Владислав Крапивин - Я больше не буду, или Пистолет капитана Сундуккера
Может, и хорошо? Пронесет – и ладно. Еще несколько минут – и твердый надежный берег. Он всего-то в полусотне метров от Горбунца. А там – улица Дорожная, теплый автобус, десять минут – и дома.
А Шкурик… Но Генчик разве виноват? Он сделал все, что мог…
Все?
Здесь, у плоского островка, волны были меньше, днище чиркнуло по отмели. И Генчик… он отцепился от шеста и сиганул через борт.
Всего-то до колен! Генчик бросился к носу, чтобы ухватить швартовый конец. Но лишенная тяжести лодка приподнялась, волна толкнула ее, ветер надавил… Чертова посудина пошла, пошла – легко и ровно! Генчик хотел догнать, ухватить ее за борт, а нога зацепилась за подводную корягу. Генчик плашмя плюхнулся в воду. Небольшая волна насмешливо прокатилась над ним.
Генчик вскочил. Теперь он был мокрый с ног до головы, на ветру. Лодка быстро откатывалась, качалась среди гребней. Генчик метнулся за ней, но попал на глубину и в страхе выбрался обратно. И заплакал – от досады, холода и безнадежности.
Всхлипывая, он выбрался на островок. Подрожал, повсхлипывал еще и глянул на недалекий берег. Может, кто увидит мальчишку на острове и выручит?
Берег с его кривыми заборами, пустырями и огородами был пуст. Но… от Горбунца к «большой земле» тянулась цепь камней, бетонных блоков и балок, заливаемых волнами.
Генчик мигом вспомнил, что когда-то Горбунец соединялся с берегом дамбой. Потому что на острове стояла будка с насосом для авторемонтных мастерских.
По остаткам дамбы, наверно, можно добраться до берега!
По крайней мере, это была надежда. А надежда всегда придает силы.
На островке сохранился фундамент насосной станции. Высотой в полметра. Генчик, прячась за фундаментом от ветра, выжал рубашку и майку. Крепко-накрепко. Подержал их на ветру, чтобы стали посуше. Конечно, полностью одежда не высохла, но все же теперь не липла к телу. И вообще Генчику было уже не так холодно – видимо, притерпелся.
Он стал искать Шкурика.
Долго искать не пришлось. Шкурик был неподалеку, сидел среди кирпичных обломков, вцепившись передними лапками в колышек, к которому его привязали. Совсем как Генчик, недавно цеплявшийся за мачту. И мелко-мелко дрожал.
Без малейшего отвращения и страха Генчик взял звереныша в ладони. Горячо задышал на него, чтобы согреть. Шкурик благодарно пискнул, ткнулся носом в ладонь, ухватился за палец, съежился.
– Подожди… – Генчик сел, положил Шкурика на колени, сдернул рубашку. Завернул крысенка. Подышал еще сквозь влажную ткань. Встал. С обоих колен текли жидкие кровяные струйки. Генчик и не заметил, когда ободрал. «Козимоду бы сюда, вмиг бы вылечила», – подумал Генчик с грустной усмешкой.
И с притихшим тряпичным свертком в ладонях (синим в белый горошек) вошел он в воду. По пояс. И шагов через десять добрался до первого камня. Вернее, до кирпичной глыбы. Отсюда тянулись остатки каменной стены – у самой поверхности. Генчик снял сандалии и сунул под резинку на шортах – босиком по скользким камням пробираться легче. И пошел.
Он одной рукой прижимал к груди запеленатого Шкурика, другой махал, будто канатоходец.
Здесь, в проливе между Горбунцом и берегом, ветер «заходил», дул теперь не в спину, а сбоку. Волны перекатывались через камни слева направо, гребешки били Генчика по ногам, хотели столкнуть. Но он все же пробирался к спасительной земле – где по щиколотку, где по колено, а где и по пояс.
Он опять начал гордиться собой, потому что все делал как надо. И сквозь дрожь – снова:
Тра-та-та и тра-та-та,
Вот какая красота!
Для ковбойши, для ковбоя,
Для кобылы без хвоста…
И судьба отомстила Генчику за эту гордость. На середине пути камни кончились. Он попытался нащупать их ногами, ухнул по горло и отчаянно выбрался назад, на скрытый под водою бетонный блок.
Над поверхностью торчала из блока ржавая балка. Шириной с Генчика. Этакий могучий рельс – кривой, с выступами по краям.
Генчик укрылся за этой балкой от ветра, прижался с бугристому железу спиной. Глубины было то по колено, то по пояс – зависело от наката волн. Порой волна ударяла так, что гребень взлетал по балке, как по желобу, и брызги сыпались Генчику на голову.
Над головой летели серые и глинисто-желтые клочья облаков. Генчик, содрогаясь от озноба, смотрел то на облака, то влево – на берег. Там к песку прибилась сбежавшая от него лодка. Шкоты порвались, парус опять полоскался – как развешенная для просушки скатерть.
Совсем недалеко. Если бы не такие волны, Генчик бы доплыл. Ему даже захотелось в воду – в ней теплее, чем на ветру. Может, попробовать? Но плыть он мог, лишь махая двумя руками. А куда денешь Шкурика?
«Посажу на голову! Вцепится в волосы, удержится… А если нет? Но я же не виноват! Здесь мы оба пропадем…»
Они не пропали. Когда Генчик, дрожа, начал разворачивать рубашку, в пролив между берегом и Горбунцом влетела знакомая моторка.
И никаких лишних слов и вопросов! Только по делу!
– Я не подойду, расшибет о камни! Поймаешь веревку?
– Давай!
Бил озноб, но Генчик сумел прижать локтем брошенный конец, потом привычно, одной рукой, опоясал себя беседочной петлей. Пригодилась наука…
– Тащи! – И Шкурика покрепче прижал к груди.
Потом – желтая вода над головой, плеск в ушах, гулкий металлический борт, крепкие руки спасателя Кубрикова. Пыльный брезент, окутавший тело – такой спасительно сухой. Что-то горячее из термоса. Тепло по жилам.
– Кха… Ой… Петь! Ты как меня нашел? Случайно?
– Не случайно. Пацан прибежал, закричал, что тебя на остров сдуру понесло…
– Не сдуру. За Шкуриком… Петь, дай что-нибудь сухое, Шкурика завернуть.
Петя сунул ему кусок ветоши.
– Петь, а кто прибежал? Бычок?
– Не знаю, бычок или корова. В очках…
– Кто же это?
Но тут сладко навалилась дрема. Двигатель стучал так ровно, качало так уютно…
3Оказалось, что спаситель Генчика – не Бычок. И не кто-то из компании Буси и Круглого (на фиг им Генчик нужен!). Когда Петя внес завернутого Генчика в дежурку, тот увидел… Федю Акулова!
Генчик задрыгал ногами.
– Карасик! Ты тут… чего?
Тот смотрел прямо (за очками глаза большие и честные):
– Я шел за тобой следом. Думал, они на тебя набросятся, а я заступлюсь. И тогда мы с тобой помиримся…
– Мы же… вовсе и не ссорились. – Генчику вдруг опять захотелось плакать. От непонятной жалости: то ли к Карасику, то ли к себе, то ли к притихшему у груди Шкурику.
– Ну… все равно. Я шел за тобой и… Ну, в общем, следил. Спрятался у забора и все слышал. Хотел за тобой в лодку, но… не успел. И побежал сюда…
Они помолчали.
Генчик тихо попросил:
– Ты все равно приходи…
– Не знаю. Может, потом… – И Карасик боком выскользнул из дежурки. Странный такой Карасик. Спас Генчика, а все равно будто виноватый…
Петя возился с жарким электрическим обогревателем. Шкурика распеленали. Он теперь сидел у рефлектора и умывался черными лапками. Ожил…
Петя принес просторную клетку.
– Раньше тут жили два попугая. Этому зверю в самый раз…
Потом он велел Генчику раздеться, уложил вниз пузом на лавку и начал тереть рукавицей из шинельного сукна. Генчик терпел, терпел и заверещал.
– Орешь, значит, будешь жить, – с удовольствием сказал Петя.
– Ой, хватит! Всю кожу содрал!
– Так тебе и надо! Чтобы дурью не маялся! Понесло его через озеро в дырявой лодке! Спасатель нашелся!
– Ну и спасатель! Да! Я… живое существо спас!.. Ай!… Ты старший спасатель, а я младший!.. Ну, хватит меня обдирать!
– Спасатели – и старшие, и младшие – должны головой думать, а… не вот этим местом! Чтобы их самих спасать не пришлось! Мореплаватель в разбитом корыте…
– Ай!.. Я больше не буду!.. Хватит! А то Ленке скажу, чтобы не выходила за тебя!
– Я вот тебе скажу… – Петя поставил Генчика на ноги, закутал в мохнатую фуфайку и опять дал глотнуть горячего с сахаром. Просто кипяток!
– Ты меня уморишь, – отдышавшись, сказал Генчик. – Хватит меня мучить, я домой хочу…
– Сиди, пока шмотки не высохли… И расскажи про все подробно.
Генчик рассказал. И признался даже, как раньше боялся Шкурика и как его чуть не прострелил.
Петя слушал задумчиво. Потом пообещал:
– Я про этот случай рассказ напишу. Будет называться «Младший спасатель Бубенцов».
– Правда? Значит, я попаду в книжные герои! Ура…
– Ну, до книжки мне далеко. А в газете, может, напечатают.
– Хорошо иметь родственника-писателя…
– Ты мне подразнись! Опять варежку возьму.
– Я больше не буду!
Когда одежда высохла, Петя отвез Генчика на моторке к Тележному спуску. И проводил до дома.
Они внесли клетку со Шкуриком в сарай. Шкурик подозрительно принюхивался. Генчик принес ему горсть пшена и молоко в блюдце. Чем кормить детенышей болотных крыс-мутантов, он не знал. Шкурик попробовал и пшена, и молока. И стал умываться. Ну совсем как человечек.
