Евгений Титаренко - Четверо с базарной площади
Сразу пригодилась веревка. Они крепко обвязали одним ее концом правую ногу Толячего, и он стал медленно выползать через пролом на крышу. Толячий прижимался к железу всем телом и скользил неслышно. Ему и усилий-то почти не надо было делать: если бы не веревка, на которой удерживали его, он через минуту уже спикировал бы в сад к Толстому.
Быстро темнело, но отсюда, с третьего этажа, фигура Толячего просматривалась хорошо.
Он приподнял левую руку.
Это был условный сигнал — Толячий достиг ржавого водостока, через щели которого легко просматривались калитка и двор садовладельца. Друзья остановили движение веревки и закрепили ее вокруг кирпичной кладки.
Ненадолго приподнятая правая рука будет означать появление во дворе человека. Приподняты обе руки — «Тащите назад!».
Фат, Генка и Слива наблюдали за Толячим, не отрывая глаз.
А время шло, и темнота становилась гуще.
Слива по нескольку раз в минуту глядел на часы.
Без двадцати пяти минут восемь… Без двадцати… Без пятнадцати… Чтобы разглядеть стрелки часов, пришлось отойти к противоположной стене чердачного этажа.
Фат и Генка — оба высунулись по грудь из пролома, чтобы не прозевать сигналов.
Толячий, откинув правую руку назад, быстро поднял и опустил ее.
Генка машинально загнул указательный палец.
«Есть!..» — выдохнул Фат. Труды их начинали оправдывать себя.
Толячий снова приподнял и опустил руку. Генка загнул большой палец. Ни скрипа калитки, ни шагов они не слышали. События во дворе свершались в абсолютном безмолвии.
Еще взмах правой руки.
Потом сразу — еще…
И вдруг Толячий, отведя обе руки назад, замер.
Генка и Фат на всякий случай отвязали веревку.
Толячий не двигался, будто окаменевший над желобом водостока.
Генка постучал ребром ладони по натянутой веревке. Толячий не шелохнулся.
Потом он резко взмахнул обеими руками.
Генка, Фат и Слива потащили его к себе.
Генка впервые пожалел, что монастыри и монахи отошли в прошлое, что давно уже никто не верит в бога: самое бы время помолиться, чтоб крыша не затрещала…
Но все обошлось без вмешательства сверхъестественных сил. С крыши всего раза два послышался едва уловимый шорох.
Толячий плюхнулся на кирпичный пол и прежде всего схватился за узел.
— Нога отмерла!
Друзья помогли ему избавиться от жгута.
— Пятеро уже! — задыхаясь, начал шепотом докладывать Толячий. — Открыли трубу в подвал! Я ждал — один начал спускаться!
— Кто?! — быстро спросил Фат.
Генка и Слива напряженно прислушивались около люка.
— Не знаю! Темно! — Толячий облизал губы. — Толстого разглядел! А четверых — не знаю!
Генка подбежал к ним и потащил к люку.
— Вниз!
Они на цыпочках спустились по шаткой железной лесенке на второй этаж, чуточку быстрее — на первый и залегли вокруг пролома в котельную.
«Надо было Толячему остаться у желоба!» — подумал Генка. И сам спохватился: откуда бы они узнали тогда, что надо следить за подвалом?
— Я слезу. Может, они только возьмут что-нибудь? — шепнул Фат.
Генка больно сдавил ему предплечье, и в совершеннейшей тишине стало различимо шебуршанье в котельной.
Они инстинктивно отодвинулись от пролома.
Шебуршанье стало явственней.
Впереди Генка, за ним Толячий, Слива и Фат взбежали на второй этаж.
Высунулись во двор, наблюдая за подвальным окошком.
Тихо звякнуло в помещении котельной железо. Потом какой-то невнятный шум…
Фат затаился над лестницей первого этажа.
Минута прошла в молчании.
— Лезут сюда! — шепнул Фат, отскакивая от двери. Шепнул одними губами, но показалось, что он крикнул это.
Слива метнулся к лесенке на третий этаж. Генка поймал его за рукав, показал в темноте на пробитые стены.
— Если что, можно выпрыгнуть! — шепнул он.
На худой конец, отсюда действительно можно было выпрыгнуть. В крайнем случае — сломаешь ноги…
Друзья упали возле широкого пролома, за кучами битого кирпича и остатками внутренних переборок, что были похожи теперь на фантастические развалины древней крепости.
Генка, а по его примеру и остальные переместились чуть вправо за своими укрытиями, чтобы в призрачном, едва уловимом свете звезд, который сочился через пролом, видеть хотя бы дверь.
Неторопливые, осторожные шаги по каменной лестнице. Шли двое…
Их силуэты задержались в дверном проеме.
— Что за игрушки… — пробормотал первый.
— Откуда я знаю… — негромко ответил второй и длинно выругался. — Спички есть?
— Зажигать нельзя.
— Ну, подождем… — ответил второй и снова выругался.
Мелькнул за их спинами еще один силуэт.
— Где-то здесь, вправо…
Генка и Фат узнали голос щербатого.
Спотыкаясь и шаря в темноте руками, трое двинулись в глубь развалин.
Скрипнула железная лестница.
— Здесь! Черт ее…
Слышно было, как, пыхтя и ругаясь, все трое один за другим влезли наверх, на третий этаж.
Опять стало тихо.
— Эй! — негромко окликнул от двери четвертый.
Ему не ответили.
— Что вы, оглохли? — Голос Банника.
Снова никто не отозвался.
— Идиоты… — Банник тоже начал шарить по стенам. И в тишине, что наполняла монастырь, громко прозвучал удар о лестницу.
Банник высказал десятка два ругательств в адрес дружков.
А сверху послышался веселый смех.
Под тяжестью Банника опять заскрипела железная лестница.
Послышалось негромкое препирательство наверху, потом все затихло.
Но Банник разозлился и долго молчать не мог.
— Что они там застряли? Нас сюда, а сами шухарят, что ли?
— В прятки играем! — хихикнул щербатый Весельчак.
— Хоть бы сказали, за каким чертом вся эта петрушка! — выругался Банник.
— А как Толстый протиснется в эту дыру? — снова хихикнул щербатый.
— Атас!..
Опять осторожные шаги на лестнице.
Снова двое.
— Идите на нас! — негромко позвали сверху.
— Все в порядке? — голос Купца.
— Да! Отсюда кошки и те разбежались.
Купец шагнул в сторону голосов, но тут же споткнулся обо что-то и упал.
— Чтоб тебе!..
Чиркнула спичка наверху.
— Болван!
Огонек буквально на одно коротенькое мгновение вспыхнул и погас, зажатый чьими-то пальцами.
Но в этой вспышке разведчики, уже готовые броситься к пролому во двор, успели разглядеть шестого.
Узнали его и — не покинули своих укрытий…
Рядом с Купцом возле железной лестницы стоял Аркаша.
Банник сопротивляется
Двое начали подниматься на третий этаж, а Фат, пользуясь шумом, который они производили, быстро отполз на животе к пролому.
Выбросил конец веревки наружу и опустил ее до земли. Шепнул в самое ухо Сливе:
— Жми в милицию!
Слива ухватился за веревку и, почти не перебирая руками, скользнул вниз.
Фат забыл, что лазальщик Слива не особенно хороший, но быстрота, с которой он спустился на землю, была, как это выяснилось вскоре, кстати.
Фат убрал веревку и опять затаился рядом с Генкон.
Если Слива пробежит всю дорогу до милиции — он будет в отделении минут через пятнадцать — двадцать… Потом еще сколько-то понадобится на обратный путь.
— А остальные где ж? — услышали они ворчливый голос Арсеньича.
— Остальные тоже на месте. Хочешь, чтобы все здесь: как в ловушке? — ответил Купец.
Генка подумал: «Догадается или не догадается Слива махнуть через огород Фата?..»
Купец:
— Веселый, гляди за двором. Остальные тихо. Ты тоже слушай! (Должно быть, Весельчаку.)
— Все в ажуре, — сказал откуда-то со стороны щербатый.
Генка облегченно вздохнул: это другие думают, что Слива простачок. Слива прикидывается. Когда надо, он десятерых перехитрит…
— Зачем эти шуточки? — спросил Банник.
— Ты знаешь, как я шучу, — отозвался Купец. — Растолкуй. (Очевидно, Гвардейцу.)
— Дроля напрасно поднял шумон… — сказал Аркаша.
— Почему напрасно? — тут же вмешался Купец.
— То есть не напрасно. Но мусора здесь ни при чем. За нами увязались два шкета.
Толячий даже рот открыл: почему два? Генка и Фат тоже с недоумением уставились в темноте на своего соратника. Но ни Толячий, ни даже Слива не могли бы теперь припомнить, что, говоря «мы», они ни разу не назвали Фата и Генку.
— Захотели поиграть в следователей… — продолжал Гвардеец-Аркаша. — Ну, так вот…
И он коротко поведал всем, что услышал от Сливы и Толячего.
На какое-то время воцарилась тишина.
— А ведь хрен редьки не слаще… — подытожил Дроля.
— Как же теперь? — растерянно спросил Банник.
— Завтра они нас продадут, — сказал Дроля.
— Гляди внимательно! — напомнил Купец щербатому. — А теперь будем вот что… Для того и шуточки затеяны. Уходить всем и сразу бесполезно. Самое большее через полчаса они будут здесь. Гвардеец встречает их. А ты, ты, ты и ты — берете их на себя.
