Нэнси Фармер - Море Троллей
— О да. И не одного, а десятки и дюжины. По большей части они очень даже милы — ежели к ним попривыкнуть. На самом деле остерегаться надо полутроллей. Просто словами не передать, насколько они злобны. И коварны. А еще они — оборотни, и когда принимают человеческое обличье, то делаются так ослепительно прекрасны, что рядом с ними ты просто дуреешь.
— Это кто-то из полутроллей подослал к тебе Мару? — догадался Джек.
— Кое-кто из полутроллей ехал верхом на Маре. Послушай, мальчик мой, я пытался оградить тебя от некоторых вещей, пока ты не подрастешь. Но, боюсь, уже не успею. Последнее время я чувствую, как над морем сгущается тьма. Она меня ищет, понимаешь? Днем мне нетрудно от нее спрятаться. А ночью я теряю бдительность — и она об этом знает.
— Ты мог бы перебраться жить к вождю, господин. Уж он-то сумеет тебя защитить, — предложил Джек. Мальчик не на шутку встревожился. Это вам не сага и не потешная песенка. Это — настоящее.
Старик покачал головой.
— Ваш вождь — храбрый воин, но с троллями ему не справиться. Она охотится за мной, и ежели и впрямь обнаружила, где я, то ее слуги уже в пути. Я был слишком беспечен. Мне следовало помнить, что ни в одном из девяти миров я не буду в безопасности, пока она рыщет по свету. Возможно, мне в конце концов придется позволить ей меня сцапать. Всё лучше, чем допустить, чтобы она сровняла с землей вашу деревню.
— Но разве ты не можешь спастись бегством?
— Ётуны идут по следу, как гончие. Ее слуги первым делом нагрянут сюда. Если они не найдут меня, то перебьют всех остальных.
— Ётуны? — выдохнул Джек.
— Так тролли сами себя называют. Они умеют проникать в твои мысли и узнавать, о чём ты думаешь. Они знают, когда и где ты нанесешь удар — еще раньше, чем ты сам это поймешь. Не всякий воин способен победить тролля — но лишь тот, кто наделен особым даром.
— Однако не можем же мы сидеть сложа руки! — Джек почувствовал, что голос его предательски срывается на писк, а что делать?
— Не можем и не станем, — решительно заявил Бард. — Теперь я начеку. Застать меня врасплох ей больше не удастся. Мне следовало обучать тебя в течение всех этих недель, но мирная безмятежность здешнего края усыпила меня…
Бард умолк; Джек видел — старик смотрит на море. Поглядел в ту же сторону и Джек, но глазам его открывалось лишь безоблачное небо, да серо-зеленые, медленно катящиеся к берегу волны. Если там и сгущалась тьма, то мальчик ее не заметил.
— На следующие три дня можешь вернуться домой, — сказал Бард. — Я ухожу в лес. Да, еще одно: на твоем месте я не стал бы упоминать о случившемся в разговоре с родными. — Бард потянулся за черным посохом — Не стоит их пугать прежде времени. Ётуны чуют страх не хуже, чем лисы — курятник.
* * *— Половину времени я убиваю на то, что гоняюсь за наглыми мальчишками, — пожаловался отец, жадно хлебая сваренный матерью густой суп из моллюсков. Ракушек Джек загодя набрал на утесах близ Бардова дома. — Ежели надо за работу браться, так они просто сквозь пальцы ускользают, что твои угри.
— Это точно. Лентяи никчемные, — согласилась мать, помогая Люси управиться с чашкой.
На взгляд Джека, хозяйство ничуть не пострадало. Ограды крепкие; в полях поднялись овес и ячмень. В огороде пышно разрослись горчица, лаванда и кориандр, а на яблонях полным-полно зеленой завязи.
От такой красоты у Джека аж в горле стеснилось. Только сейчас он по достоинству оценил маленький сельский двор. И увидел отца в новом свете. Мальчик вдруг осознал, что все жалобы Джайлза Хромонога значат не больше, чем вороний гомон в ветвях. Уж такая у них, у ворон, привычка — если что идет не по-ихнему, так тот час же раскаркаются. Вот так и отец: ворчит, чтобы смягчить горечь жизненных неурядиц. Но важно другое: то, как отец, невзирая на свое злополучие, год за годом создавал эту красоту: как любовно строил дом, как заботливо копил добро, чтобы мать, Люси и он, Джек, ни в чём не знали нужды.
И всё это может исчезнуть в мгновение ока. Никто ведь и не догадывается об опасности, надвигающейся из-за моря.
— Джек плачет, — сообщила Люси.
— И вовсе нет! — возмутился Джек. И отвернулся, пытаясь скрыть навернувшиеся на глаза слезы. С тех пор, как Бард швырнул его об пол, мальчик чувствовал себя не в своей тарелке. Вечно у него глаза на мокром месте!
— Оставь его, родная, — мягко проговорила мать. — У него просто губа болит.
— Бард задал парню хорошую трепку, — предположил отец.
— Это я по нечаянности расшибся, — возразил Джек.
— Ну да, конечно. Давай, заливай — уж я-то добрую трепку ни с чем другим не спутаю…
Джек промолчал. Если отцу отрадно думать, что его, Джека, наказали — зачем лишать его подобного удовольствия? И это чувство тоже было новым. Прежде Джек принялся бы жарко спорить. Но сейчас мальчик словно впервые заметил морщины, проложенные болью, на отцовском лице, его согбенные плечи, его покрытые шрамами руки. А в следующий миг перед его внутренним взором промелькнул совсем иной образ: Джайлз Хромоног в детстве, еще до несчастного случая.
И вновь глаза Джека наполнились слезами. Эти новые, непривычные чувства озадачивали его и здорово тревожили.
Мать склонилась над светлокудрой Люсиной головкой.
— Доедай-ка лучше супчик, — шепнула она.
— Не хочу гущу. Там один песок, — закапризничала девочка.
— Если моллюсков вымыть, так весь вкус пропадет, — вздохнула мать, но доела остатки сама, а Люси вручила овсяную лепешку.
— Добрая порка мальчикам только на пользу, — промолвил Джайлз Хромоног. — А что, вот мой отец драл меня так, что небу жарко было, — в шесть заходов до воскресенья, как говорится, — а сами видите, каков я стал.
А потом, потому что на дворе и впрямь было воскресенье, отец принялся пересказывать жития святых. Читать он не умел, как, впрочем, и все прочие жители деревни, за исключением Барда. В глазах Джайлза Хромонога искусство письма было чем-то вроде магии. Когда Бард наносил значки на обрывки пергамента, отец неизменно осенял себя крестным знамением — на всякий случай, от сглаза.
Однако от монахов Святого острова он перенял десятки историй, заучив их наизусть. Сегодня пришел черед легенды о святом Лаврентии, что принял мученическую смерть в руках язычников.
— И начали тут его поджаривать на медленном огне, — рассказывал отец. Люси в ужасе охала. — А между пальцами нот засунули ему зубчики чеснока, да в придачу еще и связали, точно курицу. Когда же святой Лаврентий почуял, что умирает и вот-вот вознесется на Небеса, то промолвил: «Сдается мне, блюдо готово. Угощайтесь, коли хотите». И потрясенные язычники все как один рухнули на колени и взмолились о святом крещении.
А вот тролли людей и впрямь едят, думал про себя Джек. Они придут из-за моря и всем позапихивают между пальцами зубчики чеснока. Мальчик опустил голову и приказал себе думать о зеленых холмах и пушистых облаках. Нельзя бояться, ни в коем случае нельзя! Ётуны идут на страх, точно на запах-
Потом Люси захотелось послушать свою собственную сказку — сказку о том, как она жила во дворце.
— Не к добру всё это, — ворчала мать. — Она ж вовсе не видит разницы между правдой и вымыслом.
Однако Джайлз пропустил слова жены мимо ушей. Джек знал отца тянет на красивые выдумки ничуть не меньше Люси. Мальчик внезапно понял — и как он мог так измениться за какие-то несколько недель?! — что сказки были для отца своего рода утешением. Да, Джайлз Хромоног ворчлив, как старая ворона, но в мир собственных фантазий уносится, словно птица — в облака. И в этом волшебном мире ему уже не приходится ступать по грешной земле — а уж тем более ползать.
— В один прекрасный день, — рассказывал отец, — королева уронила на землю медовую лепешку.
— Моя вторая мама, — подсказала Люси.
Мать недовольно фыркнула. Она давным-давно отчаялась объяснить Люси, что двух пар родителей у детей не бывает и быть не может.
— Лепешка пустила в землю корни и проросла, — продолжал отец.
— И выросла высокая-превысокая, как дуб рядом с кузней, — подхватила Люси.
— И на каждой ее ветке зрели медовые лепешки. Невидимые слуги летали по воздуху и собирали их в корзины.
— Ага, невидимые слуги! Уж мне б такие не помешали! — съязвила мать.
— А у тебя была собачка с зеленым ошейником, украшенным серебряными колокольцами. Ты слышала их перезвон, когда собачка бегала по всему дому.
— По всему замку, — поправила Люси.
— Ну да, конечно. По всему замку. А еще собачка умела разговаривать. Она рассказывала тебе обо всём, что происходит в королевстве. Но увы, собачка была ужасно непослушная. Как-то раз она взяла да убежала из дворца, а кормилица бросилась за ней вдогонку.
— Со мной на руках, — уточнила Люси.
— Вот-вот. Кормилица заплутала в лесу, села на землю и принялась рыдать и рвать на себе волосы.
