Нина Артюхова - Избранные произведения в двух томах: том I
Обняв мать, Зина сказала шепотом:
— Мама, мой костюм лучше всех!
И еще:
— Мама, я сегодня не поеду с тобой, мы завтра с Олей танцуем. Мне нельзя уехать, мы тогда весь отряд подведем.
А мама шепнула с упреком:
— Зина, ведь у всех ребят самодельные костюмы. Знала бы я, какой везу тебе секрет…
Оля позвала:
— Зина! Зина! Уже зажигают, пойдем!
Из-под зеленых еловых лап уже кудрявились белые струйки дыма. Огоньки, потрескивая, перескакивали с ветки на ветку. Взметнулись вверх, по сухой елке, воткнутой в середину. Костер загудел, разгорелся жарко. Ребята, щурясь, расширяли круг. Огненные звезды стремительным фонтаном взлетали вверх и таяли в синем вечернем воздухе, не долетев до неба, не возвращаясь на землю. И с изумлением смотрели на все это неистовство холодновато-голубые спокойные небесные звезды.
— Зина, а ты богатырей видела? А бабочки какие чудесные!
Да, Зина только сейчас, при ярком свете костра, как следует разглядела бумажные кольчуги, марлевые крылышки. Как хорошо придумал нарядиться Андрюша Кузнецов! Забавно он говорил по-негритянски. А как насмешливо прозвучало тогда: «Мадам, я восхищен вашей красотой!»
Впрочем, это не Андрюша сказал: «мадам» — так вышло в пиратском переводе Сережки Ильина. Оле никогда никто не скажет насмешливо «мадам».
Очень ей идет белое платье. И вообще, какой она ясный, солнечный День! Должно быть, она тоже получит премию… Конечно, и она тоже получит… А если нет? Ох, как тогда выйдет нехорошо!
Заиграл баянист. Ребята стали петь и танцевать. Потом запела мама. Зина стояла молча, взбудораженная своими мыслями.
Мама пела.
Зине показалось, что звуки улетают вместе с легкими искрами все выше и выше, навстречу звездам.
Как внимательно слушают ребята! Одни стоят, другие сидят на траве, поджав загорелые ноги в тапочках. Хорошо у костра вот так, всем вместе! И не нужно никаких первых премий, лишь бы весело было всем. Даже всплакнуть хочется так хорошо!
Зина прижалась щекой к Олиному плечу. Олина рука с готовностью обвилась вокруг серебряного пояса Ночи.
…Когда девочки одевались, Оля даже не разглядела как следует Зинино платье. Что-то блестящее, красивое, Зина довольна — ну, и прекрасно! Скорее, скорее приладить золотые лучи в волосах, переобуться!.. Казалось, вот-вот зажгут костер. Не опоздать бы!
Потом, когда вышли из дома и девочки стали восхищаться Зининым нарядом, а другие отнеслись к нему с насмешливым осуждением, Оле стало досадно и неловко за подругу. Но отогнала от себя эти мысли: не хотелось расстраиваться в такой чудесный день.
Теперь, поймав Зинин смущенный взгляд, Оля радостно подумала: «Поняла? Вот и хорошо! В другой раз умнее будешь».
Начались игры около костра. Цыганки в пестрых шалях ходили между ряжеными и безошибочно предсказывали всем дорогу и встречу с родственниками. В стороне от костра два небольших пирата напали на девчушку с бледно-лиловой бумажной короной в распущенных волосах. Потрясая деревянными мечами, кричали:
— Вот она, королева! Королев всегда убивают!
Вступился маленький богатырь Илья Муромец:
— Во-первых, она не королева, она — василек.
— Почему василик ливовый? — удивились пираты.
— Потому что у нас синей бумаги не было, — хладнокровно объяснил Илья Муромец.
Еще дальше, за беседкой, совещались вполголоса члены жюри, которые сейчас будут выдавать премии.
— …Не забудьте Машеньку Глебову!
— Очень хороши три богатыря…
Леня сказал:
— Очень красивый костюм у Зины Чернышевой, но… мне кажется…
Наконец, все члены жюри снова появились у костра, нагруженные пакетами и свертками, и Леня потребовал тишины:
— Первая премия присуждается нашему дорогому гостю, негру из Центральной Африки. Товарищ Килиманджаро! Прошу вас, подойдите сюда!
Ребята зааплодировали.
Смущенный негр вышел вперед, но премию — толстую книгу весьма заманчивого вида — взять в руки не решился. Он раскланивался и бормотал, помогая себе жестами:
— Судан Камерун Танганьика синегамбия! — что, как сейчас же перевел длинный пират, означает по-негритянски:
— Я очень тронут. Благодарю вас. Сохраните для меня этот прекрасный подарок!
— Вторая премия, — продолжал Леня, — Оле Вороновой за костюм День. Молодец Олечка, с большим вкусом сшила! Похлопаем, ребята!
Оля не ожидала этого, сделала шаг вперед и остановилась. Ей казалось, что Леня сейчас назовет Зину, и они подойдут вместе. Но Леня, улыбаясь, протягивал Оле книжку. Однотомник Пушкина. Ей так давно хотелось!.. Но в чем же все-таки дело? И где Зина?
А Зина все дальше и дальше отступала в темноту.
«Ну и правильно! — думала она. — И не нужно мне ничего!»
Ей только не хотелось, чтобы кто-нибудь решил, что она огорчается.
Третья премия… четвертая премия…
Потупившись, улыбаясь в бумажные бороды, выходят из толпы три маленьких богатыря.
Пробежала Машенька Глебова.
— Доктор Айболит! Бабушка Яга! Царевна Лебедь!
Совсем мало осталось пакетов и свертков.
Оля обернулась. Зина стоит, подобрав губы, и наматывает на палец прядку длинных темных волос.
Напоследок вызвали двух бабочек из третьего отряда. Бабочки, трепыхая марлевыми крылышками, вернулись на свое место. И все.
Оля, не выдержав, громко сказала:
— Леня, Зинин костюм гораздо красивее моего! Предлагаю вторую премию дать не мне, а ей, или надпишите эту книжку нам вместе.
Леня с живостью повернулся к ней:
— Я как раз хотел сказать о Зинином костюме. Очень красивый костюм у Зины Чернышевой. Но, ребята, ведь у нас все костюмы были самодельные. Малышам, правда, помогали, но и они в основном мастерили сами себе. А Зина надела готовый костюм, его шила настоящая портниха, художница. Костюм прекрасный, но ведь нельзя же сравнивать… Я думаю, Зина сама поймет и согласится с нами.
Кто-то потянул Олю за белый марлевый рукав. Она обернулась. Зина смотрела на нее злыми глазами:
— Пойди сюда!
Они отошли к беседке.
— Кто тебя просил говорить обо мне? Очень мне нужны ваши премии!
— Зи-на!..
— Пусти! Ты меня оскорбила, ты меня в смешное положение поставила, ты мне не друг!
После этого День, пасмурный и хмурый, вернулся к догорающему костру, а разгневанная, мрачная Ночь скрылась в тени деревьев, ушла в ночь…
* * *В воскресенье — торжественное закрытие лагеря, спуск флага, художественная самодеятельность — и в Москву, по домам!
Со станции к лагерю шагают папы и мамы. Около дома, среди деревьев, несколько легковых машин.
Голубая «Победа» так и заночевала тут.
Начальник лагеря накануне посоветовал Зининой маме:
— Переночуйте у нас, не увозите девочку — утро вечера мудренее.
А Зина плакала, хотела уехать сию же минуту, не хотела оставаться на воскресенье.
— Все равно я не буду выступать, я танцевать с Олей не буду и смотреть на эту глупую художественную самодеятельность не хочу!
Обе девочки долго не могли заснуть, а утром слова друг другу не сказали.
Когда закончилась торжественная часть, папы и мамы устроились в тени, под березами, и приготовились смотреть и слушать.
Подошли старшие мальчики, заняли стоячие места на «галерке».
— Андрей!
— Что?
— Це-це замбези!
— Где?
— Вот здесь, за ушами.
Андрюша недоверчиво провел рукой по шее, посмотрел на свои пальцы — и помчался к умывальнику.
Ну и ну! Вечером под душем намыливался изо всех сил, и утром под душем…
Нет более благодарных зрителей, чем папы и мамы. Они всегда готовы смеяться, умиляться и аплодировать.
Две мамы сидели в стороне от других, не смеялись, аплодировали рассеянно и разговаривали вполголоса, с расстроенным видом.
— Виновата во всем сама Зина, — говорила Зинина мама. — И на себя мне досадно: своими же руками ей этот роковой «абсолютный секрет» привезла! Особенно мне обидно за вашу Олечку. Я так всегда радовалась, что Зина с ней дружит.
— Ничего, — успокаивающим голосом говорила Олина мама. — Обойдется, — и с тревогой посматривала в сторону беседки, откуда выбегали маленькие артисты, когда наступал их черед.
А в беседке Зина и Оля, уже одетые в одинаковые белые матроски и бескозырки с якорями на ленточках, в последний раз убеждали отрядную вожатую, что танцевать они не будут, не могут, чтобы отменить совсем их выступление.
— Я не могу танцевать! Я все забыла, что мы репетировали! — шептала Зина вожатой в левое ухо.
Потом подходила Оля справа и убеждала горячим шепотом:
— Как я могу с ней танцевать, когда она говорит, что со мной поссорилась на всю жизнь?!
Вожатая отвечала с безмятежной улыбкой: