Алексей Артов - Подвиги Слабачка
– Или надсмехается над теми, кто не спит и кому на небо некогда смотреть – кто трудится!
– Да, причем и за тех, кто надсмехается.
– У, трутни!
– Правильно.
– А ещё, не только мы будем знать, что и кто вокруг нас, но и те, кто вокруг нас, узнают о нас.
– Да, по крайней мере, что мы такие есть и есть там, где есть это то, что назовётся «вышка – башня».
– Да!
– Да!
– Дерзай, Слабачок!
– Сделай то, что делаешь!
И так Слабачок шел-громыхал, и у него хватало сил и слушать, и разговаривать-доказывать, ну, и камень нести.
Идея-польза. Один для всех– А куда это он идёт? – продолжали не униматься ротозеи.
– Не видишь, на самый высокий холмик.
– А кто ему позволил?
– Он решил сам.
– А почему не спросил нас – свой муравьерод? – кричали одни из толпы.
– А почему он должен кого-то спрашивать и тем более вас? – спрашивали в ответ другие из тех, кто спрашивал.
– Чтобы знать, что не будет никому плохо.
– Но тогда ведь хотя бы одному может же быть плохо.
– Если плохо меньшинству, то тогда пусть.
– А почему спрашивать обязательно вас или нас?
– Потому что он это делает для нас!
– И потому, что мы – это всё!
– Да, ибо мы – муравьерод!
– Да, так все говорят.
– И все так считают.
– Но каждый из нас в отдельности – это ещё не все и не всё.
– Потому, что не все.
– Каждый из нас в отдельности – это ничто.
– Неправда!
– Ещё какая правда!
– Но всё решают те, кто есть сами – всё.
– За нас?! – с возмущением.
– За нас, – с сожалением.
– Но ставшие этим «всё» – они из нас! – с гордостью.
– Из нас!.. Но не обязательно.
– Но эти «всё» из самых сильных!
– И только самые сильные!
– И всегда!
– А, а он, как раз, самый сильный и есть? – кто-то злорадно подметил.
– А разве это не так? – с сомнением, что это не так.
– Вот-вот! Он ни с кем и не считается!
– Но это и строит он один, а не с кем-то, а не все?!
– А разве все могут оценить то, что затеял один?
– Могут! Могут! – кричал-ворчал завистливо кое-кто.
– Вряд ли.
– Да. Идею одного все оценят тогда, когда эта идея одного станет пользой для всех.
– А когда станет идея пользой?
– Идея станет пользой, когда её воплотят!
– А если идею воплатят, но без пользы?
– Нет пользы – нет идеи!
– А воплотят – это как?
– Это, когда – во что!
– А – во что?
– А во что надо, в то и воплотят, только бы не мешали.
– В жизнь! – кто-то прокричал радостно.
– Мне смогут не разрешить только те из тех, которые смогут отнести этот камень назад. – заявил Слабачок.
– Издевается!
– Раскомандовался! – кто-то возмутился.
– Хочет, чтоб за него носили!
– Так ведь, чтоб назад снести!
– А какая разница!
– Да, когда такая тяготень!
– Как будто имеет право! – возмутился кто-то ещё.
– Имеет, потому что делает.
– А мы что, не делаем?
– Делаем-делаем!
– И нам никто не мешает!
– А он делает, и ему стараются помешать.
– А почему?
– Потому что плохой, вот почему!
– Неправда!
– Неправда!
– Хотят оболгать самого сильного!
– Потому что он самый сильный!
– Потому что то, что делает каждый из нас в отдельности, не видно никому.
– Вот именно, раз никому дела не видно, то не видно и того, кто это никому не видное дело делает!
– Ха! А вот когда не делаешь и что не делаешь, ещё как видно!
– Обязательно!
– Да, часто, что делаешь, не видно!
– А то, что делает он один, видно всем!
– Значит, всем видно и того, который делает то, что всем видно!
– Слабачка!
– А почему?
– Потому что он делает сразу для всех.
– Неужели всегда мешают тем, которые делают сразу для всех и видны всем?
– Да!.. Почти всегда.
– Ой, как страшно!
– Ой, как грустно!
– Но мешают не все, а только кто-то!
– Но почему?!
– Потому что среди тех, кто видит, как делают, есть те, которые завидуют! И эти, которые завидуют…
– Ой, и не хотят, чтобы кто-то делал то, что они видят?!
– Ой, страшно!
– Зависть делает больно тем, кому завидуют!
– Но боль в тех, кто завидует!
– Поэтому зависть – это болезнь!
– Ой!
– Эх!
Все, носящие в себе мешки злости и зависти, притихли, помня свои беспомощные попытки поддержать этот громадный камень. И притихли так, что был слышен только ветер, шелест листвы, жужжанье комаров, жучков и не частые, но громовые шаги Слабачка.
А другие были немы от изумления.
Воцарение башни. Слабачок возносит камни
Стал на камень ставиться камень.
Стали камни башней.
Вонзилась башня в небо!
Там, где ничего, видно всё!
И вот, донёс муравьишка первый камень башни до самого большого холмика. Но тут увидели все, что лёг камень на землю на ровную, как упал, а не на выступы, от которых зазор между землёй и камнем, чтобы выползти было бы из-под камня можно. «Неужели наш муравьишка лишился сил и камень раздавил его?» Многие разинули от ужаса рты и выпучили глаза.
Но сбоку от камня вырастать стал земли холмик, из которого вскоре появился и Слабачок сам. Это увидел ямку он, в которой и оказался, а камнем тут и накрылся. Из-под него, прорыв норку, на свет и высвободился. Все, кто не умел завидовать, вздохнули с облегчением и радостью.
Герой поплёлся за следующей ношей, а многие уже перешёптывались:
– А как же он эти камни сможет класть один на другой?
– Забрасывать, как мячик, что ли?
– Да? И всё выше и выше?
– А чем он их будет скреплять?
– Вот-вот! Он у нас, наверно, ещё и мастер по клеям и бетонам?!
А Слабачок еле-еле, но принес другой такой же гигантский камень. Немного отдохнув, он взялся за одну из его сторон и полез вверх по первому камню. Гигантский камень поднимался им всё выше и выше, как обычный мешок. Дойдя до самого верха первого камня, Слабачок поставил на него второй.
Так изо дня в день Слабачок и носил гигантские камни и водружал их один на другой.
И для всех было удивительным уже не то, что он камни носил, а то, что всё выше и выше поднимал их по уже поставленным камням. Ведь подниматься с ними вверх по башне должно быть гораздо тяжелее, чем их даже нести на земле.
А потом всё больше, как на чудо, смотрели уже на саму башню, потому что она становилась всё выше и выше. И сам Слабачок увеличивался в глазах всех! И тем больше он рос в глазах, чем меньше он становился на башне, чем всё хуже и хуже его было видно на ней.
Дивиться начали уже и все насекомые, все-все жучки и все паучки: и большие и маленькие. Майские жуки наперебой свою помощь предлагали. И даже сами пытались поднять хотя бы один камень из тех, которые нёс муравьишка. Но сколько бы их за раз ни бралось поднять, но и всем им так и не хватило всех сил всех их крылышек даже покачнуть даже самый малый из всех гигантских камней Слабачка. У них ничего не получалось.
А Слабачок всё поднимал и поднимал камни на самый верх столба, а тот рос и рос всё выше и выше.
Конечно, и такие были, кому хотелось со Слабачком, а точнее на Слабачке по башне попутешествовать. Поползут такие вверх по башне за Слабачком, потом на его камень перепрыгнут и сидят, радуются, видя, как Слабачок их, как на лифте, вверх поднимает.
Пока ещё было не очень высоко, Слабачок часто камень вместе с этими «зайцами» переворачивал и укладывал. И эти «зайцы» часто под камнем в проёме оказывались. Приходилось Слабачку, крики их услышав, рискуя даже жизнью, двигать и приподнимать уже уложенный камень, чтобы этих проказников из-под них вытащить.
А были и такие, кто, попав под такой укладываемый камень, думали, что сами через какую-нибудь дырочку вылезут. Вылезти пытались, да застревали и задними лапками на ветру болтались. Вот и такие уже изо всех сил кричали, Слабачка призывали. И таких Слабачок за лапки хватал, на себя вниз тянул и из капкана так и вытаскивал. А сам при этом сам с камня сорваться в любую минуту рисковал.
А потом уже сама высота страшила негодников всё больше и больше и, наконец, они уже сами обнаруживали себя на его камне и кричали-умоляли, чтобы Слабачок их не поднимал выше. И Слабачок добрый, вид делал сначала, что сердится очень, а потом говорил, что сидят они пусть на том уровне высоты, где запросили помощи, и ждут его – Слабачка возвращения свыше.
А спускаясь, Слабачок подбирал всех таких горе-путешественников, за свою спинку им уцепиться разрешая. И так, целые гроздья муравьишек на его спинке сидели, держась ещё и друг за дружку, и изо всех сил стараясь не сорваться в бездонный низ.
А когда Слабачок сходил с башни на землю, муравьишки с его спинки соскакивали. Одни начинали от радости прыгать, кричать, скакать и петь песни. А вот были случаи, когда, начав смеяться, иные так смеяться и не переставали. А некоторые, закричав страшным криком, бежали туда, куда глядели их переполненные ужасом глаза, и их либо больше никто не видел, либо они возвращались, дрожащие, но разумные, через несколько дней.
