Станислав Жидков - Дольчино
— Снова ведьма охотится?
— Кому ж ещё.
— Клянусь душой, с меня хватит. Больше здесь не останусь, — тихо прошептал генуэзец.
* * *В конце января постоянные налёты патаренов заставили крестоносцев отступить от Лысой Стены. Несмотря на требования епископа и присланную помощь, Колоббьяно был вынужден отказаться от прямой осады. Сильно растянутые укрепления, занесённые снегом, не давали возможности отражать внезапные ночные атаки. Союзникам пришлось перенести лагерь в Пьоде.
Это позволило Дольчино посылать небольшие отряды за провизией. Но ближайшие деревни были почти все уничтожены, а в уцелевших находились сильные гарнизоны.
Лишь ценой многих жертв удавалось добывать продовольствие.
Как-то буранным февральским утром на обрывистом склоне соседнего хребта дозорные апостоликов заметили чёрные точки. Они медленно приближались со стороны Альп ди Мера, считавшихся зимой непроходимыми. Через некоторое время можно уже было различить вереницу людей с санями, с трудом прокладывавших дорогу по глубокому снегу.
Весть быстро облетела землянки и пещеры. Не обращая внимания на пронизывающий ветер, мужчины, женщины, дети поспешили наружу. Все в изумлении следили за движением неизвестных.
— Идут прямо сюда! — шептала Маргарита. — Неужели наши?
Внезапно стоявшие вокруг радостно зашумели:
— Смотрите, машут!
— Флаг?!
— Голубой флаг!
Падая и проваливаясь по пояс в снег, все с криками бросились навстречу.
Снежный поход
— Прошли! С таким грузом! — Дольчино с благодарностью посмотрел в усталое, обмороженное лицо Федерико ди Новара.
— Пять дней тащили. Девятнадцать человек в пути замёрзло, — входя в землянку, сказал тот. — Но это ничто по сравнению с вами. Продержаться шесть месяцев на голой скале!
Старейшина окинул взглядом убогое жилище, неубранные трупы, измождённых людей, лежащих на нарах.
— С детьми… даже трудно поверить! — Голос его дрогнул.
— Откуда ты шёл? — спросил Дольчино.
— Из Южной Франции. Все хотят вам помочь. По сёлам и городам братья собирают деньги, нищие отдают последнее. Лионская община внесла две тысячи дукатов. Сотни людей просились ко мне в отряд. Я мог взять лишь немногих.
— Как же вы добрались?
— Под видом крестоносцев прошли до Бьелла. В Триверо обменяли лошадей и золото на провизию и двинулись прямо через горы.
— Неужели зимой можно попасть сюда из Триверо?
— Пастухи указали путь. Налегке дошли бы дня за три.
Дольчино задумчиво поднял голову.
— Всего три дня, и мы в тылу папской армии!
— И в местах, где есть продукты, — подхватил Федерико. — Среди крестьян там много наших. Они помогут ворваться в город.
— Триверо не годится для лагеря, — заметил появившийся в дверях Лонгино Каттанео. — В случае осады оттуда не вырваться.
— Добыв продовольствие, можно укрепиться на ближайших горах, — возразил Паоло.
— Но с кем идти? Половина людей не способны держаться на ногах. Бросить больных нельзя, — возразил Дольчино.
— Ждать здесь бессмысленно, — тихо произнесла Маргарита. — Крестоносцы опустошили всю долину.
— Что же ты предлагаешь?
— Веди тех, кто может ходить. Я останусь. Когда возьмёте Триверо, поможете и нам.
— Марго права! Иного выхода нет! — поддержал её Милано Сола.
В тот же день братья стали готовиться к походу. Впервые за много месяцев в общинных котлах варилась настоящая полента. В рассохшихся без долгого употребления квашнях было замешено тесто. Каждый получил по испечённой в золе большой ячменной лепёшке, и куску овечьего сыра.
Вечером, едва стихла пурга, было решено выступать. Отряд Федерико ди Новара двинулся в путь, прокладывая дорогу. За ним длинной колонной потянулись другие. В лагере для охраны больных и раненых остались лишь женщины.
Стоя на краю скалы, Маргарита, Анжела и Марина молча глядели вслед уходящим. На фоне снегов, несмотря на сумерки, ещё виднелась исчезавшая за далёким хребтом живая лента людей.
— Одни остались! — чуть слышно произнесла Марина.
— Зачем пустила Энрико? — спросила Маргарита. — Мальчик недавно оправился от болезни.
— Увязался за дедом. Разве удержишь?! Я, говорит, не женщина.
— Лишь бы не было ветра, — Анжела подула на пальцы, — тогда доберутся. Вот только как они возьмут Триверо?
Маргарита обняла девушку за плечи.
— Федерико рассказывал, там много наших.
— Тебе случалось бывать в тех местах?
— Перед осадой мы с Паоло прятали в долине Сессера раненых. Но ездили больше по деревушкам.
— В тот раз ты ещё меня утешала. Теперь будем ждать не одного Паоло.
— Любишь? — Маргарита взглянула на Анжелу.
Та молча отвернулась.
— А мне придётся думать сразу о троих, — вздохнула Марина. — И сын ушёл, и муж, и отец. — Маргарита подняла лежавший у ног арбалет. — У нас на руках сотни больных. Надо позаботиться о защите лагеря.
Марина печально смотрела на удаляющихся людей.
— Неизвестно, сколько придётся ждать. Провизия на исходе. Как только узнают, что мы одни, епископ пошлёт сюда солдат.
— Я сама подумываю об этом. Погода хорошая. До рассвета можно наведаться в Моллиа.
— Какой там гарнизон?
— Всего полтораста латников. Если снимем часовых без шума, остальные не проснутся.
— Не перехватят ли на обратном пути?
— После такой пурги занесены все дороги.
— Тогда не теряй времени. Отбери сестёр. Мы с Анжелой приготовим сани.
— Завтра день святого Джерардо, — улыбнулась Маргарита. — Будет чем помянуть Сегарелли.
Скоро с Лысой Стены спустился маленький отряд и в сгустившейся тьме направился в сторону, противоположную той, куда ушли братья.
На третий день пути по обрывистым ледяным кручам войско повстанцев подошло к горе Цебелло, в графстве Булгаро. Отправив часть людей на вершину для разбивки лагеря, Дольчино повёл остальных к раскинувшемуся у подножия горы Триверо. Слух о появлении апостоликов уже разнёсся по городу. Церковные колокола забили в набат, призывая всех к оружию.
Но большинство жителей отказались защищать стены. Капитану наёмной стражи вместе с солдатами пришлось бежать из города. В распахнутые кем-то ворота уже вступали оборванные бородатые воины. Не задерживаясь на окраинах, они устремились к главной площади, где находились высокие каменные дома триверской знати. После короткой стычки нападающие захватили палаццо подесты и сбросили с колокольни поднявших тревогу звонарей.
Между тем набат был услышан в соседних селениях. Отовсюду к Триверо поспешили отряды местных феодалов.
Понимая, что его бойцы почти не способны сражаться, Дольчино приказал забрать побольше продуктов и отходить к горе Цебелло. Заодно братья прихватили подесту, священников и наиболее знатных горожан. Преследовать патаренов солдаты не решились.
На вершине горы под открытым небом спали у костров воины. Охапки хвои и веток, положенные прямо на снег, служили им вместо постели. Трое суток, проведённые почти без отдыха, окончательно измотали людей. Усталость свалила всех. Ни холод, ни жёсткий настил не могли уже помешать крепкому сну.
Дольчино ещё держался на ногах. Как тень бродил он меж огней, всматриваясь в ночь. Время от времени одинокий страж подбрасывал в костры поленья и поправлял на спавших овчины. Рядом бегал неутомимый Кардинал.
Пёс часто нюхал ветер и, подняв торчком острые уши, чутко прислушивался. Приближаясь к большому каштану, где лежали связанные пленники, волкодав угрожающе рычал. Дольчино гладил четвероногого помощника и медленно шёл дальше, борясь со сном.
В голове стучало, мысли путались. Веки сами собой слипались и, каждый раз стоило невероятных усилий вновь разомкнуть их. Перед глазами то и дело возникали высокие заснеженные скалы и пропасти, среди которых пролегла дорога.
Многие, очень многие остались на том страшном пути. Измождённые, обессилевшие бойцы нередко срывались и падали с отвесных круч, и никто не мог помочь им. Перекрестившись, все молча проходили мимо опасного места, чтоб упрямо двигаться вперёд.
И они дошли! Дошли, несмотря на завалы, несмотря на неприступные подъёмы и скользкие обледенелые спуски, по которым приходилось скатываться, обдирая кожу, рискуя каждый миг сломать шею. Даже метель, разыгравшаяся на второй день похода, не остановила их. Совершив трудный переход, братья нашли в себе силы взять Триверо.
Вождь апостолов остановился перед молодым воином из отряда Федерико ди Новара. Обращённое к огню лицо юноши казалось преждевременно состарившимся. На худых щеках у губ под едва пробившимся пушком обозначились глубокие морщины. Они говорили о многом.
