Ирина Токмакова - Счастливо, Ивушкин!
— А как же нам быть?.. — начал было Ивушкин, но сестра Летница остановила его.
— Ты, Ивушкин, очень виноват.
И она печально покачала головой.
— Ты не сумел увидеть солнечного зайчика в самых дорогих людях — в папе и маме. Ты подумал о них дурно. Ты даже решил от них убежать.
Ивушкин вдруг, пожалуй, в первый раз, подумал, что же он натворил! Ведь он даже ни о чем и не спросил ни маму, ни папу. Просто услышал разговор. И сбежал, и Лушу увел со двора. Ему стало как-то душно дышать, и горячо лицу, и особенно ушам. Словом, ему стало стыдно.
Он ощутил в глазах какое-то неудобство, и лицо его стало краснеть. Не знаю, может, он бы и заплакал, но сестра Летница встала со скамейки, подошла к нему и положила ему на голову свою мягкую, прохладную руку.
Жар в лице и в ушах моментально остыл, глаза перестало щипать. Что-то теплое шевельнулось в нем, радостно запрыгало.
Что это было? Солнечный зайчик?
Ему сразу же поверилось, что теперь-то уж все будет хорошо и что вообще с ним в жизни ничего плохого случиться не может.
Сестра Летница подошла к Луше, потрепала ее серую лохматую гриву.
И Луша тоже сразу успокоилась и подумала: «Ну, ладно — Ивушкин. Но как же я, старая лошадь, могла подумать, что меня выкинут, как негодную ржавую борону?»
И Луше тоже показалось, что все обязательно хорошо кончится. Только она немного тревожилась, как же им поскорее вернуться назад в свое село Высоково, которое находится уж решительно неизвестно где.
— А если, — сказал Ивушкин, — а если все-таки они не захотят брать Лушу с собой?
— Ты забыл про солнечного зайчика, — сказала сестра Летница. Возвращайтесь. Я знаю, что с вами ничего не случится плохого. Только никогда-никогда не говори про маму с папой — «они», как про чужих.
— Ладно, — сказал Ивушкин. — Понял. Не буду. Не понял я только, как же мы вернемся. Ведь мы здесь куда только не ходили — и через бездонный овраг, и за белую гору, и по маковым зернышкам…
— Раз ты самое главное понял, — сказала сестра Летница, — теперь уж ты никогда не заблудишься. Теперь-то уж все образуется.
И правда — все обошлось наилучшим образом.
Глава двенадцатая
Потому что дальше было так
Сестра Летница махнула рукой, повела своим широким белым рукавом, и вдруг перед Лушей и Ивушкиным в памяти прошли все их странствия, но только в обратном порядке. Вот они идут по маковым зернышкам, вот они у колодца под белой горой, вот летит страшная Гагана (в этом месте у Ивушкина екнуло сердце), и дальше, дальше, пока они не оказались в том самом лесу, куда (кто знает уже теперь когда) они вошли через невидимые ворота в страну «Нигде и никогда».
Ого! А вот и Вихроний!
И они оказались у ворот и увидели перед собой Вихрония — живого!
— Привет, друзья мои! Все благополучно? Вы нашли сестру Летницу?
— Нашли, Вихроний, нашли. Спасибо!
— Вы возвращаетесь назад?
— Да, — закивали они оба.
— Сестра Летница помогла вам?
— Она научила нас про солнечного зайчика, — заметил Ивушкин.
— И обещала, что все устроится? — полюбопытствовал Вихроний.
— Она сказала, что все образуется, — подтвердила Луша.
— Она никогда ничего не обещает напрасно. А теперь, когда вы побыли у нас и узнали от сестры Летницы очень-очень важную для жизни вещь и когда она вам сказала, что все будет хорошо, — значит, так и будет. Уж она об этом позаботится.
— Как?
— Я не знаю. Она все может.
— Она волшебница? — спросил Ивушкин.
Вихроний покачал головой.
— Нет. Просто она добрая и всех любит. Ну что же, — добавил он. Давайте прощаться.
После этих слов Вихроний замолчал, сосредоточился и произнес, как тогда:
Совершись, чудо,
Совершись!
Из ниоткуда,
Дверь, появись!
В зеленом пригорке
Скрипнули створки
У ветра за спиной
Передо мной.
И опять перед ними распахнулись неизвестно откуда взявшиеся двери, и они через них вышли, и двери исчезли. И они снова оказались в Синем лесу!
Посреди старого, ржавого обруча тихонько качался колокольчик. Вокруг синели полянки, заросшие вероникой. Вдалеке чей-то транзистор пропищал шесть раз.
Который же это был час?
Домой они возвращались быстро и молча. Они еще не могли осознать, что все приключения кончились и что они идут домой и пока еще не знают, каким же образом сдержит свое обещание сестра Летница. А может, ничего и не было? Может, им все примерещилось, придумалось, приснилось?
Но солнечный зайчик внутри, такой теперь ощутимый, не позволял разрастись опасениям.
Дома все было спокойно. Никого ни в палисаднике, ни в огороде не было.
— Луш, ты постой здесь, — сказал Ивушкин и кинулся по крылечку в дом. Никого нет. Совсем тихо.
Впрочем, не совсем. Потому что на комоде тикает будильник.
Ивушкин поглядел на него. Будильник показывал десять минут первого. Времени совсем не прошло! Как же так? Они ведь ушли без четверти двенадцать!
Ивушкин начал считать. Пятнадцать минут до Синего леса, если идти медленно. Десять минут — если идти быстро. Они с Лушей ушли без четверти двенадцать. Он это ясно помнит. А… там? Как же — там?
Ивушкин ничего не успел предположить, потому что заскрипели ступеньки и вошла мама.
— Филь, ты зачем Лушу вывел? Поить водил? Там же в ведре вода еще была.
Ивушкин промолчал.
— Филюшка, берись за веник. А я обедом займусь, папа сегодня — не поздно. Только заведи Лушу в стойло, там прохладнее, а то ее тут мухи одолеют. Филь, да не стой ты столбом, времени у нас мало!
Ивушкин горным обвалом обрушился с крыльца.
Луша скосила на него глаза.
— Ну что, Ивушкин?
— Луш, да ведь времени нисколечко не прошло. Только то, что мы до леса дошли и пришли обратно. Как же это3
— Ну, чего ты удивляешься, Ивушкин! Они ведь так и говорили: время там еще не началось!
— Луш, уж давай никому не рассказывать. А не то нас засмеют.
— Как знаешь. — Луша согнала хвостом с правого бока нахального слепня.
— Луш, ну подумай, если мы скажем, что были в «Нигде и никогда», нам ведь никтошеньки не поверит.
— А Валька?
— А что Валька? Валька первый и начнет шуточки выстраивать.
— Как знаешь, — повторила Луша.
— Луш, да было ли оно все, а?
— Может, и не было.
Луша щипнула траву.
— Ивушкин, а что это у тебя из кармана торчит?
Ивушкин сунул руку в карман, вытащил что-то и стал на него пристально смотреть. Это была маковая головка. Он ее встряхнул. Внутри зашелестели сухие зернышки.
— А майка? — спросила Луша.
Ивушкин пощупал под рубашкой.
Майки на нем не было.
Первого сентября будильник с батарейкой внутри показывал восемь, когда папа, мама и мальчик с букетом вышли из дверей своей новой квартиры. Замок захлопнулся с веселым звоном, и они быстро сбежали по лестнице с третьего этажа.
Много ребят с букетами и без букетов шли и бежали по широкому проспекту прямо к школе. Но папа, мама и мальчик с букетом свернули в переулок и быстрыми шагами дошли до ворот с вывеской «Садово-парковое хозяйство». В это время ворота как раз открывались и из них выезжала нет, вовсе и не машина, что естественно было бы ожидать в городе. Из них выезжала запряженная в телегу серая со светлыми пятнышками лошадь. На телегу были нагружены какие-то молодые кустики.
— Я иду в школу, Луш! — крикнул мальчик лошади.
Лошадь кивнула.
— Счастливо, Ивушкин! — сказала она мальчику. — Счастливо!
