Анатолий Петухов - Сить - таинственная река
за своим поплавком. Витька обтерся майкой и развалился в лодке загорать. Лицо его было безмятежно спокойно, к
удилищу он не прикоснулся.
Скоро и Гусю надоело смотреть на неподвижный, точно вмерзший в воду поплавок.
— Что ж, поплывем к берегу, в травы, может, и вправду там лучше.
Вдоль северного берега Пайтова озера густо росли камыши, желтели распустившимися цветами кубышки. Их
большие округлые листья глянцево поблескивали на воде. То тут, то там чуть приметными островками виднелись
заросли элодеи.
Шест, которым греб Гусь, использовали для причаливания в облюбованном месте.
— А вот здесь рыба уж наверняка есть! — сказал Витька и первым взялся за удочку.
— Плавать-то больше не будешь? — спросил Гусь, у которого пропала всякая надежда на осуществление
тайного плана.
— Погреюсь маленько. Если хочешь, плавай!
Гусь насторожился: уж не смеется ли над ним Витька, не намекает ли на то, что случилось на Вязкой старице?
Но лицо Витьки было добродушно, и, кажется, сказал он это безо всякой задней мысли.
— Сначала поудить надо, — равнодушно отозвался Гусь. — Потом если...
Освоить подводное снаряжение Гусю очень хотелось. Тогда бы Витька ни в чем не имел преимуществ. Они бы
могли плавать по очереди в той же Вязкой старице или на Сити. И хорошо бы поучиться плаванию именно теперь,
когда нет никаких свидетелей, кроме Сережки да Витьки. Но в этом месте, где из глубины, извиваясь змеями,
тянется элодея и до дна метра три, Гусь не решился рисковать.
На удочку бойко брала некрупная плотва и подъязки — это все-таки лучше, чем мертвое бесклевье. А солнце
между тем калило и калило воздух. Стало душно. Хорошо, что хоть оводы на воде меньше досаждали.
Поймав с десяток плотичек, Витька опять отложил удочку и взялся за ласты.
— Я, наверно, тоже выкупаюсь. Больно жарко! — сказал Сережка.
А Гусь молчал. Теперь он был уверен, что старик, случайно встреченный прошлым лотом на Пайтове, просто
посмеялся над ним. Это озеро самое обыкновенное, такое, как все озера.
Сережка, в памяти которого прочно запечатлелся рассказ Гуся, проплыл возле лодки полукругом с десяток
метров и поспешил забраться в челнок: кто знает, вдруг хозяйка озера тяпнет за ногу!
А Витька уплывал вдоль берега все дальше и дальше. Сначала Гусь наблюдал за ним, надеясь на какое-то
чудо, а потом, увлекшись ужением, забыл о Витьке.
Но чудо все-таки произошло. Первым заметил, что с Витькой творится неладное, Сережка.
— Гляди-ка, гляди!..— воскликнул он.
Гусь обернулся. Витька быстро плыл от берега, то вырываясь из воды по пояс, то неестественно погружаясь в
нее с головой. Можно было подумать, что он просто балуется, но слишком порывисты были его движения. Гуся
кинуло в жар. Не мешкая, он отложил удочку и стал выдергивать шест. В это время Витька что-то крикнул в трубку,
но вместо крика получилось глухое мычание.
Гусь гнал вперед лодку что было духу. Он не спускал с Витьки глаз и видел, что тот уже выбивается из сил: но
иначе, его сводит судорога! Витька теперь то барахтался на одном месте, то вдруг скользил по воде, погружаясь в
нее все глубже. Можно было подумать, что он потерял всякую ориентацию и сам не знает, что делает. Несколько
раз трубка скрывалась под водой, и тогда Гусю становилось не по себе. Но спустя полминуты трубка вновь
выныривала, из нее вырывался фонтанчик и слышалось хриплое утробное мычание. Некоторое время Витька опять
барахтался на поверхности и снова, точно обессилев, тонул.
Гусь греб шестом изо всех сил, но он суетился, и мысль работала как никогда ясно и четко — главное, не
ошибиться, рассчитать каждое движение, не промахнуться, не проскочить мимо. Гусь видел, что Витька плывет и
выныривает на левом боку. Значит, лодку надо подать левым бортом, в обгон, тогда ему будет удобней уцепиться за
борт.
— Чего выпялился? На дно садись! — цыкнул Гусь на Сережку, который встал на колени, чтобы лучше
видеть Витьку.
Сережка покорно опустился на дно, хотя в лодке было сыро. Гусь подвинулся к левому борту. Лодка
накренилась. Потом, как только Витька схватится рукой за борт, он отодвинется вправо: верткая осиновка может
перевернуться.
Витька уже протянул руну к лодке, но тотчас опять пошел под воду. Он погружался боком, скрючившись, и
видеть это в прозрачной воде было особенно жутко. Гусь энергично развернул лодку, чтобы она не проскочила
дальше, и на несколько секунд Витьку накрыло днищем. Гусь впился глазами в воду по правую сторону борта,
пытаясь разглядеть Витьку, но рябь от лодки сверкала, и он ничего не увидел.
Снова Витькина голова показалась над водой метрах в пяти.
— Держись! — крикнул Гусь и быстро-быстро заработал шестом.
На этот раз Витьке успел схватиться за борт. Лодка наклонилась, черпнула воды, но Гусь выровнял ее. Кошкой
скользнул он к Витьке, схватил за руку и снова стал перебираться на корму: в осиновку через борт человека не
втащишь.
И как в ту памятную ночь на Сити, когда Гусь вытаскивал из сети Тольку Аксенова, рука ощутила упругие
рывки, будто кто увлекал Витьку под воду.
— Я-то держусь. Ты ружье, ружье бери! — прохрипел Витька, стараясь приподнять правую руку. Тускло
блеснул я воде алюминий.
Лишь тут Гусь понял, в чем дело. Он перегнулся через борт, цепко ухватился за ружье и явственно
почувствовал толчки большой рыбы.
— Держу! Лезь в лодку.
Витька упруго подскочил и перевалился через корму. Лодка начала медленно разворачиваться. Гусь потянул
сильнее. Вот ружье полностью вышло из воды, и показался нейлоновый гарпун-линь.
— Не бойся, тащи! Линь крепкий! — сказал Витька, дрожа то ли от волнения, то ли от холода. — И стрелял
близко, на метр, не дальше, а чуть не утопила.
— Кто? Щука? — шепотом спросил Сережка.
Витька кивнул.
Гусь подтягивал рыбу все ближе и ближе. В глубине медью блеснула чешуя. Гусь встал на колени, чтобы
удобней было тащить. Рыба рванулась под лодку, но, обессилев, пошла легко. Скоро на поверхности показался ее
пестрый бок. Сверкнул на солнце гарпун, надежно впившийся в спину рыбы. Гусь подтащил щуку к борту и за
гарпун осторожно поднял в лодку.
— Н-да... Ничего щучка! — сказал он, скрывая зависть.
А Витьку точно прорвало:
— Плыву я, все вперед смотрю. Потом глянул вниз, а там, в тени, бревно — не бревно, а что-то темное,
большое. Дай, думаю, нырну, чтобы лучше рассмотреть. Как нырнул, она и подвинулась маленько. Гляжу —
плавники по бокам, и глаза поблескивают. Я и шарахнул! Хотел-то в голову, а попал в спину. Ох, она и пошла! Как
рванет, как даст в глубину. Хорошо еще, линь длинный, а то бы ружье пришлось бросить...
— Здесь, говорят, такие щуки есть, что у них мох на голове растет, — сказал Сережка.
— Это враки, — усмехнулся Витька, все еще любуясь редким трофеем.
— Враки?! А ты спроси у Гуся. Мы на Сити такую щуку видели. Mox на голове, будто тина...
— Что, правда? — Витька недоверчиво взглянул на Гуся.
— Если водяников нету, значит, правда. Я сам видел. Она в сеть попала. Чуть всех не утопила.
Костер развели на высоком берегу, в сосняке. Трещали сухие дрова, палило солнце, кипела уха в котелке.
Ребята в одних трусах сидели вокруг огня. Озеро блестело, будто разлитое в тарелке масло.
— Хорошо здесь! — удовлетворенно и радостно сказал Витька. — Вы часто сюда ходите?
— Я бывал. А Сережка первый раз, — признался Гусь.
— Ну!..— удивился Витька. — Зря... Сделать бы здесь хороший шалаш, чтобы лишнее из дому каждый раз
не носить, и рыбачить тут можно!..
— На этом озере, смотри, рыба редко хорошо ловится, — сказал Гусь. — Время надо знать.
— Что — время? Вот на зорьке увидишь, как на луде окуни будут брать. И главное — охотиться здесь
хорошо. Вода, правда, не очень теплая. Но ничего, плавать можно!.. Знаешь, что? Пока уха доваривается, пойдем
покажу, как с трубкой плавать!
— Пойдем! — согласился Гусь.
Прихватив снаряжение, кроме ружья, они спустились к воде. Сережка тоже пошел было за ними, но Гусь
строго крикнул:
— За ухой смотри, а то убежит.
И Сережка вернулся.
— Значит, так, — приступил к инструктажу Витька. — Сначала надень ласты. Ремешки подтяни, чтобы они
плотно на ногах держались. Вот. Теперь надень маску. Пока без трубки.
Гусь натянул маску
— Не туго?
— Вроде, ничего...
— Втяни носом воздух!
Гусь сделал вдох. Маска плотно вдавилась в лицо.
