Валентина Ососкова - Семнадцать мгновений летнего дня
Вечером того же дня я валялся на скрипучем диване с ноутом и шерстил интернет в поисках более подробной информации, посвящённой НР и НРС – «ноже разведчика» и «ноже разведчика стреляющем». Именно так двояко расшифровал мою фотографию поисковик.
Лиза была верна своему слову и добавилась ко мне в друзья, как дошла до дома, но потом пропала из сети без следа. На её странице «ВКонтакте» интересного оказалось немного: десяток фотографий на фоне цветов, пальм и вечерних мостов через Москву-реку, популярные цитаты, репосты, «кроссы» из её инстаграма – цветочки, заброшенные старые машины, которые можно найти в каждом уважающем себя московском дворе, да винтажные портреты, сфотографированные на какой-то выставке – стишки-пирожки и статус «Не теряйте меня!» – самая обычная страничка, одним словом.
В ожидании, пока Лиза появится в сети, я прочитал всё, что нашёл, про НР, НРС, а так же НР-2, НРС-2, и всю возможную сопутствующую информацию, вплоть до объявлений о покупке муляжа НРС-2. Единственное, чего нельзя было вывести из прочитанного – так это что же мы всё-таки нашли, стрелял ли раньше этот нож или полость в рукояти предназначалась для «набора выживания» и вообще как он попал в придорожны кусты… или хотя бы в квартиру, чьё окно выходило на эти самые кусты. Размышляя над этими вопросами, я в который раз разглядывал фотографию, кляня свой не слишком «многомегапиксельный» телефон за качество снимка, мысленно обещал себе набраться решимости и сменить смартфон на модель «помоложе», регулярно проверял, не появилась ли Лиза в сети, и грыз сухарики, обнаруженные в кармане так и неразобранной московской сумки.
Время шло. Дед на кухне гремел сковородкой, жаря картошку, бабушка сидела с ним и смотрела телевизор, критикуя действия политиков и сдержанно хваля министра обороны. «Брешет, ей-Богу, брешет, соловьём заливается, но мысли-то здравые…»
Когда я уже потерял всякую надежду, Лиза вдруг написала и дальше принялась засыпать короткими сообщениями:
«Привет! С мамой ходили покупать шторы, извини».
«Как поиски?»
«Нашёл что-то?»
«Глянь, что я нашла!» – и прислала фотографию клинка крупным планом. От гарды вдоль заточки шла надпись: «АИБ ОТ АГК Герат|У83», а дальше какая-то непонятная арабская вязь.
«Что думаешь?»
Я честно ответил, что не знаю, пообещал ещё подумать и пошёл на кухню – дед звал ужинать. Разговор с Лизой пришлось отложить до позднего вечера.
Наша беседа продолжилась, когда я уже уютно устроился под пледом и готовился отходить ко сну. Лизу история с ножом зацепила невероятно, и она всё закидывала меня всевозможными теориями о том, откуда нож взялся на обочине дороги, кто его хозяин и что может значить гравировка. Я коротко сообщил, что нож – НР/НРС, военный, холодное оружие. Герат, как нашла Лиза, располагался в Афганистане, но что означают «АИБ ОТ АГК» и «УВЗ» (или «У 83», или «483», или «98 з», или…) – мы не знали.
Исчерпав все идеи, Лиза перешла в разговоры «о жизни», начала рассказывать что-то про московских друзей, мечту поступать на исторический в МГУ и семейные неурядицы. Я отвечал односложно, чаще – смайликами, а о себе писал мало и неохотно. Что я?
«А у тебя есть девушка?» – вдруг спросила меня Лиза.
«Есть», – не стал отпираться я. Согласился, что красивая, умная и любит тот же сорт мороженного, что и я – фисташковое. Зовут Дарьей, можно Дасей, но никак не Дашей, и живёт она в Москве.
От этой слишком личной темы Лиза легко соскочила обратно на нашу находку и после некоторых раздумий спросила, а есть ли у меня кто-нибудь, кто сможет прочитать арабскую надпись, и тут я, подумав несколько секунд, вспомнил вдруг об Арабе.
Стоит сказать, что Араб в нашем городе был личностью своего рода легендарной. Поговаривали, что он завязан с бандитами, со спецслужбами, с инопланетянами и сектантами, что у него папа то ли профессор, то ли дипломат, то ли художник, то ли у него отца вовсе нет, а может, не было вовсе, современные достижения биологии и не такое позволяют, или, столь же вероятно, Араб – внебрачный сын какого-то нефтяного шейха, а то и вполне себе «вбрачный», но скрывается в нашем городке от международной мафии… Слухов, самых различных, диких и правдивых, ходила масса. Достоверно было известно только то, что у Араба была здесь своя молодёжная «тусовка», с которой они катались на роликах по одному из парков, и мастерская, где он набивал тату, чинил ролики и рисовал потрясающе стильные портреты одним росчерком кисти туши. Ещё Араб регулярно мотался в Москву, никогда не объясняя, зачем, а на татуировках, роликах и картинах вместе взятых зарабатывал денег не больше, чем тратил на оборудование для своего тату-салона, тушь с рисовой бумагой да «роллерские примочки» для себя и своих друзей. Но на бедность при этом не жаловался никогда и вообще, по ощущениям, денег не считал.
О родителях своих Араб не говорил, вероятно, из сострадания к тем, кто распускал о нём дикие слухи, дабы ничего случайно не опровергнуть, а если и упоминал вскользь – то выдавал настолько противоречивые пассажи, что сомнений не оставалось: всё, что он рассказывает, он сочинил только что.
А ещё он знал кучу всяких экзотических по меркам простых обывателей языков, типа японского, тайского или монгольского. Ну и не зря же его звали Арабом – арабский он, разумеется, знал тоже.
Было ему где-то меньше тридцати, но точно больше восемнадцати. Не такой уж и высокий, но точно выше среднего. Для русского – смугл и черняв, но точно не «татарин». Вполне открытый, но точно не ближе, чем в рамках мастер-клиент – попытки завязать дружбу им попросту игнорировались.
Выбирал он себе друзей по каким-то одному ему известным принципам. Звал кататься на роликах, охотно откликался на любые просьбы – хоть у родителей отпросить, хоть денег одолжить, хоть помочь склеить воздушного змея – и был рад видеть в любое время дня и ночи. Если когда-то родители и переживали за своих чад и потенциальную «дурную компанию» (а то и что похуже!), то к настоящему моменту давно смирились с наличием Араба и даже здоровались с ним на улице.
Не всякий роллер мог войти в его компанию, а кто-то «на колёса» и вовсе впервые под руководством Араба вставал.
… Одним из таких «избранных» был и я. Не то чтобы мы с Арабом подружились после того, как он мне починил ролики – вовсе нет, я с некоторых пор не катался, но Араб про меня всё равно не забывал, мечтая, наверное, однажды заново «расшевелить».
Если кто и мог помочь в расшифровке надписи – то только он.
Отвечая Лизе короткое: «Да, есть один знакомый», – я вдруг спохватился, что по понедельникам Араб имел обыкновение всегда куда-то уезжать на весь день, на завтра я договорился со своей девушкой погулять по Москве, а сегодня как назло заканчивалась суббота…
Встреча с Арабом откладывалась по меньшей мере на двое суток, что никак не могло обрадовать Лизу. Пришлось сказать ей об этом сразу, пока она не начала планировать.
Лиза молчала долго, только то и дело мелькала пиктограмма карандаша в поле сообщений, сигнализируя, что мне порываются что-то написать, но каждый раз останавливаются. Наконец, она коротко спросила, нету ли других вариантов, но, увы, у меня оных не было. Снова возникла пауза.
За распахнутым окном вдруг зашелестел по кустам дождь, повеяло ночной летней сыростью. Природа принимала душ, словно напевая при этом незатейливую песенку, которую дождевые капли отстукивали по карнизу. Переменчивый ветер то взмахивал тюлем, так что до меня долетали брызги дождя, то стихал, то принимался мерно колыхать занавеску, будто я перенёсся в подводное царство.
Скрипнула дверь, и ко мне вошла бабушка, ворча, что нечего полуночничать и глаза ломать с ноутбуком, а то до полудня меня потом не добудишься. Гордо и несгибаемо прошествовав мимо меня, бабуля сердито захлопнула окно, оставив для «свежего кислорода» одну форточку, погрозила мне пальцем и – осталась стоять, ожидая, пока несносный внук, то есть я, не выключит свой слишком маленький для здорового зрения компьютер. Местная-то «машина» красовалась подаренным моими родителями ультрасовременным четырнадцатидюймовым монитором, за временной ненадобностью прикрытым кружевной салфеткой – включался компьютер, только когда дед садился писать очередную статью, а в последнее время он это делал редко, под настроение.
С показным вздохом я послушно захлопнул крышку ноута и отложил его на тумбочку в изголовье дивана. Спорить с бабулей на ночь глядя было бесполезно – она слишком хорошо меня знала и слишком ответственно относилась к миссии по моему воспитанию, с которой, по её мнению, родители мои категорически не справлялись, да и не могли справиться по определению.
Удовлетворённая моей покладистостью бабушка пожелала мне спокойной ночи и удалилась, а я, выждав пару минут, как ни в чём не бывало вернулся к переписке.
