Валентина Ососкова - Семнадцать мгновений летнего дня
Возможно, я бы на месте Лизы вёл себя совершенно иначе. Да я даже не сомневаюсь, что иначе. Любой на её месте вёл бы себя не так, а как-то по-своему, ведь все мы разные и думаем по-разному. Но категорично называть всё случившееся одной большой Лизиной глупостью я бы тоже не стал. В конце концов, задача была непростая, а Лиза не побоялась, не отступилась, и даже когда, казалось, что могло, всё уже было потеряно, а она нашла в себе силы продолжить игру хоть чуть-чуть, чем, наверное, спасла и себя, и меня. Или хотя бы дала нам некоторую отсрочку.
Глава 4. Ваш выход, товарищ Штирлиц
Начать рассказ о произошедших в моё отсутствие событиях стоит с того, что Лиза не сразу же отправилась к Арабу. Именно поэтому я успел спокойно доехать до Москвы и забыть о нашей авантюре, считая, что всё в порядке, а Лиза тем временем бесцельно шаталась по городу в попытках набраться смелости, рискуя столкнуться с кем-то, кто меня знает. Везением чистой воды можно назвать то, что этого так и не случилось, никто не обратил внимания на бредущего куда-то «меня», а если и обратил, то не заговорил, а если и заговорил, то ограничился бытовым «О, привет, Холин, так ты вернулся!»
Так или иначе, привыкая к своему новому образу, Лиза убрела в совершенно незнакомую ей часть города, проголодалась, пообедала в столовке, которую по описанию я опознать не смог, и только на сытый желудок наконец-то нашла в себе силы отправиться на поиски Араба. Дело к тому времени сильно осложнялось тем, что Лиза не помнила, каким путём шла до столовки, и потому совершенно не представляла, куда же ей идти теперь. При этом спросить дорогу она боялась и правильно делала: заблудившийся в городе Холин – это шутка почище импорта самоваров в Тулу. По счастью, удача ей в тот момент ещё благоволила, и ноги сами вынесли на нужную улицу, прямо под табличку с номером соседнего с мастерской Араба дома, что было, на мой взгляд, настоящим чудом. Не последним в Лизиной жизни, а судя по тому, что она со своим авантюризмом вообще жива-цела осталась до этого лета, – и не первым.
Араб был у себя, набивал очередному клиенту на плече японские иероглифы. В подобных случаях мне всегда становилось жаль этих любителей экзотики, так как для подобных татуировок, когда клиент не показывал конкретного эксиза, наш тату-мастер в своё время выбрал иероглифы «обувь», «неделя» и «мармелад». Очень, скажу я вам кстати, красиво у него в итоге получалось, особенно «мармелад».
Когда Лиза вошла и, оповещая об этом, мелодично зазвенела задетая дверью «музыка ветра», Араб как раз заканчивал. Отойдя от клиента, чтобы взять мазь для компресса, он мельком глянул в сторону двери и широко заулыбался, узнавая в Лизе меня.
– Холин, перелётная птица, вернулся! Подожди пять минут – и я весь твой.
Лиза робко кивнула и присела в кресло у окна, нервно теребя в кармане бумажку с таинственной надписью.
Араб и впрямь быстро забинтовал клиенту татуировку, выдал исчерпывающие инструкции по уходу в устной и даже письменной форме, вежливо распрощался и наконец развалился в своём офисном кресле, ловким движением ноги подкатив его поближе к Лизе, демонстрируя крайнее дружелюбие и полное внимание. Впрочем, первым заговорил он сам, не дожидаясь, пока Лиза откроет рот:
– Как ролики? Не надумал снова на них встать, а?
Лиза помотала головой. Араб огорчённо поцокал языком и не в первый раз, как он думал, принялся объяснять «мне», что со своими фобиями человек вполне может справиться, стоит только приложить некоторые усилия и преодолеть «панический порог», как он это называл. В детстве я пользовался более метким выражением «страшно до соплей» – смысл был примерно тот же.
Лиза оказалась слушателем благодарным, развесила уши и внимала. Оно было и понятно, Араб – личность харизматичная, убеждать умеет хорошо, просто я человек упрямый, а поговорка «нашла коса на камень» нашими предками не из головы была выдумана.
Продолжая разглагольствовать о тонкостях человеческой психики, Араб жестом предложил «мне» пива, но Лиза отчаянно замотала головой и чихнула. Это можно было трактовать и как «не пью», и как «простыл, холодное не буду». По счастью, Араб не любил навязываться – в том, что касалось вредных привычек по крайней мере (раз соблазнил – и ладно, дальше пусть сам решает!), поэтому, не прерывая монолога, открыл себе холодную банку и, прихлёбывая, перешёл от психологии к тому, что сегодня вечером опять будут «покатушки» его компании.
Минут через сорок с начала визита Лиза уже была готова согласиться на что угодно, хоть на ролики, хоть на поход в Сибирь автостопом. Впрочем, Араб не стал пока требовать с неё согласия, ему было довольно и того, что дело, как он думал, сдвинулось с мёртвой точки.
Удивительное дело, но он так ничего и не заподозрил – или хотя бы не показывал вида. Вскоре Лиза осмелела и даже стала изредка вставлять в разговор свои короткие «Ага», «угу», «не-а» и «а-апчхи». На вопрос, когда я успел вернуться, ответила верно и даже скрыла своё удивление, когда Араб добродушно начал подкалывать её насчёт «Масквабада». Закономерно всплывшую после этого тему родителей Лиза резко свернула, как я её учил, Араб чему-то понимающе усмехнулся и послушно переключился на рассуждения о том, что в нынешних сериалах жизни и приключений меньше, чем в моей семье – впрочем, тут я бы с ним не согласился.
Ещё часа через полтора, душевно болтая, Араб с Лизой распили банку тёмного пива. Лиза держалась молодцом, не плевалась, лицо не кривила, только ужасно боялась, что Араб сядет слишком близко и увидит, что никакой Лиза не я и тем более не мальчик. Но обошлось – к Арабу пришёл очередной клиент, и, тяжело вздохнув, что опять пора деньги зарабатывать, Араб оставил Лизу в покое.
Дождавшись, пока он осчастливит очередного любителя экзотики пафосным черепом где-то на спине, снабдит инструкцией, списком, чего делать нельзя, копией договора и выпроводит прочь, ехидно предупредив, что татуировка в этом месте очень болезненна, – Лиза набралась смелости и завела разговор о надписи.
Вот тут-то и начались сюрпризы. Да, надпись и впрямь была написана арабицей, но… Это был не арабский. На расспросы Араба, где же я нашёл эту надпись, Лиза смутилась и буркнула, что в книжке видел, какой – не помнит. На иллюстрации. Захотелось узнать, что означает, потому и срисовал. Араб даже не потрудился сделать вид, что верит, но вздохнул и объяснил, что помочь не сможет, разве что советом: нужно попробовать перевести надпись, хотя бы как персидскую, велика вероятность, что удастся, это два основных языка, в которых используется арабица. Но увы, сам Араб персидского языка не знал…
– Звучать это должно примерно… – Араб вгляделся в надпись, видя за непонятной вязью отдельные звуки, – как-то вроде «ташкор аз ту дусти шуруи» или, там, «ташукар аз ту дуста шурави», верной огласовки в персидском не знаю. Кстати, «шурави» – что-то знакомое. Может, такое слово действительно есть. Но это всё, что я могу тут тебе сказать. Правда, у меня были знакомые, я могу контакты поискать… если тебе это очень важно, – он почему-то выделил слово «тебе».
Лиза закивала, уверяя, что важнее некуда, потом спохватилась и поспешно добавила, что просто уж очень стало любопытно. Араб загадочно усмехнулся и пообещал сообщить, если найдёт своего знатока. Он выглядел заинтригованным всей этой историей – может, из-за непонятной надписи и урона своему «авторитету полиглота», а может, оттого что наверняка уже к этому моменту заметил, что со «мной» что-то не то. Впрочем, Лизе он так ничего о своих возможных подозрениях не сказал, загадочно улыбался и вдруг спохватился, что уже пора двигать в парк.
– Пойдём, пойдём, простуженный птиц, не покатаешься – так хоть посмотришь, позавидуешь. Похвастаюсь, что ты прилетел в родное гнёздышко.
Араб часто дразнил меня «перелётной птицей» за мои бесконечные переезды туда-сюда.
Компания роллеров была разновозрастная и разношёрстная, самому младшему, вроде, недавно исполнилось двенадцать лет, большинство смотрелось ровесниками Араба, а объединяло их всех только одно – ролики. В любых видах – тот же двенадцатилетний Ярик прикатили в роликовых кроссовках, так называемых «хилисах», у которых колёса прятались в подошве. Это не мешало ему выписывать на пятках финты не хуже Араба.
Я тут был исключением, и быть может, изначально так заинтересовал Араба именно своей резко пропавшей три года назад любовью к «колёсам». Друзья Араба на меня косились с сочувствием, как на хворого, исключением был один Саня-Шумахер. Ну да бывший одноклассник просто был моим другом детства, а на роликах катался от случая к случаю, не чаще.
Традиционным местом «покатушек» был парк в пяти минутах ходьбы от мастерской Араба. Дорожки причудливо вились, сплетались, то поднимаясь на холм, то спускаясь к пруду, от ворот вела ровная прямая аллея, а в глубине парка хватало ступенек, перил, самодельных трамплинов и бордюров, чтобы «конькобежцам» всех направлений и увлечений было, где развернуться.
