Константин Сергиенко - Белый рондель
— Вы играли лучше, чем в Гейдельберге, — сказал я. — Позвольте вам принести благодарность за полученное удовольствие.
— Захвалили мальчишку, — пробормотал кто-то за моей спиной.
Фробелиус вздрогнул.
Я обернулся, сзади стоял старик, небрежно, но картинно одетый. На нем был потёртый бархатный камзол, фиолетовые чулки, на шее болтался большой, во все стороны торчащий галстук.
— И помни, сынок, — сказал он, — слушать надо не клавишу, а… — Старик указал пальцем в небо, потом пробурчал ещё что-то и отошёл.
Фробелиус стоял с растерянным видом.
— Кто это? — спросил я.
— Сам учитель, — пробормотал Фробелиус, — господин Тарвальд.
— Господин Тарвальд? — переспросил я.
— Сам учитель… — повторил Фробелиус. — Он недоволен.
— Но вы играли прекрасно.
— Учитель знает, что говорит, — сказал Фробелиус. — Он прав, я играл нынче плохо.
Лицо его стало задумчивым, глаза рассеянно блуждали по залу, словно Фробелиус кого-то искал.
— Позвольте мне быть навязчивым и пригласить вас на ужин, — сказал я.
— Как же вы очутились в Дерпте? — Он посмотрел на меня всё тем же рассеянным взглядом.
— Путешествую, — ответил я. — И прошу прощения, что не представился вам сразу. Я путешествую инкогнито.
— Так вы путешественник? — Лицо его несколько оживилось. — Меня зовут Эдвард Фробелиус. Я тоже в некотором роде путешественник, жизнь ещё не прибила мою лодку к берегу.
…Мы сидели за бутылкой мозельского в отдельной комнате харчевни Меклера. Я словно знакомого встретил, да он и был мне знаком: не часто, блуждая по странам, встретишь одного и того же человека.
Эдвард Фробелиус хорошо говорит по-французски, достаточно образован, а кроме того, мягок и обходителен в беседе. В его лице есть что-то немного детское, возможно, более явное оттого, что он не носит усов, как большинство в наше время.
— Зачем вы вернулись в Дерпт? — спросил я. — Жизнь тут скудна, а через месяц начнётся осада. Прячьте свой замечательный клавесин.
Фробелиус только вздохнул.
— Кстати, кто этот Тарвальд? Вы словно цените его мнение. Неужто в Дерпте есть лица, способные сравниться с вами в музыкальных познаниях?
— С учителем не сравнится никто! — воскликнул Фробелиус. — Это он распознал во мне способности.
— Он давал вам уроки?
— Учитель не даёт уроки, он направляет. Он путешествует, разыскивая по свету гармонию.
— Чтобы искать гармонию, не обязательно путешествовать, — сказал я. — А потом, о какой гармонии вы говорите?
— Учитель не станет жить на одном месте, — продолжал Фробелиус. — Иногда он спит в лесу, иногда во дворце, он ищет гармонию.
— Любопытный человек.
— Он таинственно появляется и таинственно исчезает. Никто не знает, где он живёт, — сказал Фробелиус.
— Зачем вы приехали в Дерпт? — спросил я, меняя тему разговора. — Князь Леопольд так восхищался вашим искусством.
— У меня здесь невеста, — просто ответил Фробелиус. — Но я не могу её отыскать.
— Куда же она подевалась?
— Не могу её отыскать… — Лицо Фробелиуса омрачилось. — Так надеялся, что увижу её на концерте.
— Многие женщины были в масках.
— Увы! — Он махнул рукой. — Она позабыла меня.
Я стал успокаивать музыканта:
— Жизнь полна неожиданностей. Я знаю одну историю…
Но я не успел рассказать начатое. В комнату, гремя саблями, вошли польские офицеры.
— Вот где он прячется! — провозгласил один. — Хоть здесь и не Варшава, напомним пану, что шляхтич не любит, когда его срамят перед дамой.
— К вашим услугам, — сказал я.
— Я вас вызываю, пан! Выбирайте оружие!
Час от часу не легче! Второй вызов за день.
— К сожалению, не могу с вами драться. Моя жизнь принадлежит пану Кавалеку. Послезавтра мы встречаемся у Арукюласских пещер.
— Дьявол! — выругался офицер. — Так это туда я иду секундантом?
— Весьма возможно, пан.
— А кто же ваш секундант?
— К сожалению, у меня мало знакомых в городе, секунданта пока ещё нет.
— На пирушку знакомый нашёлся, — сказал офицер, взглянув на Фробелиуса.
Тот вспыхнул.
— Этот юноша ни при чём, — сказал я.
— Он славно музицирует, — сказал офицер, — но и товарища поддержать не грех. Никто же не заставляет его брать саблю. На саблю у музыканта хлипкая кость.
— Вы меня обижаете, сударь, — тихо сказал Фробелиус.
— А коли обижаю, пожалуйте в секунданты, и устроим четверную дуэль! — заносчиво сказал шляхтич.
— Что ж, пожалуй… — Фробелиус пожал плечами.
— Оставьте его в покое, — сказал я более твёрдо. — Неужто не понимаете, что перед вами музыкант и не его дело путаться в ссоры!
— Я понимаю! — сказал шляхтич. — Я только хотел его попугать, музыканты народ трусливый.
— Если вы не уймётесь, я обрублю вам уши, — со сдержанной яростью проговорил я.
— Что? — Поляк остолбенел, а затем повернулся к товарищу. — Что он сказал, Мацек?
— Сказал, что обрубит тебе уши, — флегматично пояснил Мацек.
— Дайте мне саблю, — сказал я. — Или в Варшаве рубятся с безоружными?
Мне кинули саблю, а мой противник занял позицию. Челюсть его дрожала от ярости.
— Господа, господа! — вбежал хозяин, он, видно, подслушивал под дверью, руки его были умоляюще сложены. — Господа, прошу вас!
— Прочь! — закричал шляхтич. — К бою!
Хозяина вытолкали за дверь, я встал в позицию.
— Пся крев! — пробормотал поляк и двинулся на меня.
— Вот как это делается, — сказал я.
Описав тосканскую дугу, клинок мой выбил саблю из рук шляхтича. Ещё один незаметный взмах — и противник схватился за ухо, надорванное остриём моего оружия. Среди мастеров фехтования это называется «посадить пчёлку».
— Ба! — оторопело сказал кто-то. — Вот это рука!
— Да он и вправду обрубил тебе уши, — заметил спокойный Мацек.
— Почту за честь… — бормотал шляхтич, прижав к голове руку, — с таким мастером… Позвольте представиться, Лешек Кшетусский.
Я вновь повторил, что путешествую инкогнито, а стало быть, можно звать меня Путешественником. Поляки с восхищением щупали мою руку и похлопывали по плечу. Это была толпа детей, радостно удивлённых неожиданному фокусу, даже пострадавший не обижался. Ухо его было перевязано, принесено ещё три бутылки мозельского, и вскоре за столом текла самая дружеская беседа.
— Не рубите Анджея, — попросил Кшетусский, — он добрый шляхтич, а главное, молод. Где вы так научились биться?
Я отвечал уклончиво. Всегда я скрывал умение обращаться с оружием, а теперь, обнаружив его, не стал вдаваться в объяснения. Потом я корил себя за случай в харчевне, но как было иначе защитить Фробелиуса от заносчивых офицеров?
К монастырю святой Катарины я пробирался кружным путём. Как-никак ещё достаточно света, небо похоже на большое прохладное зеркало, и в нём то там, то здесь проступают звёзды.
Анну ли я видел на концерте Фробелиуса? Если так, значит, она не наглухо заперта в монастыре и, может быть, мне удастся её увидеть. Зачем, я и сам не знал толком. Что влечёт меня к этой девушке? Я помнил её испуг, когда остановил прошлым летом. Быть может, она испугается и теперь, но я должен, должен с ней говорить, пусть рухнет очарование или, напротив, обнаружится наша причастность друг к другу.
В каморке сторожа меня ждал сюрприз. Старик сообщил, что Анна исчезла.
— Что это значит? — спросил я.
— Была, была в своей келье, — поведал сторож, — к трапезе выходила, а как солнышко село, так и след простыл.
Я дал ему рижскую марку, но сторож развёл руками.
— Как привезли неизвестно откуда, так и пропала. А уж бела была, прямо лилея.
Он явно чего-то недоговаривал, и я понял, что монетами лишнего слова из него не вытащишь.
— Спрашивал кто о ней?
— Да, кроме вас, господин, нет, другие не спрашивали. Да и так сказать, малый я тут человек. Может, кого и спрашивал, а меня, кроме вас, — нет, никто.
Большего я от него не добился.
Знает ли Гуго Трампедах, что Анна исчезла из монастыря? Нельзя забывать и того, что для рыцаря Трампедаха я человек от шведов. Надо вести себя осторожно, не слишком мешаться в дела заговора, но и не показывать безразличия. Ещё несколько дней, и в Дерпте станет опасно, но за это время я должен найти Анну.
Скоро дуэль с Кавалеком. В харчевне я вёл себя опрометчиво, теперь все знают, как я владею саблей. Просьба об уроках боя выглядит неуместной, словно я собирался потешиться над юнцом. Но нет, я ведь просто носил свою маску, одну из масок, которыми я время от времени прикрывал лицо. Что до умения драться, то я держал его при себе не на этот пустой случай. Увы, всё вышло так глупо.
В доме мне отвели комнату на втором этаже. Это почти мансарда, здесь скошен слегка потолок, дубовые балки висят над белёными стенами.
