Владимир Павлов - Дозор на Сухой Миле
Саша прокатил валик-каталку на себя и снял лист. Теперь на нем было напечатано с обеих сторон.
- "Народный мститель", - прочитали в один голос Толя и Топя.
Дядька Антон взял свежих газет и листовок для отряда, поблагодарил редактора, Люсю и Сашу, и они вышли на улицу.
- А знаете, мои дорогие, что в этой типографии выходили и наши республиканские газеты - "Звязда" и "Чырвоная змена"? Сам видел, как они печатались, вот этими руками получал их и относил в отряд... Даже одна книжка стихов была тут напечатана. А рисунки для нее на дереве делал Саша... Какое-то время поэт жил в нашем отряде. Прилетел из Москвы, спрыгнул с парашютом. Ходил из отряда в отряд, из бригады в бригаду по всей, считай, Беларуси. Сам слышал его стихи. Интересные. Как и сам он. И, видно, смелый хлопец - все на задание рвался. Он, может, и остался бы в нашем отряде подольше, да одна промашка вышла...
- Расскажите, дядя Антон!
- Да-а... Промашка, можно сказать, из-за его сборника и приключилась. Точно. Как дважды два - четыре, из-за этой самой книжки. Книжка готова, набрана, а печатать ее не на чем - бумаги хоть шаром покати. Решили бригадных разведчиков в Слуцк за бумагой послать. В немецкой типографии операцию провести. С ними шли наши Петро Стежка и Даликатный, поскольку поэт в нашем отряде жил. С разведчиками вместе, в их землянке. Он и прилип к ним, как смола: возьмите да возьмите. Книжка-то моя - значит, и бумагу мне вместе с вамп у фрицев доставать. А Стежка на это: "Нет, - говорит, - книжка не ваша, а наша общая. Для всех писана. Вы на операцию не пойдете". Поэт прямо к командиру, к Ружеву. Так и так - не берут на операцию. А им только это и нужно было. И Стежке и Ружеву. Командир через посыльного вызвал Стежку и спрашивает: "Он к вашему отделению приписан?" - и показывает на поэта. "Так точно, к нашему!" - тянется в струнку Стежка. Тогда командир встает из-за стола и - поэту: "По уставу вы должны были выполнить приказ непосредственного начальника, а уж потом этот приказ обжаловать. За неисполнение приказа командира и неправильное его обжалование - пять суток гауптвахты. На первый раз. Сдать оружие. Часовой, увести!"
- И он сидел на гауптвахте? - спросил Толя.
- Сидел. Правда, всего трое суток. Хлопцы за трое суток управились. Бумагу привезли. И даже краски типографской. Тогда Ружев выпустил его с гауптвахты, позвал к себе да по-честному все и рассказал. "Пойми, - говорит, - горячая твоя голова, тебя же убить могли. Если меня убьют или еще кого, на наше место сотни встанут - вон сколько бойцов идет в отряды. А тебя кто заменит?"
- И что поэт ответил? - это уже Тоня спрашивает.
- Поэт? Поэт обозвал бюрократами и Ружева и Стежку, а вечером подался в штаб бригады. Оттуда - в другой отряд. Когда уходил, взял свой автомат, полевую сумку с блокнотами, всем разведчикам руки пожал, а на Стежку даже и не глянул.
- Так и ушел? - поинтересовался Толя.
- Так и ушел в Загалье. А что ему оставалось делать? Потом, правда, по книжке прислал. Ружеву и Стежке. С автографами, говорят. Но что там за подписи - никто не читал. Ни тот, ни другой не показывают. Стежка часто стихи хлопцам читает, а книжку в руки не дает. Всё с собой носит. Попроси, может, тебе и даст.
- Да-аст! - криво усмехнулся Толя. - Если никому не дает, мне тем более не даст. Я же тут чужой. Чужой! - почти с отчаяньем выдавил он.
- У-у-у! Ты, гляжу, сейчас заплачешь. Как дважды два - четыре, заплачешь. Мужчина, называется. Нет, брат, не чужой. Ни ты мне, ни я тебе. И Тоня нам с тобой не чужая. Ни один добрый человек нам не чужой. Это война нам чужая. Со всех сторон чужая. Это она хочет, чтоб мы друг дружке чужими стали. Да не выйдет! Не получится. Одолеем мы эту чуж-чужину. Как жили людьми, так и будем жить. Кто не погибнет, известно, - взволнованно закончил дядька Антон.
Вступали в лагерь. Первой, если не считать часового, им повстречалась санитарка Вера. Она и передала Толе с Тоней наказ тетки Матруны: сходить на Сухую Милю за орехами и грибами.
- Вот и ладно, - заметил дядька Антон. - Главное - не сидеть без дела. А вечером, Толя, нам надо будет встретиться. Зря ты насчет чужих говорил. Кажись, и о нас кто-то думает.
- Дядя Антон, - вспомнила Тоня, - вы же обещали с нами урок провести.
Дядька Антон только улыбнулся; улыбнулся и Толя.
... Командир отряда в тот вечер сказал, что Толя прикомандировывается к отделению разведки и поступает под присмотр дядьки Антона.
Разведчикам редко удавалось собраться вместе. Одни ходили по связным, другие "табанили", как говорит Коля Ветров, вблизи вражеских гарнизонов или в самих гарнизонах, третьи готовились к походу. И когда выпадал счастливый вечер, как на этот раз, все отделение держалось поближе к своей землянке: хорошо перед отбоем перекинуться парой-другой слов, пошутить, помечтать.
В первый раз тогда были среди них и дядька Антон с Толей.
- ...А у нас на Амуре, хлопцы, уже утро, - говорит Коля Ветров. - Самое время выбирать сети после ночи. Я табаню, подгребаю веслом, стало быть, вдоль самых поплавков, а ты выбираешь. На каждом метре рыбину в лодку вываливаешь. Толстолобика, горбушу, а частенько и самого лосося... На Амуре сейчас путина, - мечтательно произносит он. - Эх, побывать бы вам на путине!.. Кончится война - в мореходку пойду. А потом - на сейнер...
- А ты, Малюжиц, куда пойдешь после войны? - спрашивает Рыгор у разведчика Малюжица, своего товарища.
- В сваты! - не моргнув глазом, отвечает Малюжиц.
Вот отмочил! Все хохочут. Смеется вместе со всеми и Малюжиц. А кто-то замечает:
- Так ты ж девчат боишься.
За Малюжица отвечает Даликатный:
- Он немецкую фройлен высватает, когда закончим войну в Берлине.
Общее недоумение: почему немецкую?
- Ну, немцев-то он не боится.
Выждав, чтобы отхохотались, говорит уже сам Малюжиц. И, кажется, серьезно:
- С Рыгором ясно - в школе будет детей учить. А ты, Даликатный, кем хочешь быть?
- Я, хлопцы, пойду в физкультурный институт.
- Фь-ю-ю, - разочарован Малюжиц. - Тоже мне профессию выбрал!
- Интересно, какую дорогу наш Стежка выберет, а? - спрашивает Даликатный. - Извиняй, командир.
Коля Ветров недоволен, что затеянный им серьезный разговор свели, можно сказать, в шутку. Да что тут обижаться?! Обижаться на друзей это все равно что на самого себя. И того хуже! Да Коля и сам не промах подъехать под кого-нибудь. Хотя бы и под Стежку. Он уверенно заявляет:
- Что тут спрашивать - Стежка по дипломатической линии пойдет.
Хлопцы опять смеются: вот так, командир, знай, с кем имеешь дело.
От души смеется Толя. Хитро улыбается и покачивает головой дядька Антон. А Стежка похлопал глазами, встал с лавочки, на которой сидел плечо в плечо с разведчиками перед ямкой для окурков, принялся расхаживать меж редких сосен, окружавших землянку. Взгляд его словно говорил: вам бы копытами ударить, жеребцы застоялые...
Дядька Антон крякнул. Пожалел видно, что докурил свою самокрутку и не осталось на затяжку для паузы, которая ему сейчас была так необходима. Глянул на Толю, сидевшего между Рыгором и Малюжицем, и не то с ним, не то сам с собою повел разговор:
- У вас все просто, как дважды два - четыре...
Разведчики заулыбались: всем было ясно, что дядька Антон идет на выручку Стежке. Что ни говори, а сам же окрестил командира "министром странных дел".
- ...вы профессию выбираете. А вам войну надо довоевать, потому как она перво-наперво на ваших плечах. А профессию вот кому надо выбирать - Толе. Хотя и ему... как знать... Толя, кем ты будешь, когда кончится война?
- А разве она кончится? - не то в шутку, не то всерьез вырывается у Толи.
Разговор как-то сам собой сникает. Те, кто курил, молча досасывают самокрутки.
- Ладно, хлопцы. Покурили, и будет. Скоро отбой. Идите отдыхайте. А вас, дядька Антон, я на заставу провожу. Стоите сегодня с новеньким, из второго взвода. С Безбородькой. Вы его знаете, - говорит Петро Стежка и кладет руку Антону на плечо...
Та ночь в карауле с Безбородькой, может, ничем бы и не запомнилась Антону - сколько их было! - если б не происшествие, которое вскоре всколыхнуло отряд и в котором главной фигурой был все тот же Безбородько.
Незадолго до этого работника особого отдела отряда вместе с Петром Стежкой вызвали в штаб бригады и предупредили, что немцы недавно заслали к партизанам двоих своих опытных агентов. Служба СД проделывала это и раньше. Шпионы чинили немало зла: выведывали дислокацию партизанских отрядов, отравляли пищу, распускали провокационные слухи, под видом партизан грабили мирное население. Куда забросили тех двоих, под какой легендой - было неизвестно. Возможно, вместе, а может - по отдельности, возможно, в их бригаду, а может, и нет. Соединение-то большое! Было над чем поломать голову. Еще раз проверили всех, кто за последние полгода пришел в отряд. В основном это были мужчины и хлопцы из окрестных деревень. Здесь, как говорится, все друг дружку знали. Оставалось несколько человек из числа бывших военнопленных, бежавших из лагерей, да партизан второго взвода Безбородько, родом из-под Греска.
