Златослава Каменкович - Тайна Высокого Замка
Как жаль, Франеку не повезло!
Только за день до этого приняли другого мальчика.
Но, оказывается, не все шансы ещё были потеряны. В экспедиции сказали, если Франека мама внесёт за него залог, Франека могут взять продавцом газет.
Хорошо, что Франек сам догадался объяснить Петрику, что залог — это надо внести пять злотых, после чего Франеку будут доверять сумку с газетами.
Да, но где сейчас добыть такие деньги?
Мусорщиком Франек не захотел стать. А работать надо во что бы то ни стало, надо помогать семье.
Пани Андрииха рассудила так: никакая работа на плечах не висит и хлеба не просит. И Франек сделался чистильщиком обуви.
Каждый день он уходит из дому, когда Петрик ещё спит, а возвращается с наступлением темноты. В дождливые дни он приходит домой пораньше. Руки Франека потрескались, в них въелась вакса так, что не отмоешь. Он похудел, но пани Андрииха говорит, это ничего: Франек растёт.
«Какая обида! — сожалеет Петрик. — Франек не может собрать денег на «залог», так как его коммерция не очень-то процветает. На каждой улице и без того много безработных чистильщиков.
А «пираты» Данька по-прежнему свирепствуют во дворе и на улице. Теперь они взяли новую моду — курить и пускать «шмаркачам» дым в глаза. Петрик терпеть не может этих дурацких шуток, а жаловаться на «пиратов» их родителям — бессмысленно, всё равно никакого толку не будет; наживешь одни неприятности. Так что Петрик и Юлька играют себе подальше от злополучного «острова сокровищ», довольствуясь клочком земли возле помойки.
Глава шестая. Сердце не камень
Нет, такой беды с Петриком ни разу не приключалось. Ни с того ни с сего у него разболелись зубы. И сразу все, все до единого, хоть ложись на пол и кричи! Но Петрик не станет этого делать, всё равно не поможет, а только разбудишь Тымошика, который спит в люльке.
Ах, какой Тымошик счастливый! У него ещё нет ни одного зубика и он может себе спокойно спать. А тут, сперва всю ночь кусали проклятые клопы, а потом разболелись эти зубы…
Скорчившись на топчане, Петрик тихо и жалобно всхлипывает. Он уже не раз в страхе дотрагивался рукой до лба, желая убедиться, уж не лезут ли у него глаза на лоб. Ведь Андрииха часто жалуется, будто по ночам у неё так ломит поясницу, что «аж глаза на лоб лезут».
— Цыть! Будешь ты сидеть тихо или нет? — чуть ли не сквозь слёзы говорит мама. — Видишь, плита, окаянная, дымит… Вот заварю шалфей, пополощешь, боль и уймётся.
За перегородкой смолкает стук молотка.
— Петро, поди сюда, — зовёт дядя Тарас.
Петрик с распухшим от слёз лицом заходит в мастерскую.
Дядя Тарас участливо вытирает Петрику нос своим синеньким в белые горохи платочком, подводит племянника ближе к окну, за которым то и дело мелькают ноги прохожих, и велит раскрыть рот.
От дяди Тараса сильно пахнет табаком.
— Эге-ге, да стоит ли так переживать из-за пустячного дела? — искренне изумляется дядя Тарас. — Болит-то у тебя всего-навсего один молочный зубик, вот эдакий мизерный….
— А-а… за-а-ачем… болит? — спрашивает Петрик.
Дядя Тарас призадумывается. Быть может, в эту минуту его гнетёт мысль, что, пожалуй, в их тёмном и сыром жилье у Петрика могут заболеть не только зубы…
— Ну-ка, тронь зуб, не шатается? Вот так…
— Не-е…
И Петрик опять чуть-чуть всхлипнул.
— Да, это хуже, — озадаченно говорит дядя Тарас. — А то бы мы его ниткой зацепили и ррр-аз. Ни чуба нет, ни боли. Я мальчонкой все молочные зубы так повытягал.
Тут усы дяди Тараса раздвинулись от широкой улыбки, и Петрик увидел у дяди металлические зубы.
Петрик спросил:
— А потом у тебя железные повырастали? Да?
— Нет, хлопче… белые, ровные повырастали… А эти вот, можно сказать, подарочек от полицаев.
— За что они тебе дали?
— А за вкус к свободе, — как-то не совсем понятно ответил дядя, при этом так усмехнулся, что тёмный рубец на его правой щеке задёргался.
— Полицаи добрые, что ли? — с сомнением вздохнул Петрик.
— О да, на этот счёт они щедрые…
— А я не стану просить у них зубик, они плохие люди, — неожиданно заявляет Петрик.
Большой, тёплой ладонью Тарас Стебленко нежно треплет волосы племянника и несёт его за перегородку.
— Дарцю, готов у тебя шалфей?
— Вот пусть немножко остынет.
То заваривает, то пусть остынет! Да разве мама не знает, что у Петрика так болит, так болит?..
Дядя Тарас сам руководит полосканием.
— Ну, правда, уже не болит? — с надеждой заглядывает мама в глаза Петрику.
Где там! Так дёргает, так дёргает, что Петрик в ужасе хватается за лоб, уверенный, что наступает роковая минута: сейчас глаза его окажутся на лбу. Мужество покидает Петрика, он ревёт во всё горло.
Мама торопливо делает Петрику компресс и хочет уложить сына в постель. Но дядя Тарас другого мнения, он советует выпустить Петрика на свежий воздух: мол, заиграется с детьми, а боль и пройдёт. Мама берёт Петрика за руку и выводит через тёмный коридор во двор.
— Беги к Юльке, видишь, вон она играется с Ясеком, — говорит мама.
И пока она стояла, Петрик без опаски пробежал мимо «острова», где «пираты» гоняли свой тряпочный мяч.
Петрику казалось, что Юлька богатая! У неё так много разных флакончиков и пустых спичечных коробочек. Она даже обладает беленьким мраморным амурчиком с крылышками, только с отбитой головкой.
Пожалуй, Юльке и не возразишь, что быть мусорщиком не так уж плохо. Во-первых, никогда не будешь безработным: мусор всегда во дворах накапливается; а во-вторых, среди мусора и хлама можно найти не только губную гармонику, маленькое ведёрочке и лопатку, а разные-всякие вещи, в том числе туфли и башмаки. Только, конечно, их надо починять, чтобы потом продавать на толкучке.
По мнению Петрика, Юлькин отец довольно часто находит разные-всякие туфли и башмаки, а старший брат Юльки. Владек приносит их починять, чтобы потом на толкучку… А то чего бы. Владек так часто заходил в мастерскую к дяде Тарасу.
Как-то, по просьбе дяди Тараса, Петрик собирал на полу в мастерской деревянные и малюсенькие железные гвоздики. Перед ним стояли на полу две одинаковые продолговатые жестяные коробочки. Надо было не спутать — деревянные гвоздики бросать в одну коробку, железные — в другую. В тот самый момент, когда Петрик очутился в трудном, можно сказать, опасном положении, не зная, как выбраться из-под верстака, куда он незаметно заполз на животе, вдруг зазвонил колокольчик на дверях, и кто-то вошёл. По голосу Петрик сразу узнал Владека. Видно, он шёл очень быстро и сейчас, едва дыша, шептал что-то совсем непонятное: «Миколу взяли прямо с завода «Контакт»… В дефензиве пытали…»
И вдруг он почему-то смолк, будто чем-то подавился. А когда Петрик, весь красный и потный, наконец-то выбрался из беды. Владек уже говорил совсем понятно: «Юльке шесть лет скоро минет, а девочка за всю свою жизнь не носила башмаков». И Владек очень просил дядю Тараса как-нибудь стачать пару башмаков для Юльки из рукавов старой солдатской шинели.
Ого-го! Дядя Тарас всё умеет… Если бы Петрик своими глазами не видел, как дядя Тарас долго вертел на доске рукава от шинели, он бы ни за что на свете не поверил, что Юлькины башмачки сделаны из рукавов. Чудо, какие они славненькие получились! Носочки из коричневой кожи и все в дырочках, отворотики тоже из кожи и в дырочках, правда, подошвы чёрные — они из резины, и пани Андрииха говорит, это совсем не то, что на кожаных подмётках, но зато пряжечки… Скорее всего эти пряжечки из чистого золота, говорила Юлька. Юлька жалеет их надевать, она с ними спит, как с куклой, и укрывает их по ночам ватным одеялом, будто они живые, что ли, и могут простудиться. Вот дурёха!..
— Бедненький, у тебя болит ушко? — спрашивает Юлька и улыбается чуть смущенно и одновременно ласково.
— Зуб у меня болит, — тяжело вздыхает Петрик.
— Это кто-то глянул на тебя недобрым глазом, — авторитетно говорит Юлька.
— Скорей всего от сладостей, — заключает пани Андрииха, которая неподалёку полощет в корыте бельё.
Только она ошибается, Петрик уже давным-давно не грыз сахар. А конфеты ему дядя Тарас всего лишь два раза покупал, по семь штучек в хрустящем зелёненьком кулёчке. И Петрик угощал Франека, Юльку и их братика Ясека, это пани Андрииха сама видела.
Правда, тётя Марина, когда варит Тымошику манную сладкую кашку, она всегда немножко даёт и Петрику…
Недалеко от гаража появляется Мироська. Как ни в чём не бывало он пальцем манит к себе Петрика.
Незлопамятный Петрик бежит к нему.
— Давай милиться, — предлагает Мироська и выставляет мизинец правой руки.
— Сперва отдай биту, — диктует условие мира Петрик.
Мироська запускает руку в карман своих модных штанов на лямках с двумя перепоночками на груди и на спине, извлекает захваченную биту и возвращает законному владельцу.
