Я. Кальницкий - Вокруг света в пятьдесят дней
В картотеке издательства «Правда» появилась новая карточка подписчика Антона Жукова, почт. отд. Солнцево, Пермской губ., с. Ярушино.
Каждый день отправлялся Антон за девять верст в Солнцево. Там, робко потоптавшись с полчаса у окошка и дождавшись очереди, он тихо спрашивал:
— Газетку нельзя, дяденька? От спасибо…
И бережно уносил под полой свою газету.
Дома, вдвоем с отцом, они прочитывали всю газету, от строки до строки. Отец больше всего любил первую страницу и последнюю. Карикатура, передовица, телеграммы о заграничных новостях, «суд»… Антошка, наоборот, любил третью страницу — отдел «На местах».
— Тятя, — кричал он — на остров Врангеля прибыл пароход. А вот про Карскую экспедицию пишут… Вышла, слава богу, в открытое море…
Но, конечно, основной целью подписки была авиалотерея. Все, что относилось к ней, заучивалось буквально наизусть.
Так провели в мечтах, меж газетой и сказками, долгую крестьянскую зиму. Когда же зазвенели миллионами серебряных колокольчиков мутные ручьи, и на жирной земле появились первые несмелые, свернутые еще, лепесточки, и деревья покрылись бледной, нежной зеленью — крестьяне наладили «ремонент» и дружно двинули в поле.
На время авиалотерея уступила место пахоте и бороньбе. Потом начали сеять. Дед Назар ходил по полю и давал советы приятелям:
— Как кладешь? Да как кладешь, спрашиваю? Рассевай, подсеивай, чтоб ветерком ее подхватило… Вот так. Понял?
Крестьяне не хотели обижать старика. Принимали его советы, как нечто новое и полезное.
— Пусть потешится старик. Сам не сеет теперя, пусть его командуваит.
Было это в яркий весенний день. Маленькое далекое серебряное облачко только подчеркивало бесконечную голубую чистоту воздуха. В придорожных тополях пели малиновки. Высоко, с песней, неслись, словно ныряя и плавая, жаворонки. Подсохшая земля вся сплошь была покрыта ярким изумрудным ковром. Густой щеткой зеленели озими, пробивались яровые.
Антошка упруго и легко шагал по дороге в село Солнцево за газетой. Ему казалось, что все поет вокруг, и песнь эта отзывается в его собственной груди.
Мечты о далеких странах, приключениях и путешествиях теперь, когда покончили с севом, снова овладели мыслями мальчика. Тянуло на простор, за горизонт; на моря, в воздух, к солнцу.
Антон знал, что розыгрыш авиалотереи начался еще на прошлой неделе. Поэтому и несли его так быстро молодые ноги.
Может быть, и таблица напечатана… Может быть, и выиграл. Как знать! И он все прибавлял шагу.
Обратно он уже не шел, а бежал. Кололо в боку, не хватало дыхания. Но ноги упорно несли его вперед. За пазухой Антошка нес драгоценный номер «Правды». Таблица была помещена на третьей странице.
Чем меньше оставалось итти до Ярушина, тем больше становилась уверенность Антона, что он несет за пазухой свое счастье.
У околицы встретился Кузя Толоконцев.
— Куда так летишь, авиятор? Может, авария стряслась?
Антон только отмахнулся и быстрей помчался к родному дому.
— Тятька, — ворвался он вихрем в избу. — Тятька, гляди, вот она, таблица! Вот, гляди! — И, разложив газету на столе, кинулся в чулан, где стоял его заветный красный сундучок. Дрожащими руками развернул он тряпицу, достал красивый, хрустящий розовый билет и бегом вернулся в комнату.
— Тятька! Тятька! Смотри здесь в таблицу, а я буду в билет смотреть! Погоди, погоди! Ты смотри в билет, а я сам буду в газету…
Антошка нервничал, спешил, дрожал, а отец посмеивался:
— Ну и горячка! Чего спешить? Не горит ведь, поди, твой билет?
Антон быстро пробежал глазами и пальцами по таблице. Лицо его побледнело.
— Что, нету? — спросил отец.
— В газете нету, — замялся Антошка, — а у билете не знаю…
— Эх, шляпа ты, шляпа! Гляди! Вот он номер, а тут, може, он тоже есть. Как есть, значит, и выиграл. Понял?
Просмотрели еще раз таблицу. Еще… Переглянулись. Снова внимательно осмотрели билет, номер, проверили на свет…
Стояли оба — отец и сын — растерянные, недоумевающие…
— Ужель и вправду? Антошка… И взаправду выиграл.
Антон не мог прочесть номер билета. Буквы и знаки прыгали у него перед глазами.
— Може, ошибка? — бормотал он, а в груди, точно молотками, билось что-то и вопило:
— Летим! Летим! Летим!
Затея сына теперь перестала казаться отцу такой безобидной. Билет ему не мешал. Он и сам не прочь был бы полетать по дальним краям,
Но… отпустить четырнадцатилетнего сына в опасное кругосветное путешествие… это в его планы не входило.
Уговоры, просьбы, конечно, не помогли. Антошка упорно стоял на своем.
— Поеду, и все…
Вечером соседи собрались в тесной избе Жуковых. Охали да ахали. Многие все еще не верили, что и впрямь их Ярушину такой почет и счастье выпали. В самой, можно сказать, Москве билет для них вытянули…
Дед Назар хитро улыбался и успокаивал отца:
— Эх, голубок… Вот мне помирать пора, а много я на своем веку хорошего видел? Говори, коли знаешь. Солдат должен все знать!
— Что и говорить! Верно, что в темноте живет наш брат, — уныло тянул отец, — но, и то сказать, перья на ем еще не обросли, а уже туды же, летать…
В избушке церковного старосты в тот вечер было большое собрание. Лавочник Аристарх Сидорыч, дьякон о. Никанор, псаломщик, староста и старостиха, отставной стражник Адрианов всячески обсуждали событие. На столе стояла четверть водки, лежали в рассоле добрые огурцы, сиротливо жались к селедке крутые яйца.
В четвертый раз псаломщик выходил на улицу.
— Ну, что, летит? Летит? — сыпались вопросы, едва он возвращался. — Ужели на такую отчаянность решится?..
— Кто его знает? Не разберешь… Гуторят, гуторят, а толком не поймешь…
Часов около двенадцати сам стражник Адрианов пошел в разведку.
— Летит! — сказал он, возвратившись, и залпом выпил стакан водки.
Дьякон важно перекрестился:
— Упокой, господи, душу отрока сего!
Утром односельчане провожали Антона в «губернию».
От имени общества Кузя Толоконцев сказал прочувствованную речь. Она отняла у оратора и слушателей три минуты. Кузя больше топтался и заикался, чем говорил:
— Лети, браток, — сказал он, — и не забывай камуницку партию, котора возносит тебя, как ангела, под облака… и не забывай нас, а на дорогу, пока до губерни добьешься, вот возьми — обчество миром жалует…
Кузя протянул Антону клетку, в которой были поросята, гуси и куры.
Рыжий мерин сельсовета с места пошел рысью и скоро скрыл путешественника за поворотом дороги. Долго еще стояли крестьяне, глядели, как садилась пыль, только-что поднятая скрывшейся сельсоветской повозкой.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
ПУТЕШЕСТВИЕ НАЧИНАЕТСЯ
Приехав на станцию. Антошка соскочил с телеги, отряхнулся и смелыми шагами направился к кассе. Окошко кассы было открыто. Около него нетерпеливо жались в очереди человек шесть пассажиров. Когда они, купив билеты, отошли, Антошка подал кассиру свой счастливый лотерейный билет с развернутой на нем картой всего земного шара и, подавая с видом независимого, вполне самостоятельного человека, сказал:
— Пожалуйста, до Москвы.
— Какого класса?
— Этого… как его… самого дешевого, — замявшись на мгновение, скороговоркой вывернулся Антошка.
— Двенадцать сорок.
— Что двенадцать сорок?
— Рублей, копеек! Не понимаешь?
— Я по выигрышу. Без денег!
— Как это без денег? — с подозрительностью скосил глаза кассир из-под старых, в железных ободках, очков. — За счет царя небесного, или шаха персидского, может быть?..
— Зачем? — удивился неожиданному наскоку Антошка и храбро принялся разъяснять, указывая пальцем на левую сторону билета. — Очень просто. Вот смотрите, тут же написано: «Выигравший путешествие, кроме того, получает железнодорожный билет от места своего жительства до Москвы и обратно»…
Кассир раздраженно дернул билет, поднес его к самому носу, торопливо прочел мелкие строки и шлепнул бумажку обратно на подоконник окошечка:
— А я откуда знаю, что именно ты выиграл?
— Ну как же… — раскрыл Антошка глаза от неосведомленности кассира. — В газетах же пропечатано было: серия 093, № 06224. И вот тут как-раз, точка в точку, и серия и номер, — все совпало.
— Что же, моя голова завозня, или амбар, чтобы в ней газетные известия складывались? Мало ли всякой всячины печатают! Так мне это в мозгах держать, по-твоему? Ничего не знаю, не помню и знать не могу. Давай деньги или проходи — не задерживай очереди. Следующий!
Антошка на минуту опешил, потом подумал, растерянно почесал затылок, несколько раз оглянулся во все стороны, как бы ища помощи и поддержки, наконец, махнул рукой и вышел к отцу на улицу.
— Тут у них порядки, знаешь, каки… совсем слабые! Не дает кассир билета. Выкладай, грит, двенадцать рубликов сорок копеечек. Придется, видно, клетку нашу расторговать…
