дольками.
Он взял куртку, осмотрел ее и стал накручивать на палец оборванную нитку, которая свисала там, где, как я заметил, недоставало сейчас одной пуговицы. Я слышал, как он ворчал про себя:
- Эх, незадача! Сколько лет держалась - и на тебе!
Не найдешь теперь тут такую.- Он сел на корточки, заглянул под обе кровати.- Да нет, конечно, не здесь обронил. Видно, посеял там. Ах ты, досада!
Он скосил глаза в мою сторону. Но я тотчас же зажмурился, делая вид, что крепко сплю.
ГЛАВА 8
Метка на шарфе
В то утро редакцию газеты "Зимогорский рабочий" одолевали телефонные звонки. Когда я, следуя традициям приезжих корреспондентов, зашел сюда, чтобы нанести обычный визит вежливости редактору, во всех еще пустовавших комнатах и на всех столах трезвонили телефоны. Аппараты, казалось, подпрыгивали от нетерпения и готовы были сорваться с проводов. Редактор, пожилой человек в теплой, толстой, словно из войлока, куртке, с десятком авторучек и целым спектром цветных карандашей и ли-неечек-строкомеров, торчавших из нагрудных карманов, топая огромными валенками, с ожесточением хватался одной рукой за трубку звонившего у него на столе аппарата, а другой вынимал вату из уха.
- Да, слушаю! - Он закивал мне, указывая глазами на стул, приглашая присесть.- Да. Редакция. Хворобей у телефона.- Тут он чихнул раскатисто и надсадно, с каким-то жестоким наслаждением.- Благодарю вас. Что? Кто спас? Ах, в этом вопрос!.. А кого спас? - Он переложил трубку в другую руку, воткнул вату в ухо, которым слушал, высвободил затычку из второго.- Весь город звонит, товарищи дорогие!.. Кто спас, кого спас? - Он опять сокрушительно и со стоном чихнул два раза.- Самому спасу от вас нет! Мешаете работать!.. Марта Мартыновна,- крикнул он, повернувшись к дверям,- переключите, бога ради прошу, на себя аппарат...
Он бросил трубку на рычажок, аппарат сейчас же принялся звонить снова. Редактор снял трубку и положил ее на стол. Потом вынул вату из одного уха и запихал ее в трубку. Трубка приглушенно курлыкала на столе. Пользуясь этой паузой, я представился.
- Милости просим, очень приятно,- радушно сказал Хворобей,- поглядите. У нас тут строительство развернулось на полный ход. Этот новый инженер из Москвы очень толково жмет. По бытовому строительству большие перспективы. А тут лезут со всякой ерундовиной: кто спас, кого спас!
В кабинет ворвался Донат Ремизкин:
- Здравствуйте, товарищ Хворобей. Вчера уже поздно было, а у меня такой материал есть, прямо ахнете!
- Ох! - устало передохнул редактор.
- Вот именно, что не ох, а ах,- не унимался Ремизкин.- У меня уже есть строк двести. Называется "Люди спасены" и подзаголовок - "Отвага и скромность". Слышали? Во время вчерашнего бурана человек спас...
- Да кого спас? - спросил редактор.
Но Ремизкин, видимо готовя заранее им задуманный эффект, подлетел к двери и широко распахнул ее. В дверях показалась Наташа Скуратова. Она была немного бледнее обычного, и глаза ее были пригашены затаенной усталостью. Видно, немало пережила она вчера. Но все же я опять невольно залюбовался ею.
- Вот ее спас! - воскликнул Ремизкин.- И ее воспитанника Сережу Орлова из первой группы.
Наташа в некотором смятении оглядела всех нас:
- Товарищи, погодите, я ведь как раз пришла сказать...
Но редактор энергичным жестом остановил ее:
- Тихо. Прошу.- Он показал ей на свободный стул.- Так. Сели. По порядку. Вас спасали?
Наташа кивнула головой.
- Так. Значит, с этим ясно. Теперь: кто спас?
Тут опять вмешался Ремизкин:
- Разрешите? Я уже все обеспечил. Он здесь, чтобы без задержки было, прямо в номер... Адриан Онисимович, войдите, вас просят! - крикнул он в другую дверь, и оттуда появился Дрыжик.
Парикмахер был явно не в своей тарелке. Он вошел в нерешительности, прижимая к себе треух и как бы растирая им грудь.
- Вот он! - торжественно возгласил Ремизкин.- Товарищ Дрыжик. Я с утра все уточнил, расследовал, а вчера лично был на месте совершения... тьфу, извиняюсь, то есть на месте происшествия. Товарищ сам не помнит от переживаний, что как раз он сам-то и спас. А улики... то есть данные, все налицо.
Хворобей, надев очки, строго смотрел на Дрыжика:
- Товарищ, только короче. Номер стоит, газету задерживаем. Но отрицайте, спасали?
Дрыжик, только было присевший, снова вскочил, растирая грудь шапкой, которую он комкал в руке:
- Видите ли, я... конечно, спасал... то есть у меня было такое определенное намерение, и, значит, когда я увидел... смотрю это...
Наташа не выдержала:
- Товарищ редактор, и вы, Адриан Онисимович... Это все так, только я хочу одно сказать...
- Только быстрее! - Редактор с размаху и с треском положил толстый карандаш на стол.- Короче. У нас набор задерживается. Срочный материал с обогатительной фабрики, и вот товарищ из Москвы прибыл, специальный корреспондент.
Ремизкин посмотрел на меня с восторженным уважением. Наташа тоже удостоила меня любопытствующим взором. Хворобей продолжал:
- Короче. Сокращайтесь. Неужели не можете разобраться до сих пор? Вы спасали?
- Затрудняюсь уточнить,- бубнил растерянный, но честный Дрыжик.- Был отчасти без полного ясного сознания. Иду, значит, замечаю - шалашик.
- Ну, ясно же все. Скромность! - пояснил Ремизкин на ухо редактору.
Редактор опять хлопнул карандашом по бумаге:
- Психологически понятно. Материал в полосу! Быстро фото, клише в номер. Четыре квадрата.
- Товарищ редактор,- уже решительно начала Наташа,- я бы все-таки хотела сперва уточнить. Конечно, спасибо вам за внимание...
