Малгожата Мусерович - Целестина, или Шестое чувство
Возле памятника никого не было.
Никого...
Так, значит. Объективной ценности как женщина она не представляет. Это она знала давно, но почему-то сейчас особенно остро ощутила разочарование.
А может быть, она просто-напросто опоздала? Может, он уже был и оставил какую-нибудь весточку?
Не хватает только, чтобы он увидел, как лихорадочно она его высматривает.
Нужно где-нибудь спрятаться. О, можно там, за кустиками позади памятника. Если бородач придет, она позволит ему немного подождать и, когда он начнет проявлять беспокойство, осторожно выберется обратно на дорожку и с независимым видом выйдет на лужайку перед памятником.
Цеся перебежала мостовую в недозволенном месте, перескочила через низкую ограду, продралась сквозь живую изгородь и скользнула за кусты, сзади подступавшие к памятнику.
Влетела она туда столь стремительно, что сбила с ног какого-то типа в дубленке: он повалился лицом в снег и теперь, цепляясь одной рукой за ближайший кустик, силился подняться.
Цеся почувствовала себя страшно неловко. Бедняга. Но откуда она, с другой стороны, могла знать, что за этими туями кто-то прячется?
- Извините, - пробормотала она, протягивая лежащему руку помощи. Пострадавший, вероятно сторож или садовник, совершенно ошеломленный, ухватился за нее и стал подниматься.
- Черт подери! - с яростью произнес он, вставая на ноги. - Что это за манеры?! - И, смахнув с лица мокрый снег, протер глаза. - Ну, знаешь, малявка! - презрительно добавил он, поглядев на Цесю.
И тут у Цеси захватило дух. Перед ней, на расстоянии вытяну руки, стоял во всей своей красе бородач! Стоял, глядя на нее своими бездонными глазами, и не узнавал!
"Мое пальто", - мелькнуло у Цеси в голове. Да, синее пальто со школьной эмблемой на рукаве и серым кроличьим воротником, старая шапка, надвинутая на неподведенные глаза, бледные губы до неузнаваемости изменили ее, превратив в совершенно другого человека.
- Мне правда очень жалко, - сказала она. - Надеюсь, с вами ничего не случилось. - Подождала минутку и, не получив ответа, сочла, что может отойти. - До свидания.
После чего перелезла через сугроб и выскочила на лужайку перед бюстом Монюшко.
Постепенно она начала осознавать весь комизм ситуации. "Только со мной такое могло случиться, - подумала Цеся. - Ну и прекрасно. Моральная проблема разрешилась сама собой". Неудержимый смех подступил к горлу, и Целестина громко прыснула.
- Минуточку! - крикнул ей вслед бородач. Он выбежал из-за кустов и торопливо ее догонял. - Куда идешь, малышка?
Цеся посчитала, что вовсе не обязана отвечать.
- А у тебя ничего ножки, - одобрительно заметил бородач. - Послушай, кроха, хочешь пойти в кино?
В Целестине взыграло чувство юмора, искавшее выхода, как бyшующее в плите пламя.
- Нет, знаете, - ответила она, - не хочу. Вы не слишком-то любезны.
- У меня есть лишний билет, - сообщил бородач.
- Что, девушка подвела?
- Скажешь тоже! - воскликнул он крайне самоуверенно. - Я ни с кем не договаривался.
- Тогда зачем было прятаться в кустах?
Бородач растерялся:
- Ну ладно. Я ее оттуда высматривал. А она не пришла.
Цесе давно не было так весело.
- И что же, во мне вы нашли достойную замену? - спросила она, всеми силами стараясь сдержать смех.
- Ну и ехидна же ты, - смутился бородач. - Ладно, пошли в кино. Я тебя прошу.
Целестинино сердце растаяло, как мороженое на батарее. "О несравненный, восхитительный бородач!"
- К сожалению, никак не могу, - надменно ответила она. - Я условилась встретиться с одним мальчиком.
Бородач вдруг разозлился:
- Чего я с тобой разговариваю? Не хочешь - не надо, у меня таких, как ты, навалом.
- Ну и прекрасно, - ответила Цеся, немного обидевшись. - Я пойду, а то у меня ноги мерзнут.
Бородач пробормотал себе под нос что-то нелестное и сердито зашагал в сторону улицы Шопена. Цеся пошла своей дорогой. В общем-то, она была довольна. Правда, бородача она безвозвратно утратила, однако в результате все-таки оказалось, что ее объективная ценность как женщины не столь уж мала - вопреки предположениям.
Худо-бедно, одного мужчину она уже отвергла.
Как это здорово подымает дух.
И сейчас... ох, что же он ей сказал?
О небо!
Он сказал... он сказал: "У тебя ничего ножки"!!!
12
- Хуже нет, чем после праздников идти в школу, - мрачно сказала Целестина, встретившись с Данкой у школьных ворот.
- Точно, - печально подтвердила Данка. - Интересно, что нас сегодня ждет? Я за все праздники ни разу книжки не открыла.
- Просто как будто тебя наново заковывают в кандалы, - продолжала Цеся, уныло шлепая по тротуару, посыпанному солью. - Одно из двух: либо не должно быть школы, либо перерывов в занятиях.
Данка нерешительно толкнула тяжелую дверь.
- У тебя хандра? - догадалась она.
- Просто я не люблю школу, - вздохнула Цеся.
- Кто любит!
- Я бы любила, если б на уроках не спрашивали. Мне даже нравится заниматься. Ненавижу только, когда меня начинают проверять, - заявила Целестина, направляясь к раздевалке.
В гудевший на разные голоса класс девочки вошли уже в окончательно испорченном настроении. Павелек, с которым Данка опять успела поссориться, бросил на нее косой взгляд. Он сидел на крышке парты и изучал "Спортивное обозрение", явно позаимствованное у Гайдука. Гайдук, как всегда мрачный, читал какую-то толстую книгу. Книга стояла перед ним вертикально, так что можно было разобрать заглавие на оранжевой обложке. "Лекции Фейнмана по физике", невольно прочла Цеся. Ага, выходит все-таки, он не только бульварную прессу читает. Фамилия "Фейнман" была Цесе откуда-то знакома, но она не стала вспоминать, откуда. В классе, стоял галдеж, все вертелись, болтали, переходили от парты к парте, шумно здоровались. Цеся села на свое место, повесила сумку с книжками и совершенно невольно поглядела налево.
Она вовсе не собиралась смотреть на Гайдука - с какой стати? - но взгляд как-то сам собой за него зацепился.
И самое ужасное, что он тоже посмотрел на нее - в ту же секунду. Глянул мельком, будто для того только, чтобы увидеть, какое у нее выражение лица.
Оба подскочили и стремительно отвели глаза.
Цеся от досады покраснела. Ах, до чего глупо получилось! Еще этот Гайдук подумает, что она специально на него посмотрела.
А, ну конечно, все понятно: ему захотелось убедиться, заметила ли Цеся, какую умную книжку он читает. Дешевый трюк. Отдал Павелеку свою бульварную газетенку и перекинулся на научную литературу. Фейнман - это же тот самый физик, о котором недавно упоминал отец. Наивный Гайдук считает, что на нее произведет впечатление эта показуха. Кому охота читать ученые труды перед первым уроком? И книжку так поставил, чтобы название было видно. Вот дурак!
- Ха-ха-ха! - тоненьким голосом иронически рассмеялась Цеся, а поскольку губ при этом она не разжимала, то получилось злобное "Хм-хм-хм!" Гайдук покосился на нее сбоку и, заметив ее усмешку покраснел как рак. Книгу он положил на парту и даже перестал делать вид, что читает.
Так ему и надо. Жалкая личность.
Один только есть, один-единственный, не похожий на них на всех мужчина. Красивый, черноволосый, одетый по последней моде. Цеся закрыла глаза, и перед ее внутренним взором возник образ бородача, держащего ее в объятиях и бархатным голосом спрашивающего: "Почему? Почему?!"
О, если б это могло повториться еще раз! Она бы уж не ляпнула насчет карпов, о нет! Она бы откинула голову назад и шепнула обольстительно: "Поцелуй меня"...
Целиком поглощенная воображаемой беседой с бородачом, Цеся не заметила, что в классе уже целых десять минут находится Дмухавец. Только какое-то особенно громкое восклицание учителя, который, раскачиваясь на стуле, рассказывал о "Псалмах Давида", вырвало ее из мира грез. Но ненадолго. Оглядев класс, Цеся убедилась, что все, как один, раскрыв тетради, с бешеной скоростью записывают лекцию, что Дмухавец весьма поощрял. Он ввел в классе университетскую систему занятий и не любил, когда кто-нибудь ее нарушал. Так что Цеся схватила ручку и для отвода глаз тоже склонилась над партой. Но в тетради ее вместо конспекта лекции появился демонический профиль бородача с горящим глазом и пышными волосами, обрамляющими прекрасное чело.
А как его, собственно, зовут?
Аллан.
Роберт.
Франческо.
Время шло. Дмухавец красочно развивал тему, урок приближался к концу. Цесина тетрадь была густо исчерчена. Ее страницы украсили пятнадцать профилей и три портрета анфас волоокого брюнета, а также множество вариантов его предполагаемого имени - все это было окружено цветочными гирляндами и кровоточащими сердцами. Цеся как раз заштриховывала последнее, когда, словно сквозь туман, услышала, что Дмухавец, успевший закончить лекцию, терзает Данусю.
Она ахнуть не успела, как ее подруга была изобличена в невежестве.
- Зрелище, достойное сожаления, - язвительно объявил Дмухавец, пренебрежительно махнув в Данкину сторону рукой. - Остается предположить, что проблеск ума в твоих глазах - обманчивая видимость. Я бы на твоем месте, Филипяк, постарался хоть немножко расширить свои познания. Выражение тупого невежества никак не украшает твою хорошенькую мордашку. У меня ты сегодня получаешь "неудовлетворительно". Дело дошло до того, что нужно принимать решительные меры. По математике ты безнадежно отстала, английский завалила, химия и физика - твои, так сказать, ахиллесовы пяты. Интересно, что ты собираешься сделать, дабы выкарабкаться из этой трясины?
