Элизабет Лейрд - Тайны "Бесстрашного"
— Ты спрашиваешь, расстроен ли я? — Джон чуть не задохнулся. Схватив обе руки девочки, он крепко сжал их. — Кит, ты с ума сошла? Да я просто умираю! В смысле — оттого, что теряю тебя. Это меня просто убивает.
На лице Катрин засияла такая ослепительная улыбка, что у Джона перехватило дыхание.
— А я не знала. Даже не догадывалась, что ты тоже это испытываешь.
Выпустив руки девочки, он порывисто обнял ее. Такая маленькая, хрупкая — он боялся сжать слишком сильно, сделать ей больно. Внезапно он заметил, что наступил ей на ногу, и поспешно шарахнулся назад, но Катрин сама качнулась к нему, в его объятия. Поцелуй вышел неловким и неуклюжим, но Джон почувствовал, что весь так и пылает огнем. Он никогда и не думал, что способен испытывать что-то подобное.
— Ты ведь приедешь в Жалиньяк, найдешь меня, правда? — наконец спросила Катрин. — Когда война закончится?
— Она может растянуться еще на много лет. — Джону было трудно говорить — так колотилось у него сердце. — А ты вернешься к прежней жизни. Ты ведь наследница, Кит. Ты богата. А я никто — простой моряк. Тебе нельзя связываться с таким, как я.
Она так рассердилась, что Джон даже не ожидал.
— Никогда, никогда не смей этого говорить! Даже думать не смей! Я буду ждать тебя — как угодно долго. Ты же знаешь, что я буду ждать тебя. Ты единственный во всем мире, кому я по-настоящему доверяю.
Он нагнулся, чтобы снова поцеловать Кит, но тут Руфус, щипавший траву рядом с ними, вдруг довольно чувствительно толкнул его носом в спину. Вернувшись из своего зачарованного мира в мир реальный, в котором шла война, Джон и Кит осторожно вышли из-под деревьев и огляделись по сторонам. Было уже почти совсем темно. Только теперь они заметили, что звуки битвы окончательно стихли. Пушки умолкли. На холме впереди виднелись огни английского лагеря, на фоне пламени мелькали тени солдат. На холме сзади — светились огни французов. Похоже, войска Наполеона вернулись на прежние позиции.
— Наши отбили их! — радостно воскликнул Джон. — Теперь мы успеем погрузить их на корабли.
Кит поплотнее запахнулась в плащ.
— Джон, — проговорила она. — Пора.
— Я знаю. Тебе надо идти.
Они припали друг к другу в прощальном, отчаянном объятии, а потом Джон нагнулся и подставил руки, девочка легонько ступила на них и вспрыгнула на спину Руфуса.
— Не надо, — сказала она, глядя вниз на Джона.
— Что «не надо»?
— Не позволяй, чтобы тебя убили.
— Обещаю, — очень серьезно ответил он. — И ты обещай. Но только у меня такое чувство… не знаю даже… что теперь нам с тобой ничего не страшно.
Он бежал рядом с Руфусом, пока они не пересекли поле и не вернулись к дому, всё еще охваченному огнем. Языки пламени отбрасывали зловещий свет на склон холма. Во дворе виднелись тела убитых. С дальней стороны долины вдруг гулко ударила пушка. С позиций англичан доносились стоны и крики раненых.
Выехав в начало проселка что уводил от дома на другую сторону долины, девочка придержала коня. Привстав на цыпочки, Джон сжал ее руку.
— Я приеду в Жалиньяк, как только смогу, — пообещал он. — Как только закончится война. Клянусь.
— А я буду там, и буду ждать тебя, — отозвалась она.
И не успел Джон добавить ни слова больше, Кит, ударив пятками в бока Руфуса поскакала прочь, и Джон увидел только, как развевается у нее за спиной кавалерийский плащ.
Он знал: она не оглянется. Но всё равно побежал вслед, твердо решив не выпускать ее из виду, пока не удостоверится, что она в безопасности.
Через несколько мгновений он окончательно перестал различать очертания всадницы во мгле, но всё еще слышал цокот копыт Руфуса по твердой почве проселка. А потом в ночи раздался громкий голос.
— Arretez! Oui va la?
— Гражданка Франции! — звонко и властно отозвалась Кит. — Уведомите вашего полковника, что я желаю поговорить с ним!
Джон ждал еще довольно долго, пока не замерли последние отзвуки разговора, а потом повернулся и медленно побрел по дороге обратно, к позициям англичан.
Никто не окликнул его. Миновав часовых, Джон направился дальше к морю, обгоняя бесконечные обозы с ранеными, истекающими кровью людьми. Он почти не видел их. Сердце было полно одной лишь Кит. Впереди ждали берег, и лодка, и привычные обязанности на «Бесстрашном», что невозмутимо покачивался на якоре в бухте.
Часть VI
1809–1817 г.
Окончание
Глава 40
Письмо от капитана Сэмюэла Баннермана секретарю Адмиралтейства, Уайтхолл, Лондон:
21 июня 1809 г.
Сэр!
Будьте так любезны ознакомить лордов Адмиралтейства с известием о благополучном прибытии в Портсмут шестнадцати торговых судов под защитой корабля Его величества «Бесстрашного». Плавание с Ямайки прошло без каких-либо инцидентов.
Однако капитан Спеллен с корабля Его величества «Жар-птица» сообщал мне о том, что наблюдал на горизонте два французских линейных корабля и три фрегата. Но прежде, чем эти корабли оказались в видимости от нас, капитан Спеллен заметил, как они вступили в переговоры еще с одним из фрегатов, после чего отбыли в южном направлении.
Я считаю, что причиной столь счастливой перемены курса французского флота была ложная информация о месте назначения нашего конвоя, которую представили французам в Корунье. В противном случае, встретив нас и многократно превосходя нас числом пушек, французы захватили бы торговые суда и находящийся на них груз.
Хотелось бы обратить внимание лордов Адмиралтейства на отвагу, проявленную Китом Смитом (юнга, нынче не служит на «Бесстрашном») и мистером Джоном Барром, гардемарином.
Остаюсь, сэр, покорным вашем слугой
Сэмюел Баннерман.Письмо от Катрин де Жалиньяк Джону Барру:
2 июля 1810 года
Милый мой Джон!
Мы уже так давно расстались, а я до сих пор ничего не слышала о тебе. Но боюсь узнавать, что произошло. Страшусь чего-нибудь ужасного — что ты ранен или пропал навсегда; но даже тогда верю в глубине сердца, что ты жив и в один прекрасный день мы все-таки будем вместе.
Если ты не получал мои предыдущие письма, то и не знаешь, что я благополучно вернулась домой из Испании, хотя путешествие изобиловало всевозможными опасностями. Это было самое большое приключение, выпавшее на мою долю за всю жизнь! Теперь, в безопасности родного дома, мне с трудом верится, что всё это произошло именно со мной. Никто из соседей, знающих меня лишь как благопристойную юную особу из хорошей семьи, ни за что не поверил бы, узнай он правду.
До нас тут не доходит почти никаких известий. Я пару раз виделась с кузеном мистера Эр., но он знает о вас не больше моего. Он умолял меня не ездить к нему, потому что сам старается вести самую тихую жизнь, не высовывается и больше всего боится, что я втяну его в какие-нибудь неприятности. Я отдам это письмо Джему, который снова сумел до нас добраться, и буду надеяться, что оно как-нибудь найдет дорогу к тебе — потому что прошлые письма до тебя так и не дошли.
Ты рад будешь узнать, что у нас тут всё хорошо. М. Ф. сотворил настоящее чудо. Трудился день и ночь не покладая рук. Даже в Париж ездил (опасное путешествие по нынешним временам, когда на дорогах повсюду орудуют шайки разбойников) и получил аудиенцию у Ее величества. Что бы ты ни думал о Жозефине, нельзя отрицать, что по отношению ко мне она проявила себя как настоящий друг, щедрый и великодушный. Дом и всё остальное, что не успел расхитить мой дядя, теперь записаны на мое имя. Деньги мне не важны, если не считать того, что с ними я могу облегчить жизнь Б. и Ж. Б., а также прочих старых арендаторов моего отца, которым пришлось столько всего вынести за минувшие несколько лет.
О, Джон, видел бы ты нас сейчас! Мы завели новую коляску (в старой так воняло, что меня всякий раз тошнило!), а комнаты в доме хорошенько отмыли и привели в порядок. То заросшее бурьяном поле за домом снова превратилось в газон. Так красиво! И Б. взяла себе в помощь двух кухарок, а еще прислугу для дома, сада и конюшни. Что до Руфуса, так он у нас король конюшни, и я езжу на нем каждый день.
Бабушка, узнав о моем бегстве с бала, так на меня гневалась, что даже заболела со злости. Не скажу, что считаю себя виноватой в случившемся, но мне ее жаль, потому что теперь она очень слаба, в голове у нее всё перепуталось, и она со мной вполне добра. Я ее больше не боюсь. Она тихо живет в своем доме в Бордо, и я часто ее навещаю. А дядя испугался, что когда его происки выплывут на свет Божий, то он будет арестован — и потому бежал в Швейцарию как последний трус. Я слышала, он там зарабатывает на жизнь азартными играми — готова биться об заклад, мошенничает. Теперь у него уже никакой власти надо мной. Здесь, с моей дорогой Б., я в полной безопасности.
