Авром Суцкевер - Избранные поэмы и стихотворения
Обзор книги Авром Суцкевер - Избранные поэмы и стихотворения
Авром Суцкевер
Избранные поэмы и стихотворения
В будущем году исполняется 95 лет Аврому Суцкеверу. Он — последний, еще живой, из великих еврейских поэтов ХХ века, писавших на идише. Перед ним — Галперн, Мани Лейб, Лейвик, Мангер, Зише Ландау, Квитко, Кулбак… За ним — никого. Во всяком случае — такого масштаба. А это масштаб Одена, Йейтса, Лорки, Рильке.
Умрет Суцкевер, умрет и эта поэзия. Постепенно, конечно.
Я перевел несколько больших циклов, поэм и стихотворений Суцкевера. Получилась книга. Она будет называться «Буквоцвет».
В этом посте — о Суцкевере. В следующих — его стихи.
БиографияАвром Суцкевер родился в 1913 г. в Сморгони. Его предки — раввины и ученые. После начала первой мировой войны семья бежала в Омск. Там в 1920 г. умер отец Суцкевера, и мать с детьми переехала в Вильно. Суцкевер учился в хедере, еврейско-польской гимназии, был вольнослушателем Виленского университета.
В 1927 г. начал писать стихи, сперва на иврите, позже на идише. В 1929 г. примкнул к литературной группе «Юнг Вилнэ» («Молодая Вильна»). Стал сотрудником виленского ИВО (Идише висеншафтлехе организацие) — института, занимающегося изучением идиша, еврейского фольклора, истории и культуры евреев диаспоры. В 30-е годы публиковался в нью-йоркском модернистском журнале «Ин зих» («В себе»). В 1937 г. в Варшаве вышла первая книга Суцкевера — «Лидэр» («Стихотворения»).
В 1941 г. с женой и матерью скрывался от нацистов, был арестован и отправлен в Виленское гетто. Вместе с коллегами по ИВО спасал от уничтожения ценные рукописи и книги из собрания института. Стал членом боевой организации гетто. В гетто погиб новорожденный сын Суцкевера, мать Суцкевера была расстреляна в Понарах.
В сентябре 1943 г. накануне ликвидации гетто Суцкевер и его жена Фрейдке в составе отряда участников сопротивления бежали из Варшавы в Нарочанские леса. По ходатайству Ильи Эренбурга в марте 1944 г. они были перевезены на военном самолете с партизанской базы в Москву. В Москве Суцкевер участвовал в работе Антифашистского еврейского комитета, познакомился с Борисом Пастернаком.
27 февраля 1946 г. выступал свидетелем обвинения на Нюрнбергском процессе.
В середине 1946 г. Суцкевер с женой уехали в Польшу, затем во Францию и Нидерланды. В конце 1946 г. Суцкевер участвовал в первом послевоенном сионистском конгрессе в Базеле, где познакомился с Голдой Меир, которая помогла ему, его жене и дочери Мирэле нелегально выехать в Израиль в сентябре 1947 г.
В 1948-49 гг. служил военным корреспондентом в частях израильской армии, освобождавших Негев («Лисы Негева»).
В 1949 г. стал главным редактором ежеквартального журнала «Ди голдене кейт» («Золотая цепь»), который продолжает играть важную роль в развитии литературы на идише.
Стихи и проза Суцкевера переведены на многие языки. Он лауреат премии Ицика Мангера (1969), премии главы правительства Израиля (1976), государственной премии Израиля (1985).
Интервью Аврома Суцкевера журналу «Топлпункт» (Тель-Авив, 2001).Берет интервью израильский писатель Яков Бесер.
Перевод с идиша и комментарии Александра Френкеля.
— Когда я начал писать по-древнееврейски, то еще не знал, что существует поэзия на идише. Мне было где-то лет 12, когда я подружился с удивительным поэтом Лейзером Волфом — он был моим лучшим другом, мы познакомились во время игры в футбол. Он был необыкновенным поэтом, второго такого, по моему мнению, не было. Он как-то написал 1001 стихотворение за один месяц. Среди них были гениальные стихи. Конечно, были и слабые. Когда я узнал, что он пишет стихи, то сказал ему: «Покажи, что ты пишешь». Короче, он прочитал мне свои стихи, и я почувствовал, что это что-то такое, что имеет прямое отношение ко мне. Он уже тогда публиковал свои стихи в «Вилнер тог». Я осознал самого себя благодаря дружбе с ним. Он «включил» меня, пробил стекло… Вы слышали это имя? О Лейзере Волфе мало написано.
— Да, слышал, читал о нем в журнале «Ди голдене кейт». Кроме того, я читал его стихи в антологии идишской поэзии.
— Да, я писал о нем. У меня есть книга его стихов. Он был небожителем. Мы жили на одной улице, в соседних домах. Он был из очень бедной семьи. Необъяснимо было, откуда у него столько знаний, интуиции, столько таланта. Я почувствовал, что это имеет отношение ко мне — не то, как он писал, а поэзия вообще. Между прочим, еврейские писатели в Москве, в 1939 году, когда он бежал от войны, его приняли. Маркиш выбил для него помощь, написал о нем статью. Между прочим, стихи, которые он писал в России, были уже другими, но это уже влияние того дурацкого времени, если можно так его назвать. Несомненно, в Лейзере была гениальность. Залман Рейзен был так восхищен его стихами, написанными к 15–16 годам, что стал публиковать их в «Вилнер тог». Он входил в «Юнг Вилне», позже я тоже вошел в «Юнг Вилне». На вечерах «Юнг Вилне» он играл первую скрипку. Никому не доставалось столько аплодисментов. Он умер от голода в России… [Поэт Лейзер Волф (1910–1943) умер от истощения в колхозе возле города Шахрисабз в Узбекистане, где находился в эвакуации.]
Он оказал на меня влияние — человеческое, дружеское, и благодаря ему я пришел к идишской поэзии. Я учился в ивритско-польской гимназии. Гимназия меня не интересовала. На занятиях я, бывало, писал стишки и все такое. Влияние на меня Лейзера Волфа было сильным. Позже, много позже, когда я подружился с Мангером в Варшаве, тот, со своим необычайным чутьем, тоже был очарован Лейзером Волфом. Мангер вспомнил и о нем, когда написал обо мне. Он написал о нем: Лейзер Волф — имя мясника, а душа поэта [Имеется в виду мясник Лейзер-Волф, грубиян и невежа, герой цикла рассказов Шолом-Алейхема «Тевье-молочник».].
— Его стихи сохранились?
— Конечно. Книга, которая называется «Шварце перл»(«Черный жемчуг»). Эта книга обладает большими достоинствами и большими недостатками. Он не чувствовал разницу между великим стихотворением и заурядным. В этой книге есть великие стихи, но есть и малоценные.
— На вас оказали влияние и польские поэты, Норвид и Милош, например.
— Я сейчас скажу об этом. Участники «Юнг Вилне» были не слишком близки между собой. Поди объясни теперь причины! Трудно. Но Лейзер Волф и Шимшон Кахан были моими ближайшими друзьями. Шимшон Кахан был редким человеком. Влюбленным в идишскую литературу. Большим знатоком поэзии, большим эстетом. Он переводил с цыганского на идиш и в самый канун войны подготовил книгу стихов в переводе с цыганского на идиш. Как называлась та книга? Сейчас вспомню. Книга называлась «Голдене поткевес»(«Золотые подковы»). Она сгорела с ним вместе. [Поэт Шимшон Кахан погиб в Понарах в июле 1941 года.]
Залман Рейзен о нем писал, что он превосходный журналист, но его поэтический талант еще сильнее. Они оба были моими лучшими друзьями.
Не хотел бы выглядеть тщеславным, но в Вильне мне было слишком тесно, так я тогда думал. Навыпрашивал я пару грошей, ну то есть моя мама их мне дала из тех денег, что получила от брата из Америки. Она очень в меня верила. Я поехал в Варшаву, не зная там ни души. Думал, что судьба сама куда-нибудь да выведет. Познакомился с Тувимом. Знакомство с ним сыграло решающую роль в моей жизни.
— Вы его любили? Я имею в виду его поэзию?
— Любил, но Лесьмян был мне гораздо ближе. Из поляков именно он был моим поэтом. Гениальный поэт, несомненно. Когда я вернулся в Вильну и рассказал о Лесьмяне, никто там о нем не знал. Тувим был виртуозом языка. Он зарядил поэзию огнем. В известном смысле он перекликался с Пушкиным. Его переводы из пушкинской поэзии лучшие и до сего дня. В 1939 и 1940 годах русские заняли Вильну и заняли часть Польши. Заняли и отдали (имеется в виду Вильнюс, который был передан литовцам), кидались странами, как я в свое время кидался мячиками. Тувим вошел в круг пламенных сторонников советской идеи и сталинизма. Он умер в пятьдесят с чем-то лет. Смерть оказала ему милость… Он поехал куда-то выступать с лекцией и простудился. Его смерть мне не ясна. Смерть вообще неясная штука. И смерть Тувима мне не ясна. У меня о ней разные мысли. Не хочу сейчас об этом говорить. Его большому таланту завидовали. Те, кто не входил в его группу. Его группа — это он, Слонимский и Яструн. Яструн был, так сказать, из второго ряда, он боготворил Тувима. Как поэт он почти не проявил себя. Он был, в основном, переводчиком. Он много переводил из мировой поэзии. В эту группу входил также Слонимский. Вы ведь знаете польскую поэзию, он был хорошим поэтом, я его любил. Он совершил самоубийство в Нью-Йорке, бросился вниз с 30-этажного дома. [Здесь память подводит Суцкевера. Самоубийство в Нью-Йорке на самом деле совершил другой участник основанной Тувимом и Слонимским поэтической группы «Скамандр» — Ян Лехонь (1899–1956), который жил в США с 1940 года. Антоний Слонимский (1895–1976) родился и умер в Варшаве. Поэт, эссеист, переводчик Мечислав Яструн (1903–1983) в группу «Скамандр» не входил.] С Тувимом произошло чудо и произошло несчастье. Чудо в том, что во время своего изгнания он был в Америке, кажется, и там написал большую поэму «Цветы Польши», и именно это — то, что было написано им в изгнании, — это останется. В Польше, он сам это знал, его поезд сошел куда-то с рельс… Как мог Тувим, такой свободный дух, попасть в сталинистские руки? Однако он писал стихи о Сталине, и это была его смерть. Это его убило.
