Дмитрий Сергеев - Загадка Большой тропы
Дом стоял на отшибе. Сразу за ним начинался кустарниковый лесок, куда убегали овечьи тропки. Забор вокруг двора развалился. Мрачная пустота заброшенного жилья поразила воображение Гриши. Ему уже рисовалась увлекательная тайна. В самом деле, в таком доме только привидениям и водиться. Павел Осипович немного задержался и внимательно осмотрел дом. Открыли скрипучую калитку и прошли во двор. Двор зарос крапивой и полынью. Дверь в дом заделана накрест приколоченными плахами. Даже ход на чердак забит досками.
Небольшой дом Романа стоял под бугром, тоже на окраине деревни. По размерам он больше походил на курятник, чем на человеческое жилье. Странно, почему это братья забросили просторный дом и поселились в избенке?
— Есть кто дома? — спросил Речинов, отворив дверь.
Никто не отозвался.
— Нету, что ли, никого? — снова спросил он, переступая порог.
— Проходи, коли уж вошел, — послышался изнутри не очень-то гостеприимный голос хозяина.
Вошли в полутемную избенку. Большую часть ее занимала огромная русская печь. Два окна, из которых половина стекол выбита и заменена досками и фанерой, давали мало света, хоть и были обращены в солнечную сторону. Половицы перекосились и скрипели под ногами. Около стенки под окнами стояла широкая лавка, рядом с ней неуклюжий стол; в переднем углу закопченные образа, под ними древний, обитый жестью сундук. Кроватей не было. Их заменили полати, пристроенные над печкой под самым потолком.
Братья, удивительно похожие друг на друга, оба бородатые, с квадратными плечами, одинаково сутулые, внимательно смотрели на вошедших. Один из них сидел на сундуке лицом к окну; в руках он держал ичиги и иголку с дратвой. Второй за столом на лавке заряжал патроны к берданке. В доме пахло табаком и потными портянками.
— Здравствуйте, хозяева! Добрый день! — одновременно приветствовали Речинов и Братов.
— Присаживайтесь, где стоите, — предложил один из братьев, тот, что сидел на сундуке, а сам, не глядя на гостей, продолжал свое дело. Взял иголку в губы, отчего лицо его сделалось сосредоточенным, достал с подоконника шило и не спеша стал прокалывать дыры в подошве.
— Мы к тебе, Степан, по делу, — сказал Речинов.
— Ну, сказывай. — Степаном оказался тот, что снаряжал патроны.
— Дом у тебя без толку пустует. — Оба брата подняли головы и, как показалось Грише, недружелюбно поглядели на председателя. — Сдал бы ты его в аренду геологической партии на лето.
— Кому это? — спросил Степан.
— Да вот ему, начальнику партии. Дом-то зря разваливается.
— Не ты строил, не тебе и жалеть.
— Так-то оно верно, — согласился Речинов. — Да ты о людях подумай. Им дом нужен. Для пользы будет.
— Кому польза?
— Мы вам за аренду хорошо заплатим, — решил вмешаться в разговор Павел Осипович. — И дом отремонтируем: окна вставим, щели законопатим…
«Видно, хозяева мужики зажимистые», — подумал он про себя.
— Нам в том доме не жить. И этого за глаза.
— Ну так и дело с концом, — быстро проговорил Речинов. — Сразу и решим: сколько вам положить на лето?
— Нисколько не нужно.
— Так-то оно и лучше.
— В дом я никого не пущу. Вот и весь сказ мой.
— Эк, какой ты, — сокрушенно покачал головок Речинов.
Павел Осипович вздохнул:
— Ну что ж, если так, придется в другом месте искать.
— Зачем же в другом месте, — возразил председатель сельсовета. — Дом ведь зазря пустует. Он, Степан-то, еще одумается.
— Мне думать неча.
— Ну, хорошо, — согласился Павел Осипович. — Хоть и жаль.
Он решил подействовать на братьев по-иному.
— Может, кто из вас на работу к нам пойдет? — обратился он к Елизовым. — Для партии нужны хорошие проводники, а про вас здесь слава как про лучших охотников.
— Это чего делать? — спросил Роман.
Если внешне братья ничем не отличались друг от друга, то по голосу их легко было узнать: у Степана громкий рокочущий баритон, Роман же говорил глухим, словно придавленным, басом.
— Работа простая, — объяснил Павел Осипович. — Сопровождать нас в тайге, следить за лошадьми, отыскивать тропы. Вы, наверное, здесь все пади знаете и по Каменной не раз ходили.
— А где вы собираетесь ходить?
— В верховьях Каменной, ну и в соседних речках тоже.
— А что делать-то или искать чего?
— Смотреть будем, какие камни здесь в горах, потом карту составим. Ну и золото искать станем тоже.
— Ишь ты! — глухо выдавил Роман. — Камни смотреть? А чего их смотреть: камень он камень и есть, хошь сколь на него смотри. Да и нешто по камням карту делают? А золота тут нету.
— Отродясь не бывало, — подтвердил Степан.
— Так вовсе и нету? — спросил Речинов.
— Вовсе нет. А то бы давно сыскали, охотников много ходит.
— А про Рудакова не слышал? — напомнил Павел Осипович.
— Как же, слыхал. Только разговоры — не золото.
— А как же все-таки насчет работы? Пойдет кто из вас? А то и оба идите. Мы и двоих возьмем.
Братья переглянулись.
— Нет, не подходит это нам, — сказал Степан.
— Не наше дело, — подтвердил Роман и снова потянулся за шилом.
…Когда отошли от дома, председатель смущенно почесал за ухом:
— Вот он какой народец у нас тут.
— Что же, все такие?
— Нет! Где же все. Таких-то больше и не сыщешь. Пойдемте, я вам еще один дом покажу. В нем, правда, живут двое стариков. Ну да они к кому-нибудь переберутся. Сейчас лето — не зима, детей малых у них нет.
Павел Осипович посмотрел на Гришу и вдруг спохватился:
— Ты, Гриша, беги. Тебе, наверно, наскучило уже с нами. Побеседуем в другое время.
День в Перевальном
Гриша отправился разыскивать Наташу. Ему не терпелось рассказать ей о таинственном доме братьев Елизовых, и еще просто хотелось увидеть ее.
Наташу он нашел во дворе базы. Она стояла около сарая рядом с невысоким седеньким старичком, конюхом партии. Рядом нетерпеливо топтались лошади. Наташа держала под уздцы стройную гнедую кобылицу и поглаживала ее по морде. Лошадь пугливо косилась большими карими глазами, вздрагивала и шарахалась в сторону. Конюх, дедушка Васильев Кузьма Прокопьевич, держал за поводья еще трех лошадей. Кони были арендованы на лето в колхозе; их недавно пригнали из табуна. Раньше на них работали, но за время, проведенное на воле, лошади отвыкли от уздечек, упряжи и пугались людей. Их только накануне заново перековали. Все это были низкорослые монгольские лошадки, привычные к тяжелому труду и неразборчивые в корме. Лишь гнедая кобыла отличалась от всех своим изящным и поджарым телом.
— Гриша, где ты был? — крикнула Наташа, едва завидела мальчика. — Поедем на озеро коней поить.
Гриша вошел во двор и с опаской приблизился к беспокойно топчущимся коням. Он ни разу не имел дела с лошадьми.
— Не бойся, иди смелее. — В голосе Наташи вовсе не слышалось насмешки, просто она по-товарищески подбадривала. Но и этого было достаточно, чтобы Гриша с самым независимым видом подошел ближе, словно всю жизнь только и занимался лошадьми. Правда, при этом он тревожно посматривал на их сильные подкованные ноги. Он сделал попытку погладить Наташину лошадь по шее — та резко рванулась в сторону, так что девочка еле удержала в руках повод.
— Она пугливая, — предупредила Наташа и осторожно, плавным движением погладила напуганную лошадь, потом достала из кармана кусок сахару. Кобыла фыркала, косилась на руку — не решалась взять предлагаемое лакомство — и продолжала пятиться назад, туго натягивая повод.
— Она еще не пробовала сахару, — сказала Наташа. — Но я ее приучу. Сахар они любят. А еще лучше давать соль. Соль каждый конь ест. Я всегда так приручаю лошадей. Они меня потом узнают и сами подходят, не боятся.
Дед Кузьма разрешил ребятам прокатиться на конях к водопою. Можно было, правда, свести лошадей по крутой тропе к реке, но Наташа предложила проехать к озеру, там заодно можно и самим выкупаться. Себе Наташа выбрала гнедую кобылу.
— Ты бы, внучка, села лучше на Воронка: он посмирнее.
— Ничего, деда, и эта будет послушной. Как ее звать?
— Да как — Гнедуха.
Гриша для начала решил сесть на смиренного Воронка. Взобраться на коня ему помог дед. Лошади были без седел, только занузданы. Держаться на подвижной спине коня без седла оказалось не простым делом. Грише сразу же пришлось вцепиться руками в гриву. Старый Воронок легким шагом затрусил вслед за удалой Гнедухой. Наташа держалась легко, привычно и могла даже всем корпусом оборачиваться назад. Пока выезжали со двора, она сдерживала рысистую кобылицу, но сразу же за воротами отпустила повод и легонько поддала под бока каблуками. Лошадь резво пустилась в рысь. Наташа пригнулась к гриве и довольная, разгоряченная, сияя глазами, оглянулась на Гришу. Воронок по своей доброй воле тоже перешел на тихую тряскую рысь. Гришу бросало вверх-вниз; он едва держался, вцепившись обеими руками в жесткую гриву.
